Наконец последним пришел пеликан, с трудом волоча за собой большую корзину с провизией. Он выглядел таким же радостным, как начинающийся день.

— Дорогие дети, — обратился он ко всем присутствующим, хотя Унтамола уже давно был не ребенок. — Дорогие дети! Я надеюсь, что все мы приятно проведем вместе этот четверг. Пусть яркий солнечный свет одарит вас новой жизненной силой, заставит вас поверить в себя и возрадоваться, сподвигнет вас на новые свершения, новые победы, новые искания, новые… — Тут словесный поток пеликана прервался. — Короче говоря, поход начинается! Вперед! Аванти!

Когда он успел выучить все эти слова? Согнувшись под тяжестью корзины, но решительно и бодро пеликан повел компанию туда, где вдалеке между домами виднелся лес. За пеликаном еле поспевал пианист Унтамола, Эльза и Эмиль шли в конце. Эмилю больно было смотреть, как изогнулась под тяжестью корзины птичья спина. Он догнал пеликана и предложил:

— Позвольте мне понести?

— Ну, если вы хотите…

Он отдал корзину Эмилю и, довольный, засвистел. Даже удивительно, как он мог свистеть таким большим клювом. Но чисто и красиво у него получались только «Идем мы горами высокими», «Ах, если бы всегда была Масленица» и «Ой, смотри, дядя в воду упал».

Они уже давно шли по лесу. Городские звуки остались далеко позади и превратились в однородный шум, но и он постепенно стих. Сначала они шли по тропинке, потом сошли с нее, пересекли луг, заросший вереском, забрались наверх по скалистому склону и опять свернули в лес. Корзину теперь нес Унтамола, а Эмилю уже казалось, что они прошли, по крайней мере, километров пятнадцать.

— Долго еще до Черной горы? — шепнула Эльза.

Откуда Эмилю было знать? Но пеликан услышал вопрос и, повернувшись, сказал:

— Мы уже почти пришли, почти у цели. Если только достопочтенная публика сможет пройти еще пару метров…

Но вот пара метров осталась позади, а потом еще пара, и еще десять, и еще… Они прошагали, наверное, еще километра два, прежде чем дошли до места. Скала уходила все выше и выше, сосны становились все ниже и попадались все реже. Наконец они добрались до вершины. Внизу сверкало озеро, вода в нем была такой чистой, что были видны камни на дне. В воде плавало пушистое облако, другое такое же бродило по небу.

— Это и есть Черная гора? — спросил Эмиль.

Эльза прищелкнула языком, задержала дыхание, как девчонки иногда делают, а потом выдохнула:

— Ух ты!

— Да, это она и есть.

— Почему же она называется Черной?

— Наверно, когда-то давно она действительно была черной.

— С трудом в это верится, — сказал Унтамола. Он взял удочку и стал спускаться к озеру.

— Это абсолютно точно, — заверил пеликан. — Она была черной и блестящей, как слоновая кость.

— Но слоновая кость белая, — заметила Эльза.

— Как слоновая кость черного слона, — поспешил добавить пеликан и так посмотрел на Эльзу, что та не посмела продолжить спор.

— Но однажды слон заболел и день ото дня становился все бледнее и бледнее, а потом…

— Что было потом?

— Гора больше не была черной, а имя осталось.

— Но какая связь…

— Давайте накроем на стол, — сменил пеликан тему. — Не поможете ли вы мне распаковать корзину? — спросил он у Эльзы.

— Может, мы накроем стол на берегу? Там, где рыбачит Унтамола. Вдруг он поймает рыбу? А на песке можно развести костер.

— Замечательная идея, — закивал пеликан. — Пойдемте на берег. Полагаю, что у всех уже разыгрался недюжинный аппетит.

«Аванти, недюжинный, где он только выискал эти слова, — подумал Эмиль. — Такое чувство, что он словари наизусть учит».

Они отыскали на берегу гладкую пологую скалу, которая и стала столом. В корзине с продуктами чего только не было: конечно, свежая салака, но еще и малиновый сок, бутерброды с сыром и паштетом, вафельный торт, бананы и шоколад. Аларик Унтамола выставил на стол и свои припасы: термос с горячим кофе, булочки с отрубями и лакричные конфеты. Рыбы он не поймал.

