Сами собой мои мысли обратились к другой молодой женщине, чью жизнь разрушила любовь: я вспомнил Софию, дочь ректора из Оксфорда, которая ненадолго затронула мое сердце. В ту пору я не ведал, что свое сердце она уже отдала человеку, который предал ее и едва не убил. И на том мучительные воспоминания не исчерпались, вновь предо мной предстала Моргана, которую я любил двумя годами ранее, в Тулузе. Моргана отвечала мне взаимностью, но я не имел ни денег, ни положения в обществе и не мог вступить с нею в брак, потому однажды ночью тайком ускользнул и направился в Париж, даже не попрощавшись с ней. Тогда я думал, что поступаю правильно, возвращая ей свободу и возможность вступить в брак, угодный ее отцу и ей самой выгодный, но Моргана скончалась на заре своей юности. Неужели и она погибла, оттого что допустила роковую ошибку, позволила себе отдаться чувству?

Правды я никогда не узнаю, но, когда над мертвым телом Сесилии двое отцов, Уолсингем и Бёрли, обменялись сочувственными взглядами, по моему телу пробежала холодная дрожь, и я возблагодарил Бога за то, что у меня нет дочери и не за кого мне страшиться. Боже, эти хрупкие создания целиком полагаются на своих возлюбленных и так часто гибнут! Если б я сохранил веру в действенность молитвы, я бы помолился о том, чтоб убереглась хотя бы юная Эбигейл, а так я мог лишь надеяться, что убийца сочтет одно сообщение достаточным. Но если он решит, что мы его не поняли, он вновь напишет его – кровью.

Так размышляя, я дошел до дальней стены сада и повернул обратно, чтобы по той же тропе вернуться к дому, как вдруг чуть не споткнулся о мелкую, всю в бантиках, собачонку, которая гналась за тряпичным мячом. За собачкой с такой же скоростью неслась девчушка лет пяти, тучи палых листьев взметались из-под ее ног, растрепанные волосы и подол голубой юбки не поспевали за своей хозяйкой. Мяч подкатился к моим ногам, и я схватил его прежде, чем разинувший пасть песик успел щелкнуть зубами. Подняв игрушку повыше, я любовался тем, как псина с пронзительным лаем скачет и крутится на земле, не сводя вытаращенных глаз с мячика в моей руке. Девочка остановилась прямо передо мной, взгляд ее был недоверчив. Я перебросил ей тряпичный мяч над головой собачки, и девочка поймала его, скорее от удивления, чем благодаря ловкости. Собачонка подскочила к девочке, и хозяйка подхватила ее на руки, сунув ей в пасть мяч. Животина принялась грызть тряпки, уморительно рыча, точно слона победила.

– Pierrot, tuesméchant![5] – побранила хозяйка свое чудище.

– Пьеро? – переспросил я, присаживаясь на корточки, чтобы заглянуть девочке в глаза. – Так это мальчик?

Она кивнула, смущенно отводя глаза.

– А ленточки?

– Ему нравится, – пожала она плечами.

Ну да, это же само собой очевидно. Из-за стены донесся женский голос:

– Katherine! Katherine, viens ici! Où es-tu?[6]

Из-под арки, что отделяла эту часть сада от более ухоженных дорожек возле дома, вынырнула фигура Мари де Кастельно. Яркий луч коснулся ее волос в тот миг, когда женщина смахивала с лица выбившуюся прядь, и вокруг ее головы вспыхнул тоненький нимб. Она хмурилась, но, едва взгляд Мари упал на меня и маленькую дочь, выражение ее лица смягчилось, и к нам она направилась уже не столь решительным шагом:

– Ah, Monsieurl'Hérétique. Bonjour[7].

– Мадам, – поклонился я.

Склонившись над девочкой, мать положила ей руку на плечо:

– Катрин, отведи Пьеро в дом, смотри, туфельки у тебя совсем грязные, и тебе пора на урок. После уроков можешь снова поиграть в саду, если хорошо позанимаешься.

Катрин упрямо выпятила нижнюю губу.

– Я хочу заниматься в саду, – заныла она, тыча пальцем в мою книгу. – Мсье Еретик берет книги в сад.

Мари бросила на меня быстрый взгляд, на лице появилась полуизвиняющаяся улыбка, а затем она вновь обернулась к дочери:

– Господину Еретику много чего позволено, чего вообще-то делать не полагается, так что ты лучше на него не смотри. Он человек опасный, – подмигнула мне Мари.

Девочка с приоткрытым ртом рассматривала меня, ожидая подтверждения или же опровержения.

Я раскрыл глаза как можно шире и кивнул:

– Боюсь, это правда.

Малышка хихикнула.

– Ступай, ступай, – повторила Мари и уже не так ласково похлопала девочку по плечу.

Катрин поспешила к дому, собачка с визгом понеслась за ней.

– Прошу прощения, теперь моя дочка думает, что вас так и зовут «господин Еретик». – Посмеиваясь, супруга Кастельно легко попала мне в ногу, руки она сложила на груди, и мы неторопливо двигались к дому. – Но ведь так прозвал вас король Генрих. Ласковое прозвище, то есть когда он вас так называет, – поспешно добавила она, искоса поглядывая по сторонам, а затем вновь устремляя взгляд себе под ноги.

– Вы с королем Генрихом беседовали обо мне?

Она засмеялась – точно флейта запела.

– Нет, но ваше имя частенько упоминалось в наших разговорах с королевой Луизой. Мы с ней знакомы с детства. Похоже, король без вас заскучал. Говорит, в Париже не осталось ни одного оригинального мыслителя, с тех пор как господин Еретик уехал от него в Лондон.

– Приятно слышать, что он так говорил обо мне.

В молчании мы прошли несколько шагов, солнышко пригревало нам лица.

– Должна сказать, я с любопытством ждала встречи с вами, – продолжала она таким шелковым голоском, что я насторожился. – Королева Луиза говорила, вы всеобщий любимец парижских дам.

– Неужто? – Вот это для меня и правда новость.

Кое-какие пустые забавы при французском дворе случались, но едва ли подобный флирт удостаивался внимания королевы. После той истории в Тулузе я дал обет сосредоточить все силы души на творчестве и запереть свое сердце от соблазнов любви.

– О да! – Мари легонько коснулась моей руки и не сразу отняла пальцы. – Все потому, что вы – великая загадка. Столько всего про вас рассказывают, но никому не удалось познакомиться с вами достаточно близко, чтобы отделить правду от слухов. И конечно же вы огорчили всех дам, так и не выбрав из них ни одну, отчего сплетни разгорелись с новой силой.

– У меня нет средств, чтобы жениться.

– Или нет к этому склонности? – с лукавой улыбкой подсказала она.

Я остановился и внимательно посмотрел на свою спутницу. Она и в самом деле намекает?..

– Женщины у меня были, – защищаясь от постыдного намека, ответил я. – То есть я, бывало, влюблялся в женщин. Но, к несчастью, всегда в тех, кто оставался недоступен для меня.

Она улыбнулась скорее своим мыслям, чем моим словам:

– Но ведь так оно намного интереснее, не правда ли? Однако у меня и в мыслях не было того, о чем вы подумали. – И после маленькой паузы добавила: – А вот о лорде Генри Говарде поговаривают…

– Что поговаривают, что он не интересуется женщинами? – Я припомнил, как накануне Говард лупил то и дело кулаком по столу, как яростно сверкали его глаза. Может быть, вот оно – объяснение его подавленного, из года в год накапливаемого гнева?

– Он так и не вступил в брак. Хотя… – Тут Мари подалась ко мне, словно желая что-то доверить по секрету. – Может быть, его отпугнул от женитьбы пример брата. Вам известно, за что был казнен его старший брат?

– Как я слышал, за измену.

– Да, но в чем заключалась измена – этого вы не знаете? Герцог Норфолк задумал жениться на Марии Стюарт и сделаться королем Англии, когда они избавятся от Елизаветы и Мария займет также и этот престол.

Она увлеченно кивала, ожидая моей реакции, глаза у нее загорелись, будто она рассказала мне что-то недозволенное и получила от этого удовольствие. Теперь она стояла вплотную ко мне, до неприличия близко, и так и не убрала руку с моего локтя, а мы уже приблизились к дому настолько, что нас могли видеть из окон. Инстинктивно я поднял взгляд и действительно заметил возле дома силуэт – кто-то наблюдал за нами, а я, даже сощурившись и прикрыв глаза козырьком ладони, так и не смог распознать, кто же это был, но поспешно отступил на два шага от Мари, словно и стоять с ней рядом уже было проступком с моей стороны. Я и так предавал Кастельно в делах государственных, не хватало еще, чтобы он заподозрил меня в обмане иного рода.