— Корри! — вдруг воскликнула Эстер. — Ты все еще здесь? Ты же завтра не сможешь стоять на ногах!

— Кто это? — спросил Гордон.

— Наша прислуга, дорогой. — Эстер не выдержала и засмеялась. — Ты не узнаешь собственных слуг! Можете вы этому поверить, Бернард? — Ее двойной подбородок затрясся в такт с чудовищно массивной грудью.

— Кто обращает внимание на прислугу?. — со смехом, чтобы подыграть жене, ответил Гордон, не желавший выглядеть полным идиотом. — Вечно они мечутся туда-сюда, как кролики.

Бдительная память Бернарда Даймса тут же включилась в работу. Кэрри? Ему когда-то уже приходилось слышать это имя. Да и лицо — его он тоже определенно где-то видел. Кэрри? Не в состоянии вспомнить, он почувствовал легкую злость на себя.

— Вы не будете против, если она немного задержится? — обратился Бернард с вопросом к Эстер.

— Само собой нет! Я просто пошутила! Кэрри высыпается всегда, во сколько бы она ни легла спать. — Она покровительственно улыбнулась. — Не правда ли, моя милая? — И шепотом, слышным каждому, добавила:

— Девчонка просто золото! Работает как негр! — Послышалось глупое хихиканье. — О!

Что это я такое говорю!

В этот момент Кэрри решила, что должна подыскать себе другую работу. И пусть миссис Эстер Бекер сама убирает за собой свое дерьмо.

После того как ушел последний гость, Бернард Даймс уселся у себя в кабинете, плеснув в стакан своего любимого бренди. Звонком вызвал швейцара.

— Роджер, там была эта девушка, что помогала тебе управляться с одеждой. Если она еще не ушла, пришли ее ко мне.

— Хорошо, сэр. Она была очень хорошей помощницей, — заметил Роджер. — Как раз то, что нам нужно. Бернард сделал вид, что изумился.

— Другими словами, ты хочешь, чтобы я попросил миссис Бекер уступить нам ее?

— Неплохая идея, сэр. Даймс расхохотался.

— Удивляюсь я, глядя на тебя, Роджер. Переманивать чужую прислугу — это так на тебя непохоже! Лицо Роджера сохраняло невозмутимость.

— Знаю, сэр. Но иногда это единственно возможный ответ.

Внизу в кухне миссис Смит, пьяновато покачиваясь, укладывала в бумажный пакет богатый набор изысканных закусок. Подобные вечера были хороши еще и тем, что слугам, в том числе и приглашенным, дозволялось уносить с собой все то, что не доели и не выпили гости.

Бармены разбирали пустые бутылки, а шведка, сменив униформу официантки на довольно смелое платье ярко-желтого цвета, сидела у задней двери и листала какой-то киножурнал. Повар, ее муж, упаковывал в сумку свои принадлежности.

Кэрри ставила в буфет вымытую посуду.

Оставив бутылки, к ней приблизился один из барменов.

— А не захочет ли наша красоточка продолжить веселье?

Кэрри смерила его отсутствующим взглядом.

— Ну? — настойчиво протянул он. Она отрицательно покачала головой. Парень было собрался привести более убедительные аргументы, однако в эту минуту на кухню вошел швейцар.

— Мистер Даймс просит тебя подняться к нему наверх, Кэрри. Прямо сейчас.

Поездка не принесла Джино никакого удовольствия, а свадебная церемония — и того меньше. Он едва мирился с присутствием Синди в номере отеля, и после происшедшей между ними безобразной ссоры супруги прежде времени вернулись в Нью-Йорк, почти не общаясь друг с другом.

Синди кипела от негодования. Своим поведением Джино лишний раз подтвердил: она для него не более чем вещь, нечто вроде его костюмов или машин. Ну конечно же, он этого не говорил. Однако она и так знала, сама. Он позволил себе смеяться над ней — по его мнению, она в присутствии других гостей корчила из себя дурочку. Идиот! Что он понимает? Да каждый ее новый знакомый там до сих пор, наверное, пачкает по ночам простыни.

— Тебе не следовало бы одеваться во все белое, — заметил он.

— Это почему же?

— В белом должна была быть только невеста.

— Вот как? Кто это сказал?

— Это я говорю. Есть определенный этикет или нечто вроде него.

— Этикет! Этикет! А я и не знала, что тебе известно такое слово.

Плюх'. Впервые за все время, что они были вместе, Джино ударил ее. Она набросилась на него, как дикая кошка: кусаясь и царапаясь.

Отшвырнув Синди от себя, Джино вышел, оставив ее в тишине и одиночестве, а сам в ближайшем баре напился в стельку. На него это было непохоже. Обычно он гордился тем, что всегда в состоянии контролировать свои чувства и оставаться трезвым. Но сейчас ему было не до этого. Синди! Она посмела выставить его на посмешище, подобно последней шлюхе крутя своим передком на виду у собравшихся! Плюс еще этот Франклин Дзеннокотти, давший понять, что видит в нем все того же маленького шпаненка, не способного отличить дерьмо от конфетки.

И в довершение всего — Леонора. Он давно уже преодолел в себе эту боль — во всяком случае, он был в этом уверен. Так нет же. Стоило ей только появиться, как сам облик ее вновь всколыхнул забытую горечь.

Она была такой холодной и неприступной, как будто это он совершил в отношении нее нечто ужасное, а вовсе не наоборот. Это никак не укладывалось в его голове.

Он дождаться не мог возвращения в Нью-Йорк.

Прожевав зубок чеснока, Алдо сказал:

— Слава Богу, что ты наконец вернулся. Джино расхаживал по офису, в каждом шаге чувствовалась распиравшая его злость.

— Господи! Уехал всего на несколько дней, возвращаюсь и что же тут нахожу? Кучу дерьма! — Голос почти срывался в крик. — Ты что, сам ничем не в состоянии управлять?

В лицо Алдо бросилась краска.

— Неприятностей никто не ожидал, все шло очень гладко.

— Как же. Я потратил на смазку столько, что, казалось, мог бы быть уверенным в этом. — Кулак Джино с размаху опустился на стол. — Где этот долбаный Парнишка?

— Ему здорово досталось, Джино. Они хорошенько поработали над ним.

Взгляд Джино сделался совсем тяжелым.

— Тупоголовые идиоты. Почему это он выехал один?

— Как обычно.

Да. Джэкоб Коэн. Джейк. Парнишка. Ему нравилось все делать по-своему. Быть независимым. Быстрым и опасным. Может, чересчур быстрым.

— Доложи-ка еще раз факты, — приказал он Алдо.

— Я же говорил тебе…

— Повтори.

Алдо не стал спорить. От Джино шли волны едва сдерживаемой ярости.

— Деньги он собирает по субботам, как всегда. Так вот, он садился в свою машину на Сто пятнадцатой улице у кондитерского магазинчика…

— Гамбино? — перебил его Джино.

— Да. В общем, когда он садился за руль, на него сзади напали трое…

— И он никого не видел?

— Нет. Его повалили, зверски избили, отняли сумку с деньгами и бросились бежать.

— Куда?

— Что?

— В каком направлении? Алдо пожал плечами.

— Этого я не знаю.

— Мои шестьдесят тысяч, а ты не знаешь.

— Мне известно только то, что рассказал мне сам Парнишка.

— Он явился прямо сюда?

— Да. Весь в крови, его трясло. Я велел Реду отвезти его домой.

— Успокоить и налить стакан горячего молока? Алдо почувствовал себя сбитым с толку.

— Парнишка работает с нами уже семь лет. Неужели ты ему не доверяешь?

— Я верю только в одно: раз в неделю я должен получать деньги. Вот себе я в этом вопросе доверяю.

К Алдо медленно приходило осознание того, что Джино, возможно, и прав. Лицо его побагровело еще больше, голос сделался жестким.

— Как же этот маленький грязный жиденок…

— Спокойнее, — бросил Джино. — Он вовсе не превратился в грязного жиденка лишь из-за того, что стал воровать наши деньги. Точно так же, как и я не превращусь в грязного итальяшку, если вздумаю проломить тебе голову бейсбольной битой. Подумай-ка об этом, по-моему, это неплохая идея — проветрить тебе немножко мозги, а? То есть, я хочу сказать — Парнишка обставил нас. Говоришь, это было вчера? Готов поставить сколько угодно, что сейчас он вовсе не сидит дома, дожидаясь моего возвращения. — Он смолк на мгновение, посмотрел на Алдо. — Не-е-ет. Могу поспорить, он ударился в бега с моими шестьюдесятью тысячами. А ты, недоумок, подвез его домой.