— Я помню, что кое-кто любит лакрицу, — сказал Унтамола и подмигнул Эмилю. Мальчик с притворной благодарностью улыбнулся в ответ. Эльза, широко раскрыв глаза, смотрела на пеликана, который с видимым удовольствием поглощал сырую салаку. Заметив ошарашенный взгляд Эльзы, он крылом предложил ей угощаться. Эльза испуганно замотала головой. Пеликан пожал плечами и спокойно продолжил свой завтрак. Эльза с трудом оторвала от него взгляд.

— Пора искупаться.

— Купаться надо было до еды, — поучительно произнес Унтамола.

— И до, и после, и во время еды, — засмеялся пеликан. Он был уже в воде: барахтался, нырял и пил воду, высоко запрокинув голову. Его одежда осталась на берегу.

— Ой, а у меня купальника нет, — сказал Эльза.

Пеликан плескался все сильнее и сильнее.

В какой-то момент на поверхности воды был виден только его хвост. Неожиданно он с шумом вынырнул, держа в клюве бьющегося окуня.

— Это же птица! — вскрикнула Эльза.

— Нет, это рыба, — заметил Унтамола. — Настоящий окунь-горбач.

— Я говорю про господина Хурулайнена, он же птица!

— Ну, птица и птица, — отозвался Унтамола. — Непростая, как видите!

Он спокойно курил на берегу, понимая, что удить рыбу сейчас бесполезно, пеликан ее всю распугал.

— Ты знал, — зашипела Эльза на Эмиля.

— Знал.

Эльза встала и демонстративно отошла подальше за кусты. Эмиль догадался, что она, наверное, тоже решила искупаться. Он заметил, как она осторожно спускалась в воду. Косичка была заколота наверх. Видны были только голая шея и спина.

Он отвернулся. Эльза была красивой. Впервые Эмиль подумал так о человеке. Красивая, какое приятное слово.

Пеликан вынул из воды очередную рыбину, и Унтамола отправился собирать хворост для костра. Эмиль стал ему помогать. Шишки они складывали в пустую корзину.

Огонь уже весело потрескивал, когда Эльза подошла к костру. Ее челка намокла и слегка завивалась. Они немного перекусили, пока ждали, когда приготовится рыба. Все молчали. Время от времени в костре щелкала какая-нибудь ветка, выбрасывая в небо целый фонтан искр. Воздух казался удивительно прозрачным. Эльза сидела с обиженным видом, не поднимая глаз.

Ни пеликан, ни пианист не заметили ее дурного настроения. Унтамола, сняв ботинки и носки, лежал почти на столе. Он закрыл глаза, положил руки под голову и, казалось, дремал. Пеликан следил за костром и рыбой. Он так и не оделся после купания, но в его облике не было ничего странного, разве что это действительно был пеликан. Напевая что-то себе под нос, он шевелил сучья в костре, подбрасывал сосновые шишки и проверял готовность рыбы лучинкой, которую специально выстругал для него Унтамола. Эмиль с удовольствием наблюдал за хлопотами пеликана. Он тоже вытянулся на теплом граните и забыл про Эльзу и ее обиды.

Высоко-высоко в небесной синеве, радостно кружась, пели последние ласточки лета.

— Эмиль.

Это была Эльза. Она склонилась над ним, и он почувствовал на своем виске тепло ее дыхания.

— Что?

Эмиль внимательно посмотрел в правый глаз Эльзы. Зрачок был маленький и черный, а радужка — тепло-коричневой. Ресницы делили ее на равные части. Эмилю хотелось, чтобы Эльза наклонилась еще ниже, но она выпрямилась и стала теребить в руках листок дикого щавеля.

— Но ведь так не бывает.

— Как «так»?

— Ты же понимаешь. Птица не может говорить, ходить, одеваться и жить, как человек.

— Я тоже раньше об этом не слышал. Наверное, такое случается, хотя и очень редко.

— Это же просто невозможно!

— Но это правда!

Эмиль махнул головой в сторону белой фигуры, хлопочущей вокруг костра. Эльза снова наклонилась и прошептала тихо-тихо:

— А может, это все обман?

— Что ты имеешь в виду? — испугался Эмиль.

— Если он использует костюм человека для того, чтобы его никто не узнал, то, может, это тоже костюм? Только птичий! А под перьями и клювом скрывается еще что-нибудь?

Они пристально посмотрели друг другу в глаза. Наконец Эмиль рассмеялся: