Один из таких порывов резко накренил яхту, ящик упал на палубу, а котята мгновенно очутились за бортом. Я хотел было броситься за ними, чтобы потом залезть на судно по лееру, но надежда спасти обоих или хотя бы одного котенка была очень слаба. Бросив за борт пробковый пояс, чтобы найти потом место происшествия, я стал торопливо разворачивать яхту. Каждый фут мог оказаться роковым, ведь в океане небольшой предмет теряется из виду в каких-нибудь двадцати пяти ярдах. Однажды с корабля, где я служил, упал за борт человек. Ему бросили спасательный круг, и было видно, как он за него ухватился. Но пока судно развернулось, несчастный скрылся в волнах. Мы искали его на двух шлюпках, осматривая море в сильные бинокли, но не нашли ни матроса, ни спасательного круга.
Помня об этом случае, я освободил румпель, положил руль под ветер и перебросил кливер. Кольца шкотов со скрипом скользили по своим погонам. Яхта взрогнула от резкого толчка. Я выбрал шкоты кливера, потравил грот и направил яхту туда, где, по моим предположениям, котята упали за борт.
Мне казалось, что яхта очень долго плыла в этом направлении. Ничего не найдя, я решил повернуть назад и зигзагами прочесать весь этот участок океана.
Приведя яхту к ветру, я положил ее на правый галс, потом залез на крышу рубки, обхватил одной рукой мачту и, держа бинокль в другой, стал пристально осматривать каждый дюйм поверхности океана. Выбрав удобный момент, я переменил галс, чтобы волны не мешали мне смотреть. Котят по-прежнему не было видно. Я начал приходить в отчаяние. Бедные глупые малыши остались совершенно одни в пустынном и враждебном океане! Если даже их и заметят с какого-нибудь судна, кто станет возиться с котятами?
Охваченный жалостью, я продолжал поиски. Яхта сделала еще два длинных галса, но океан упорно не желал отдавать добычу. Должно быть, прошло несколько часов. Бросив прощальный взгляд на пенящиеся волны, я положил яхту на прежний курс. И вдруг слева по борту мелькнул мой пробковый пояс! Теперь я был уверен, что если котята еще не утонули или не отплыли слишком далеко от пояса, я сумею их спасти.
Вот желтый спасательный пояс показался у самого носа яхты, но котят около него не было. Оглядев в бинокль воду вокруг судна, я ничего не увидел. Я осматривал гребень каждой волны, оборачивался на каждый случайный плеск. Вокруг расстилался лишь равнодушный океан, и на его поверхности нигде не было видно несчастных котят. Вскоре я понял, в чем дело. Когда снова показался спасательный пояс, я увидел, что котята сидят на нем, прижавшись к его упругой поверхности, и хнычут так жалобно, как могут хныкать только потерявшиеся малыши.
Когда я вытащил котят из воды, в их глазах было выражение бесконечной благодарности. Проведя три часа на зыбком спасательном поясе, они вымокли, продрогли и вконец обессилели.
Я отнес котят вниз и завернул в шерстяные одеяла, чтобы они спокойно выспались в тепле.
Вскоре после этого случая на палубу яхты села крупная птица, вероятно глупыш. Она устроилась на крыше рубки и, когда я подошел поближе, чтобы познакомиться, дружелюбно взглянула на меня. Когда я впервые взял ее в руки, она испачкала мне одежду, отрыгнув множество полупереваренных рыбешек, и ударила меня своим длинным тупым клювом.
Вскоре мы подружились. Найдя у нее паразитов, я посыпал ее перья порошком, предназначенным для котят. А когда в штормовую ночь я отнес глупыша вниз и посадил на край ящика с инструментами, он стал моим преданным другом. С тех пор как только я подходил к нему на палубе, глупыш издавал хриплый крик, выражая свою радость по поводу того, что он стал членом экипажа, бил длинными крыльями, но сразу же успокаивался от моего ласкового прикосновения.
Каждый день глупыш улетал на охоту, но позднее, когда я стал выделять ему наряду с Поплавком и Нырушкой часть дневного улова, он перестал заботиться о своем пропитании.
К сожалению, новый пассажир возненавидел котят. Первое столкновение произошло при дележе рыбы. Бурная ссора закончилась потасовкой, в которой котятам здорово досталось. Услышав шум, я выскочил на палубу. Котята шипели и выгибали дугой спины. Птица бросалась от одного к другому, нанося им удары крыльями и клювом.
После этого случая пришлось держать их подальше друг от друга. Я прозвал глупыша Увальнем — такое имя подходило ему как нельзя лучше. Впервые это слово пришло мне в голову, после того, как он упал с гика на рубку и неуклюже прыгнул за борт, когда я шутя дунул ему в глаза.
Вскоре Увалень стал таким же полноправным членом экипажа, как котята и сопровождавшие яхту дельфины. Вожаку дельфинов, покрытому многочисленными шрамами после победоносных битв с мелкими и крупными противниками, я дал кличку Старый Бандит. Он никогда не шнырял впереди яхты в поисках добычи, как остальные, а плыл рядом, нежась в тени возле борта, и набрасывался на ничего не подозревающую жертву, настигая ее у самого судна.
Однажды утром на борту яхты произошел удивительный случай. Я чинил порванный кливер-шкот. Покончив с этим, я спустился вниз и увидел, что рядом с койкой спокойно и невозмутимо сидит большая серая крыса.
Она была крупнее обоих котят, ее глаза, похожие на крохотные черные бусинки, неотрывно смотрели на меня, усики нервно подергивались. Толстый голый хвост, неподвижно лежавший на полу, указывал, куда она повернулась, когда я спугнул ее. Крыса шевельнулась, намереваясь улизнуть. Тогда я схватил первый попавшийся под руку предмет — им оказался будильник — и швырнул его в крысу; осколки стекла и части будильника разлетелись по маленькой каюте.
Я тут же пожалел, что напугал несчастного зверька. «Живи и давай жить другим»,— подумал я и решил зачислить крысу в состав экипажа наряду с Поплавком, Нырушкой и Увальнем. Ведь здесь, среди океанских волн, мне было все равно, кто находился на борту моего суденышка.
Появление на яхте крысы показалось мне очень странным. Как и когда проникла она сюда? Как могло случиться, что в течение стольких недель я не обнаружил ее на таком маленьком суденышке? Я не замечал никаких следов ее присутствия. Почему котята не разыскали ее? Где она добывала пищу и воду?
Эта мысль заставила меня подскочить. Неужели крыса добралась до моих запасов? Я проверил бочонки, перевернул каждый в отдельности и убедился, что они целы и невредимы.
Затем я осмотрел продовольствие в ящиках под койками и нашел там крысиный помет, которого не видел раньше. В жестянки с консервами, банки и кувшины крыса проникнуть не могла. Пробравшись в носовую часть трюма, я обнаружил у правого борта под койкой место, где крыса пряталась все это время.
В Панаме я уложил кое-какие продукты в корзину из под лимонов, накрыл ее брезентом и выкрасил покрышку. Крыса прогрызла корзинку и добралась до сыра, ветчины и чернослива. Пила она, должно быть, воду, пролитую мной во время еды, или слизывала капли, попадавшие на пол, когда я открывал банки с молоком.
Очень быстро я понял, что котята знали о присутствии крысы. Когда я принес их вниз, они сразу же направились в носовую часть трюма и остановились как вкопанные у маленькой дырки, в которую не могли пролезть. После того как «Язычник» покинул Жемчужные острова, я был слишком занят и не заметил, какая драма разыгрывалась внизу.
Безбилетница, как я прозвал крысу, очутилась здесь, вероятно, когда я сел на мель у Сан-Хосе. Вполне возможно, что она пробралась из леса к моему продовольствию, сложенному на берегу, и я вместе с грузом перенес ее на яхту.
С давних времен существует поверье, что крысы не живут на обреченных судах, и я был очень рад появлению такого спутника. Безбилетница стала новым членом моего экипажа и начала получать причитающийся ей паек.
Каждый вечер я оставлял на днище у мачты немного пищи и воды для крысы. Я хотел накормить и напоить ее, чтобы она забыла свои крысиные привычки и не грызла бочонки с водой. В свободное время я сколотил из досок небольшой ящик вррде скворечника. Этот ящик я привязал к мачте у самого днища, чтобы наш робкий спутник мог входить и выходить незаметно. Безбилетница вела замкнутый образ жизни, и мне редко удавалось ее увидеть, но паек свой она уничтожала добросовестно..
