– И мне письмо! – завопил орангутан, который с ужасом слушал рассуждения мэтра.

– Почему бы и нет, мистер Симпсон, – уклончиво ответил сей достойный муж. – Но ведь сами знаете, что за народ эти издатели. Их ничем не прошибешь. Ну-с, Дарли, мне пора. Спасибо за прекрасный вечер. Миссис Дарли, – сказал он, похлопывая хозяина дома по плечу, – ваш муж скоро всех нас, стариков, за пояс заткнет. Берегите его. Почаще готовьте ему ваш восхитительный заварной крем. Спокойной ночи! Спокойной ночи!

Орангутан, как и всякий антропоид на его месте, был совершенно потрясен ухватками великого человека, его самонадеянностью, суждениями, очками, автомобилем и прежде всего уроком, который тот ему преподал.

– Этот дело знает, – в отчаянье бормотала обезьяна. – Черт, выходит, я дал маху. Надо было работать над стилем.

Проводив гостя, Дарли вернулись из прихожей, и по их лицам было видно, что и они возлагают большие надежды на содействие знаменитости. Допускаю даже, что мистер Дарли в этот момент потирал ручки.

– Подумать только, – говорил он. – Все это очень похоже на правду. Ты видела невесту бедного П.? Его вкусы, безусловно, изменятся. Ха! Ха! А вдруг, дорогая, я действительно стану знаменит?

– Потрясающе! – воскликнула Джоанна. – Ты не передумал уехать сразу после выхода книги?

– Конечно нет. По-моему, писателю не следует интересоваться коммерческой стороной дела, сколь бы удачно все ни складывалось. С той минуты, как моя книга увидит свет, и до тех пор, пока ее не забудут, мне до нее нет никакого дела.

– Вы что это, в Брайтон собрались прокатиться? – насторожился Орангутан.

– Ха! Ха! Из вас получился бы отличный сатирик, – из самых лучших побуждений вскричал Дарли. – Нет, что вы. Мы думали отправиться в кругосветное путешествие, хотя я понимаю: вовсе не обязательно так надолго уезжать, чтобы моя книга, даже самая популярная, успела забыться. Мы просто хотим развеяться.

В тот вечер Орангутан не написал ни слова. Он был подавлен. Его угнетала мысль о том, что, пока Дарли разъезжает по свету, его книга, которую он ни во что не ставит, будет приносить баснословные деньги. Еще больше мучила его мысль, что он теперь остается один, без покровителя, с книгой, которая не даст ему ни гроша. Было что-то оскорбительное в том, что, напав на золотую жилу, его благодетель нимало ею не дорожит. – Такой и фальшивых денег не заслуживает! – вскричал он на пределе отчаяния. Всю ночь напролет он бубнил себе эту фразу, и в конце концов она-то и навела его на мысль.

Последующие несколько дней в соответствии с задуманным планом он наспех дописывал свой шедевр. Иначе говоря, подлый зверь решил подменить рукописи. Он заранее подготовил два титульных листа, где напечатал фамилии авторов, поменяв их местами. Когда наконец закончил свой труд и достойный Дарли, обе рукописи в один и тот же вечер легли в конверты, и злоумышленник вызвался отнести их на почту.

Дарли возражать не стал, тем более что они с женой уже готовились к отъезду. Вскоре после этого супруги простились с орангутаном и, выложив ему изрядную сумму денег на самые необходимые расходы, пожелали его книге всяческого успеха, а в следующем романе посоветовали попробовать себя в жанре сатиры.

Вероломный зверь пожелал им счастливого пути, а сам переехал в Блумсбери, где вскоре, к своему удовольствию, получил из издательства письмо, в котором говорилось, что присланный им сатирический роман принят к публикации.

Став писателем, Орангутан зазнался и сделался необыкновенно популярен. Как-то в гостях ему на глаза попалась молодая особа внушительных размеров в сопровождении желчного мозгляка. Обстановка была самая непринужденная, и Орангутан, не долго думая, стиснул даму в своих железных объятиях, не обратив ни малейшего внимания на ярость ее спутника. Поскольку он таскался по гостям каждый вечер, этот незначительный эпизод совершенно выпал у него из памяти.

Но, как известно, в жизни мелочей не бывает. Оказалось, что желчный мозгляк был не кто иной, как П. – величайший из критиков, а молодая особа внушительных размеров – его будущая супруга. П. крайне неодобрительно отозвался о поведении своей невесты, помолвка расстроилась, и критик, как вы догадываетесь, не преминул узнать имя своего обидчика.

Между тем вышли обе книги: роман Дарли, который Орангутан присвоил себе, и непристойные излияния обезьяны, под которыми теперь стояло имя Дэнниса Дарли. По случайному совпадению романы появились в один и тот же день. Орангутан открыл самую влиятельную из воскресных газет и увидел броский заголовок: «Книга века».

«Моя!» – облизывая губы, сказал он себе и, жадно вперившись в текст, к своему ужасу, обнаружил, что не ошибся. С точки зрения критика, оставшегося холостяком, к тому же озлобленным холостяком, написанный антропоидом роман был «грубым, разоблачительным, порой излишне откровенным, но, безусловно, не имеющим себе равных по проницательности и страстности». Гораздо ниже, по сути дела в самом конце страницы, про украденный сатирический роман говорилось всего два слова – «нестерпимо скучно».

Мало того, на следующий же день, только бедный орангутан вышел из дома, к нему подошел молодой человек в черной рубашке и, тронув его за плечо, осведомился, не он ли мистер Симпсон. Получив утвердительный ответ, черная рубашка представила его нескольким своим друзьям, точно так же одетым и вооруженным дубинками и кастетами. Выяснилось, что молодых джентльменов не устраивали кое-какие намеки Дарли в адрес их организации, и они решили, в качестве уведомления, хорошенько избить несчастного Симпсона.

Орангутан дрался как лев, но силы были слишком неравными. Кончилось тем, что, избитый до полусмерти, он остался лежать без сознания возле конюшен, где и происходило выяснение отношений. Домой он притащился только на следующее утро. На квартире его уже ждала целая толпа полицейских и судебных исполнителей. Выяснилось, что Дэннис, при всей своей деликатности и скромности, позволил себе выпады против государства, церкви и других общественных институтов, и автор романа обвиняется в богохульстве, измышлениях, клевете, подстрекательстве и прочих преступлениях. «Кто бы мог подумать, – горько сетовал на жизнь орангутан, – что какой-то там стиль – такая опасная штука».

Пока его таскали по судам, он хранил мрачное молчание, изредка заглядывая лишь в газеты, пестревшие анонсами книги, которую он подложил Дарли. Узнав, что продано больше ста тысяч экземпляров романа, он перестал владеть собой и оскорбил судью. Когда эта цифра удвоилась, он от отчаяния попытался было сознаться в подлоге, но его признания сочли грубой симуляцией безумия. Кончилось тем, что судебные материалы по его делу составили сами по себе целый том и были выпущены массовым изданием. Его забрали и посадили за решетку.

«А все потому, – сокрушался он, – что я захотел в одежде покрасоваться перед публикой. Теперь, правда, одежда у меня есть, но она мне не нравится, к тому же и публику сюда не пускают». В результате он люто возненавидел литературу, а всякому, кто ненавидит литературу, да еще на долгие годы посажен за решетку, можно только глубоко посочувствовать.

Что же касается Дэнниса Дарли, то, вернувшись, он стал так знаменит, что за отсутствием времени не удосужился даже раскрыть свою книгу, а потому оставался в счастливом неведении относительно подлога. Теперь, если его жена размышляет о славе и богатстве, которых добился ее муж, либо вспоминает тот день, когда она, оказавшись в железных тисках антропоида, чуть было не поддалась ему, то спешит к супругу и бросается к нему на шею. Ее объятия и поцелуи доставляют Дарли несказанное удовольствие.

Отель «Биксби» ничем не отличается от любого другого солидного отеля в Чикаго. На перилах лестниц медные поручни, под сенью раскидистых пальм тускло светятся плевательницы. Воздух в коридорах совершенно неподвижен, и кажется, что проветривали здесь всего несколько дней назад. Цены умеренные.