Духовная власть, которой он был обязан своей ролью объединителя, тотчас же вынудила его предстать в роли усмирителя. В июне 1415 г. «облеченный властью, взойдя на трон Цезарей», он выступил за восстановление Шлезвига в Дании. Более серьезный конфликт противопоставил тевтонцев, потерпевших поражение в 1410 г. при Танненберге, но мечтавших о реванше, и поляков. Сигизмунд, старался сблизиться с Ягайло, подтвердил торуньский мир, рискуя вызвать недовольство ордена, считавшегося немецким, даже если он в действительности не входил в империю. Наконец, Сигизмунд хотел также положить конец франко-английской войне. В конце своей поездки в Нарбонну он вошел в Париж. В отличие от своего отца, он потребовал почестей, достойных его положения, отправился в Парламент и занял трон, предназначавшийся Всехристианнейшему, что значило понапрасну ранить французов, которых поражение при Азенкуре и так уже достаточно унизило. Будто бы сочтя, что Валуа проиграли партию. Сигизмунд преодолел Ламанш и 15 апреля 1416 г. заключил союз с англичанами, считавшими Генриха V королем Англии и Франции, а в следующем году объявил войну бедному Карлу VI. Подобный поступок, столь неблаговидный, оказался к тому же неловким, поскольку в Констанце многие очень влиятельные французы противодействовали всему, что предпринимал Сигизмунд. Вместо того чтобы продвинуть дело мира, король римлян поставил под угрозу его успех.
Без сомнения, помимо своей воли, он также запустил процесс, который впоследствии привел гуситов к страшному концу. Действительно, именно он выдал охранную грамоту, позволившую Яну Гусу явиться на церковный собор. Когда отцы осудили того, кого они считали опасным ересиархом, Сигизмунд не помешал исполнению приговора, за что был обвинен чехами в том, что завлек Гуса в ловушку, и стал ответственным за его смерть, случившуюся 6 июля 1415 г. Когда он приехал в Прагу в 1420 г., чтобы вступить там в права наследования Вацлава, умершего незадолго до того, возмущение его будущих подданных было столь явным, что он был вынужден уехать. На протяжении нескольких лет огонь мятежа назревал в Богемии, но именно с приходом Сигизмунда начался пожар.
Костер гуситского движения еще долго казался неугасимым; пять нападений армии ортодоксальных христиан были отражены войсками под предводительством гениального вождя, проявившими невиданный религиозный энтузиазм и воинский дух (1420–1431). Языки пламени не должны были затронуть Северную Германию и берега Дуная. Дипломат с рождения, Сигизмунд довольно быстро понял, что с такими противниками лучше вести переговоры, чем сражаться, тем более что в их единстве также были слабые места. Возможно, ему удалось бы расширить и увеличить трещины, которые могли бы расколоть блок на несколько кусков. Нелегко было убедить сторонников большого крестового похода предпочесть сделку войне. Кроме того, церковный собор, собранный в соответствии с положениями, принятыми в Констанце, на этот раз в Базеле, был распущен в декабре 1431 г. новым папой Евгением IV, не принимавшим его всерьез. Сигизмунд настойчиво боролся за созыв собора; ему только после долгих месяцев в декабре 1433 г. удалось сблизить папу и Отцов церкви. Евгений IV наконец 31 мая согласился его короновать его в императоры. Тем временем переговоры, которые вели Отцы церкви 30 ноября 1433 г. закончились подписанием в Праге соглашения «Compactats», касавшегося смягчения четырех положений, из которых в 1420 г. чехи создали общую программу своего восстания. Табориты, самые радикальные из гуситов, отказались принять то, что воспринималось ими как замаскированная капитуляция. Более умеренные чашники разгромили их в Липанах 30 мая 1434 г. В Игло в 1436 г. «Compactats»были приняты. Сигизмунд обещал, что обряды, признанные отцами в Базеле, станут правилом, а традиционные формы католицизма — исключением; только тогда он смог завладеть королевством Богемия, незадолго до своей смерти.
Цели, поставленные Сигизмундом, когда он только претендовал на империю, не были достигнуты полностью. Согласие Евгения IV и церковного собора было только видимостью, иллюзия рассеялась в 1437 г. Папа пожелал перенести церковный собор в Италию. Отказ Отцов повиноваться грозил новым расколом. С другой стороны, англичане и французы все еще вели войну, но теперь французы выигрывали сражения, и герцог Бургундский примирился со своим двоюродным братом. Союз с Генрихом V в 1417 г. был в действительности неправильным шагом. Но не будем придираться к мелочам: император проделал большую работу. Христианству, угнетенному практически сорокалетним расколом, он вернул доверие, созвав вначале церковный собор, затем подтвердив его сохранность и, в конечном счете, расчистив дорогу для воссоединения. Что касается восстания гуситов, то хотя он и невольно разжег конфликт, но прилагал все усилия, чтобы ограничить ущерб и восстановить мир, действуя по ситуации. Несомненно, он прекрасно справился со своей миссией защитника Церкви, показав, таким образом, что император может быть полезным для христианства. Без больших затрат, благодаря своему дару дипломата, этот «непревзойденный мастер хитрости» [24]заново позолотил крылья имперского орла.
Неутомимо странствуя по миру, избороздив всю Европу, озабоченный восстановлением — правда, с большим или меньшим успехом — христианства, его настойчивые действия, бесспорно, восстановили престиж, в котором империя так нуждалась. Этот действующий политик международного плана было настолько стеснен в средствах, что вынужден был просить кредиторов об отсрочке платежей и показываться на людях в поношенной одежде. Его годовой доход составлял только 13 000 флоринов, а ему требовалось 5000 в день, чтобы жить без излишеств, не считая содержания двора. Суммы, которые шли на войну, были несравненно выше. Когда надо было противостоять гуситской угрозе, был установлен военный налог; но не было людей, способных создать налоговую базу и обеспечить сборы. Система была усложнена комиссиями, не совершила чуда, и этот налог принес больше неудач, чем денег. Безденежье Сигизмунда было столь большим, что он жил одним днем. За неимением реальных проектов реорганизации императорских финансов, он пускался на хитрости и следовал советам своего казначея Конрада де Вейнсберга, который путал расчетливость с расчетами. Когда его цинизм заходил слишком далеко, его хозяину приходилось делать ему внушение и отстранять от должности, но все же он не мог без него обойтись. Обращение в деньги суверенной власти была самым простым способом пополнить императорскую казну; подтверждение привилегий городов, например, или пожалование замка, даже сообщения электорату приносили тысячи флоринов. Вейнсберг был хорошим управляющим. Как это делалось в городах, оно заставлял регистрировать корреспонденцию, аккуратно вести документацию и фиксировать содержание прений в протоколах заседаний. Он старался вернуть императорское имущество и предложил учредить Верховный суд ( Kammergericht) в контрольной палате, но не был услышан. Он был не единственным приближенным Сигизмунда. Канцлер Каспар Шлик также был советником правителя. Этот профессор, которого враги ошибочно считали чехом, поскольку он родился в Эгерленде, в Верхней Богемии, имел методичный склад ума. Количество актов, составленных его службами, было несравненно более значительным, чем при предыдущих правлениях. Но хранение этих документов не было предусмотрено (характерная деталь: документы Вейнсберга оказались в частных архивах семьи, получившей его наследство).
Почему Сигизмунд не развивал учреждения, позволявшие эффективно управлять империей? Дипломатия, его страсть, заставляла его много путешествовать; за двадцать семь лет своего правления он провел три четверти времени за границей. Само собой, придя в ужас от пустоты в политике, как и в других областях, выборщики почувствовали необходимость активнее заняться тем, чем император, казалось, пренебрег.
Чтобы дать ему понять, что в будущем ему понадобится их поддержка, они создали в Бингене в 1424 г. союз, где каждый из них по очереди становился президентом. Отныне назначения правителем было недостаточно, чтобы попасть в этот круг. Нужно было быть туда торжественно принятым. Сигизмунд обладал достаточной гибкостью, чтобы определить, что скрывается за принципиальным единогласием. Он использовал зависть, чтобы ослабить сплоченность этой группы, ставя на выборщика Майнца против Пфальграфа и наоборот. Кроме того, он мог рассчитывать на верность Фридриха Гогенцоллерна, которого он назначил выборщиком Бранденбурга в 1415 г.
