Этот случай многому меня научил. Я теперь во время экзамена обязательно несколько раз выскакиваю в коридор и обшариваю его в поисках затаившихся двоечников, для верности голосом Цирцеи, завлекающей путников с целью превращения их в свиней, и с ее же коварством возглашая: «Кто ко мне? Заходите, не стесняйтесь, мы только вас и ждем».

Ехидные подруги велели обязательно посчитать, с какого раза я, наконец, сумею поставить гениальному парню «три». Что рано или поздно придется, очевидно было сразу: студент коммерческий, а их не отчисляют, пока родители готовы носить деньги в кассу. Раньше из подобных экземпляров составляли отдельную группу, за которую преподавателям дополнительно платили, а теперь экономно подсаживают к обыкновенным, бюджетным. Дураков, желающих бесплатно тратить массу времени на бесконечные пересдачи, даже среди работников вузов немного, поэтому все предметы, кроме математики, коммерческие студенты обычно спихивают быстро. Что касается меня, я встречалась с милым юношей каждую неделю на протяжении двух месяцев.

«Зачем? – удивитесь вы. – Не проще было бы плюнуть на все и, не глядя, расписаться в зачетке, раз другого выхода все равно нет?» Конечно, проще, но проницательный читатель, наверное, давно заметил мое патологическое упрямство.

Однако дело не только в этом. Я глубоко убеждена, что на человеке никогда нельзя ставить крест. Вдруг взять и решить: «Он дурак и никогда не сообразит» или «Он подлец, не жди от него хорошего». Люди способны в любой момент нас удивить, сорвав ярлыки, которые мы на них навесили.

Много лет назад со мной произошел забавный случай. В университете Любовь Николаевна, преподаватель по математическому анализу, сразу расспросила нас, из каких мы школ. Большинство закончили специализированные, лишь я да еще парочка изгоев учились в самых обыкновенных. Было не слишком приятно выслушивать фразы вроде: «Как, вы не проходили элементарных вещей? Ну разберитесь самостоятельно, ведь все нормальные студенты уже давно их знают».

Я разбиралась, хоть и не без труда. В первой же контрольной работе нам среди стандартных заданий дали одно повышенной сложности. Никто в группе не сумел его правильно решить. Робко приблизившись к Любови Николаевне со своим листочком, я поинтересовалась, в чем моя ошибка.

– А я у вас это задание и проверять не стала, – пожала плечами преподаватель. – Раз его не решили выпускники лучших школ, от вас толку ждать тем более не приходится.

Мне стало так обидно, что, несмотря на застенчивость, я настойчиво попросила:

– А вы все-таки посмотрите, пожалуйста.

Любовь Николаевна глянула – и тут же вызвала меня к доске, потребовав, чтобы я объяснила приведенное доказательство. Причем она задавала каверзные вопросы после каждого логического перехода, явно подозревая, что я с кого-то списала, сама не понимая, что к чему. Тем не менее сбить меня ей не удалось, и выяснилось, что решение я нашла верное, хоть и нестандартное.

В тот день я дала себе обещание: если стану преподавателем (мне хотелось этого с детства), постараюсь никогда не поддаваться предубеждению и, оценивая студента, каждый раз начинать с чистого листа. Не вспоминать его просчеты, а видеть то, что есть на данный момент.

Кстати, коммерческий Юрий в итоге подготовился-таки к экзамену, постепенно втянулся в занятия – и вскоре был переведен на бюджетное отделение, после чего за мною две недели гонялся его отец с мешком подарков. Я ловко уклонялась от встречи, прячась в кабинках женского туалета.

«Зачем было прятаться? – опешите вы. – Вас искренне хотели поблагодарить». Ага, поди это кому объясни. Любимый министр даже ЕГЭ ввел, преследуя одной из главных целей искоренить взяточничество среди преподавателей, да и телевизор часто пугает зрителей рассказами о нашем гнусном вымогательстве. Вдруг речь о таких, как я? Ведь вымогла, злодейка, никуда не денешься – и даже подержала две секунды в руках огромный пакет, разрисованный розами, а потом, сообразив, что к чему, бросила его на пол и позорно ретировалась. Неудобно было обижать человека, действующего от чистого сердца, однако я предпочитала не рисковать.

Прошло два года, но и сейчас, случайно встретив меня в институте, Юрий с опасностью для жизни бросается наперерез, громко возглашая:

– Александра Игоревна, здравствуйте! Я Юра, который когда-то у вас учился. Ну, тот самый!

Не скрою, обычно внешний вид своих бывших студентов я забываю моментально – дай бог помнить сто двадцать студентов актуальных. Однако Юрия и ему подобных сразу узнаю по безудержной, немного смущенной улыбке, которая при виде меня невольно возникает у них на лицах. Представьте себе: жил на свете зомбированный, не умеющий думать и адекватно воспринимать действительность человек. не жил – скучно существовал. а потом вдруг у него разблокировались мозги, и мир в одночасье заиграл перед ним яркими красками и замерцал полутонами. Все, увиденное новыми глазами, навсегда запечатлелось в подсознании как источник счастья: и задрипанная университетская аудитория, где произошло очередное чудо рождения разума, и серый пейзаж за окном – а заодно я с математическим анализом, тайным, но грозным орудием для углубления извилин. Повезло мне с работой, правда?

А вы позволите немного лирики? Ну не вечно же мне, для маскировки улыбаясь, плеваться ядом? Ведь даже рекордсмен данного занятия, обитатель саванн кобра черношейная, может плюнуть подряд всего лишь двадцать восемь раз, а потом вынуждена уползти, дабы набраться сил. А я – отнюдь не рекордсмен. Иногда мне кажется, что по природе во мне и яду-то ничуть не больше, чем положено нормальному человеку. В идеале сидела бы преспокойно под камушком со своею маленькой порцайкой да экономила ее про черный день. Не тут-то было! Нами правят опытные доильщики змей.

Они знают, что для выработки новой дозы следует вывести рептилию из душевного равновесия – ударить электрическим током, например, или просто неожиданно схватить за голову. Вероятно, мой яд обладает особой ценностью, и его надеются обменять на большое количество конвертируемой валюты, столь необходимой, как в целом нашему государству, так и отдельным его представителям, – иначе не могу объяснить, почему начальство большое и малое с удивительным постоянством хватает меня за голову.

Но воспользуюсь кратким затишьем. Сегодня выходной, и малого начальства рядом нет. Телевизор обесточен, нечитаная газета брошена в мусорное ведро настолько ловко, что я не разглядела ни заголовков, ни даже фотографий на первой странице, – вот так мы, хитрые кобры черношейные, расправляемся с начальством крупным. Помните, что говорил Карлсон, с упоением наблюдая, как ведущие политической передачи, стоит щелкнуть переключателем программ, исчезают с экрана? «Старички во всем слушаются моей команды».

Конечно, стоит выйти на улицу, безмятежности тут же настанет конец, и неважно, что будет причиной – вонючая гора объедков возле мусорного бака, мимо которого хожу в магазин, цена гречки в означенном магазине или что-нибудь другое. Только я не выйду. Я сварю себе крепкого кофе, собственноручно помолов зерна (боже, что за аромат!), съем разом полшоколадки, и долгожданные эндорфины, они же гормоны радости, бодрыми струйками потекут в мозг. Потом поставлю диск Высоцкого и услышу: