Под конец не могу не вспомнить здесь финального эпизода на пленуме Реввоенсовета, где я, собственно, уже в последний раз видел М. Н. Тухачевского. Перед самым закрытием заключительного заседания поднялся И. Э. Якир и обратился к президиуму с просьбой провести несколько учений с командующими военными округами:

– Хотелось бы проверить, как мы будем управлять армиями в первые дни войны. От себя лично и от имени многих других командующих прошу, чтобы такие занятия провел Михаил Николаевич Тухачевский – наш самый крупный военный теоретик и признанный знаток оперативного искусства.

Просьба эта не была удовлетворена. Сказали, что Тухачевский занят делами, связанными с вооружением войск.

Без малого пятнадцать лет – с 1918 года по 1931 – я состоял для особых поручений при начальниках штабов армии, потом группы армий, затем ряда фронтов и, наконец, Штаба РККА. В разное время, начиная с 1920 года, наблюдал Михаила Николаевича Тухачевского. Иногда это были мимолетные встречи, иногда – деловая связь (более двух лет я служил в секретариате Тухачевского, когда он был начальником Штаба РККА). Так или иначе мое знакомство с ним длилось примерно полтора десятилетия, почти до самых последних его дней.

Недолгая жизнь Тухачевского – это большая тема, достойная пера и художника, и военного исследователя. Я ставлю перед собой скромную задачу – поделиться личными воспоминаниями, рассказать о человеческих качествах Тухачевского.

В первых числах февраля 1920 года в Саратов, где размещался штаб Кавказского фронта, М. Н. Тухачевский прибыл на должность командующего. Его предшественник В. И. Шорин становился помощником главнокомандующего всех Вооруженных Сил Республики и должен был возглавлять военную власть в Сибири.

Еще в 1918–1919 гг., находясь во 2-й армии Восточного фронта, я неоднократно слышал о Тухачевском как о молодом, но очень талантливом и бесстрашном красном полководце. Новое назначение как бы подтверждало эти слухи. Роль Кавказского фронта поднималась. На Северный Кавказ откатились деникинские войска, разбитые на Юго-Восточном и Южном фронтах.

Новый командующий сразу пригласил к себе начальника штаба фронта Федора Михайловича Афанасьева (Шорин находился в войсках) и попросил ввести его в курс дел, познакомить с обстановкой. Пока Афанасьев докладывал, я находился наготове, зная, что меня вот-вот могут вызвать и спросить о последних донесениях с фронта.

Раздается звонок. Быстро направляюсь в кабинет командующего. Афанасьев представляет меня Тухачевскому и второму человеку, сидящему за столом. Михаил Николаевич подал руку и сразу же – к делу:

– Есть изменения в обстановке?

– Так точно. Они отмечены на моей карте. А вот выписки из донесений.

Афанасьев пояснил:

– Это я ввел такую систему. Выписки ускоряют работу…

Все трое – Афанасьев, Тухачевский и Орджоникидзе – склонились над картой. Да, лишь теперь я узнал в скромно присевшем у самого края стола человеке Григория Константиновича Орджоникидзе, нового члена Реввоенсовета…

Тухачевский на лету схватывает подробности обстановки, коротко и решительно кивает головой, задает мне точные вопросы, исключающие многословие в ответах. Орджоникидзе реагирует более экспансивно. С заметным грузинским акцентом подает реплики: «Исключительно правильно!» либо «Не то! Надо проверить!»

Под конец Тухачевский неожиданно спросил меня:

– Имеете военное образование?

В то время иные командиры и комиссары относились настороженно к тем, кто до революции носил мундир юнкера. Поэтому я отвечал не совсем твердо:

– Бывшее Александровское училище… в военное время… ускоренный выпуск…

Тухачевский сразу преобразился:

– Э-э, да мы, значит, однокашники! Только я окончил это училище перед войной. И, знаете, товарищи, там совсем неплохо готовили офицеров.

– Не знал. Но сейчас знаю. По тебе сужу! – весело откликнулся Орджоникидзе.

