Леди Уэстон подошла к нему и приложила дрожащую ладонь к влажному лбу дочери.
— Сначала необходимо освободить вас от мокрой одежды.
Джеймс судорожно сглотнул. Эти слова, сама мысль снять с Иззи одежду — слишком зыбкая почва, откуда нет возврата. Он вздохнул. Оглядываясь назад, всегда хорошо видишь, где оступился.
— Позвать лакея, чтобы он отнес Иззи наверх, к ней в спальню? — спросила леди Уэстон. — Ты, должно быть, измучился.
— Я сам ее отнесу. — Джеймс был почти уверен, что никогда больше не сожмет ее в объятиях. Так будь он проклят, если позволит какому-то лакею отнять у него эти последние сладостные мгновения.
— Наверное, так будет лучше. Ее новая комната на третьем этаже в противоположном конце коридора от комнаты Генри. Я сейчас же поднимусь туда. Слуги, должно быть, уже разожгли камин. Мне надо сообщить Оливеру, что вы вернулись. Он уже собирался сам за вами пойти.
— Я пытался уговорить ее вернуться со мной домой сразу же, но…
Губы леди Уэстон слегка изогнулись.
— Могу себе представить, как она отнеслась к твоим уговорам после… — она всплеснула руками, — после случившегося.
— Послушайте, я…
— Ты не должен ничего объяснять, — покачал а она головой. — Во всяком случае, мне. — Леди Уэстон печально улыбнулась. — Хотя я надеялась, что ты станешь мне сыном через женитьбу, я хочу, чтобы ты знал: что бы ни случилось, ты навсегда останешься, для меня сыном в моем сердце. А теперь иди. Я поднимусь, как только поговорю с Оливером.
У Джеймса слезы подступили к глазам. Он готовился противостоять гневу и обвинениям, а вместо этого встретил понимание и беспредельную любовь, чего, на его взгляд, явно не заслужил. Теперь он еще больше страдал от чувства вины и сожаления, и без того терзавшего его уже долгое время.
Джеймс направился к лестнице. Как только он устроит Иззи, сразу же вернется в Шеффилд-Парк, переоденется в сухое и согреется. Утром он упакует вещи и отправится в Лондон, где займется делами отъезда, который позволит ему оставить все это позади. Он Отбудет из страны в пределах недели, а учитывая положение на войне, когда чертовы голландцы присоединились к лягушатникам, а проклятые испанцы, похоже, собираются сделать то же самое, ему здорово повезет, если он когда-нибудь снова вернется на английскую землю. Возвратившись в Шеффилд-Парк, он переоденется в сухое, согреется и напьется до бесчувствия.
Джеймс отворил дверь в комнату Иззи и, подойдя к кровати, осторожно уложил на нее девушку. Он погладил ее по щеке, затем наклонился и нежно поцеловал в губы. Она сразу открыла глаза, мечтательно улыбнулась и смущенно огляделась вокруг.
— Джеймс?
— Ты потеряла сознание, — сказал он ей, — но теперь все будет в порядке.
Он на шаг отступил от кровати. Нужно было скорее уходить отсюда. Он не мог встретиться с лордом Уэстоном — только не теперь, пока еще нет. Проклятие, пока роскошное тело Изабеллы не выходит у него из головы, вряд ли он сможет взглянуть в лицо ее отцу. Слава Богу, Генри не было дома — он отправился на охоту в Шотландию.
— За доктором уже послали, а твоя мама придет с минуты на минуту и…
— Джеймс? — повторила она снова, теперь уже полностью очнувшись. Ее огромные голубые глаза заклинали его, умоляли сказать, что все это было лишь дурным сном. Бог свидетель, как ему хотелось, чтобы он мог. Судорожно сглотнув, Джеймс наклонился и коснулся ее виска последним легким поцелуем, стараясь запечатлеть в памяти и нежность ее кожи под его губами, и распространявшийся от нее сладковатый запах жимолости.
— Прощай, Иззи, — произнес он, повернулся и быстро покинул комнату, направившись к черному ходу. Хвала святым угодникам, ему удалось незаметно выбраться и возвратиться в Шеффилд-Парк без дальнейших приключений. Впервые за весь этот проклятый день все прошло как следует, отметил он про себя.
Приглушенные звуки голосов проникли в ее сознание, и Изабелла беспокойно пошевелилась. Медленно выбираясь из полудремотного состояния между сном и бодрствованием, она осознала три вещи. Во-первых, ее мучила боль. Ужасная. Во всем теле. Ее в жизни никогда не били, но Иззи была уверена, что избитый человек чувствует себя именно так. Во-вторых, ее левая рука была мокрой, но ей не хотелось выяснять почему. И в-третьих, по крайней мере две из ее сестер находились в комнате.
Иззи открыла глаза, закрыла их и открыла снова. Затем быстро заморгала, стараясь рассеять двоящееся видение, парящее над ее лицом.
— Она проснулась? — спросила одна круглая физиономия.
— Она открыла глаза, разве нет? — ответила вторая.
— Ну да, но непохоже, что она проснулась.
— Ты когда-нибудь спала с открытыми глазами?
— Откуда мне знать, ведь я спала…
Иззи застонала, сообразив, что раздвоенное видение на самом деле всего лишь лица двух ее сестер-близнецов, Корделии и Имоджен. Не успела она обрадоваться тому, что у нее не двоится в глазах, как от шумной перепалки между Лией и Дженни у нее застучало в висках. Слегка повернув голову, Иззи поняла, почему у нее мокрая рука. Малютка Порция сидела рядом с ней на кровати. Правой рукой она сжимала руку Иззи, а левую держала во рту. Порция любила сосать пальцы.
И Иззи с брезгливой покорностью наблюдала, как Порция вытащила руку изо рта и наклонилась, чтобы нежно похлопать старшую сестру по руке слюнявой ладошкой. Наверное, это означало, что она ее жалеет, но Изабеллу это мало утешило. Какими бы благими ни были намерения крошки, конечный результат был все тем же — левая рука Иззи была покрыта детской слюной. Тьфу!
— Мама, она про-сну-лась! — крикнула Лия в коридор за дверью. Иззи снова застонала. Ее мать имела склонность немного, как бы это сказать, излишне усердствовать, когда дело касалось заболевшего.
— Дорогая! — Мама вошла и поцеловала Изабеллу в лоб. Следом появилась Оливия. — Как ты себя чувствуешь?
Иззи застонала. Похоже, это было единственное, на что она была способна.
Мать нахмурилась:
— Так плохо? Доктор сказал, что ты немного ушиблась, когда упала, и что лодыжка твоя будет болеть еще несколько дней, но он думал, что как только тебя переоденут и ты согреешься, тебе станет намного лучше.
— Джеймс? — хрипло вымолвила Изабелла.
Ее мать оглядела комнату, отметив несколько любопытных мордашек, в ожидании уставившихся на нее.
— Лия, Дженни, я уверена, что миссис Дэниелс давно ломает голову, куда вы девались. Оливия, почему бы тебе не взять Порцию и не отнести ее в детскую?
Послышался хор протестующих голосов, но под неумолимым взглядом матери все вышли из комнаты.
Леди Уэстон закрыла за ними дверь и присела на край кровати рядом с Изабеллой.
— Нам нужно говорить тихонько, — мягко сказала она, — потому что мы обе знаем, что все они сгрудились в коридоре, прижав уши к двери.
Изабелла кивнула и улыбнулась, потому что понимала, что ее матери от этого будет легче.
— Где Джеймс? — спросила она.
Мать, должно быть, прочла ее мысли, потому что встала и налила Изабелле стакан воды из графина на прикроватной тумбочке. Она помогла дочери сесть в постели, сочувственно ахая каждый раз, когда болезненный стон срывался с губ Иззи.
— Мое бедное дитя, — прошептала она.
Иззи с подозрением прищурилась. Что мама имела в виду и телесные боли или боли сердечные? Наверное, и те и другие, решила девушка. Напрасно было надеяться, что ее отец будет держать новости об унизительных событиях этого дня при себе. И где теперь Джеймс?
Должно быть, она произнесла этот вопрос вслух, потому что леди Уэстон ответила:
— Он украдкой ушел, пока я ходила к твоему отцу сообщить, что вы оба вернулись. Уверена, что он покинул тебя только для того, чтобы сменить мокрую одежду. — Мать ободряюще улыбнулась, лишь для того, чтобы успокоить Изабеллу, но чувствовалось, что она сама в это не верит.
— Значит, он ушел, — сказала Изабелла.
— О, дорогая, он обязательно вернется.
— Нет, мама, он не вернется. Он… он меня не любит. Он хочет завербоваться в армию. Он сказал, что постарается уехать как можно скорее. Ему легче. — Иззи судорожно сглотнула, с трудом сдерживая слезы. — Ему легче умереть, чем жениться на мне.