В этот момент в кабинет вошел только что прибывший из командировки начальник оперативного управления Семен Андреевич Пугачев. Он был представлен Афанасьевым как «старый генштабист из молодых». Федор Михайлович лестно отозвался о его работоспособности, военных знаниях, умении отстаивать свою точку зрения перед командованием.

Такая аттестация, как видно, произвела должное впечатление и на Тухачевского, и на Орджоникидзе. Они без колебаний приняли решение о назначении Пугачева начальником штаба Кавказского фронта, взамен Афанасьева, уезжавшего с Шориным.

Я тоже уезжал в Сибирь. И лишь перед самым отъездом мне довелось еще раз побывать у М. Н. Тухачевского. Вместе с Ф. М. Афанасьевым зашел к нему проститься. Прощание получилось задушевным, дружеским.

– Давно служите с Федором Михайловичем? – поинтересовался Тухачевский.

– С восемнадцатого года.

– Похвальное постоянство. Понимаю и одобряю. Вам, молодому командиру, состоять для поручений при таком начальнике, да еще в непосредственной близости к Шорину – все равно что кончить военную академию.

Потом он обратился к Афанасьеву: – Мне нравится, как вы используете своего ближайшего помощника. Ведь если говорить откровенно, границы его должностных обязанностей очерчены не очень четко. Какие тут могут быть «особые поручения» при нынешних-то средствах связи?

Напоследок Тухачевский пожелал нам с Афанасьевым многих лет дальнейшей совместной работы.

В 1922 и 1923 гг. жизненные пути М. Н. Тухачевского и Ф. М. Афанасьева скрестились вновь, и я нередко видел их вместе в стенах Военной академии РККА. Начальником академии был сначала П. П. Лебедев, занимавший одновременно пост начальника Штаба РККА, а затем М. В. Фрунзе, бывший одновременно заместителем наркомвоенмора. Помощник начальника академии Ф. М. Афанасьев непосредственно руководил всей текущей, в том числе учебной, работой и приглашал для чтения лекций видных полководцев. Разумеется, М. Н. Тухачевский был в их числе.

Я, как и другие, не пропускал ни одной из его лекций, ловил каждое слово. Мне еще со времен гражданской войны запомнилась стенограмма выступления Михаила Николаевича перед слушателями вновь открытой Военной академии. Стенограмма была издана примитивно, книжечка выглядела неказисто. Но тема – «Стратегия национальная и классовая» – привлекала новизной, а затем автор буквально покорял глубиной и остротой своих мыслей.

Не будет преувеличением сказать, что Тухачевский оказался наиболее популярным даже среди таких академических светил, как Свечин, Зайончковский, Корсун, Величко, братья Новицкие, Верховский. Это признавали они сами, об этом же говорили и слушатели.

В 1924 году Ф. М. Афанасьев неизлечимо заболел и навсегда покинул военную службу. Меня пригласил к себе С. А. Пугачев, только что получивший назначение на пост командующего Отдельной Кавказской Краснознаменной армией.

К нам в Тбилиси (тогда он еще назывался Тифлисом) проездом на отдых прибыл Тухачевский. Михаил Николаевич не был связан делами и поручениями. Однако не мог не встретиться с фронтовыми товарищами – Орджоникидзе и Пугачевым.

Собравшись вместе, они с упоением вспоминали боевое прошлое, Кавказский фронт. И я еще раз убедился в дружеской непосредственности Михаила Николаевича, в его постоянной готовности прийти на помощь товарищу. Он настойчиво добивался, не нуждается ли Семен Андреевич в чем-либо? Не имеет ли желания перейти на работу в центральный аппарат, где очень нужны опытные боевые командиры?

Впоследствии по рекомендации М. Н. Тухачевского Пугачев был приглашен М. В. Фрунзе на должность заместителя начальника Штаба РККА. В этом качестве он нередко выезжал в Западный округ, которым к тому времени стал командовать Михаил Николаевич. Я же неизменно сопровождал Семена Андреевича.

В память врезалась одна военная игра, организованная М. Н. Тухачевским. На нее получили приглашение командующие других военных округов, их заместители. Прошла она отлично. Потом Тухачевский устроил банкет и, первым взяв слово, поблагодарил Штаб РККА за помощь, участников игры – за успешные результаты, а гостей – за внимание и полезные советы.