Значительная часть "Красной линии" была потеряна британцами в течение полудня, поскольку гарнизон укрепленных пунктов бежал, либо был сметен мощной атакой. Самые большие территориальные потери имели место южнее Сен-Кантена, в точке соединения с сектором Шестой французской армии, которая удерживала слияние рек Уаза и Эна. Когда британские дивизии в самом южном секторе обороны Гофа — 36-я (Ольстерская), 14-я, 18-я и 58-я — оставили территорию, французы тоже были вынуждены отступить, открыв противнику направление на Париж. На северной оконечности позиций Гофа, где после битвы при Камбре в ноябре прошлого года в германские позиции вдавался большой выступ, немцы создали опасный охват, ставящий под удар безопасность британской Третьей армии и угрожающий подрезать английские опорные пункты во Фландрии. Цель операции группы "Михаэль" заключалась в том, чтобы "свернуть" британские экспедиционные войска, заставив их убраться на противоположный берег Английского канала. Теперь операция обещала достичь этой цели. Фактически целью германской атаки ставилось "срезать" выступ, а не захватывать его напрямую. Таким образом был добавлен еще один успех ко множеству военнопленных и обозначившемуся прорыву на стыке между Пятой и Третьей армиями — прорыву, через который мог быть нанесен мощный удар в северном направлении.
К вечеру 21 марта BEF потерпели свое первое настоящее поражение за три с половиной года окопной войны. На фронте в девятнадцать миль все передовые позиции англичан были потеряны — за исключением двух участков, которые геройски удерживали Южноафриканская бригада и бригада, сформированная из трех батальонов Лестерширского полка. Значительная часть главной оборонительной позиции тоже была уже пройдена неприятелем. Было потеряно множество орудий, целые батальоны сдавались или бежали с поля боя. Те же, кто оставался и продолжал сражаться, понесли тяжелые потери. В общей сложности свыше 7 тысяч британских пехотинцев было убито, 21 тысяча солдат попала в плен. Результаты событий этого дня были прямо противоположны 1 июля 1916 года, когда 20 тысяч британских солдат было убито, но почти никто не попал в плен. Тогда оба верховных командования, как у англичан, так и у их противников, заявляли о своей победе.
Первый день операции группы "Михаэль", несомненно, принес немцам победу — хотя число убитых (свыше 10 тысяч) превысило численность убитых в британской армии, а соотношение числа раненых (почти 29 тысяч у немцев против 10 тысяч у британцев) — было близким к единице. Даже несмотря на то, что в некоторых британских батальонах погибли почти все бойцы (примером тому может служить 7-й Шервудский батальон, потерявший 171 убитого, в том числе командира), это было скорее исключением, чем правилом. Гибель десяти подполковников пехоты также может служить подтверждением высокой степени неорганизованности. Командирам приходилось самим находиться на передовой линии, подавая пример своим деморализованным солдатам и платя за это максимально высокую цену. Хорошо подготовленным подразделениям удавалось не терять старших офицеров в таких количествах, даже в условиях ураганного наступления неприятеля — пока сохранялся боевой дух среди более низких чинов и возможность обеспечивать поддержку старшим по званию.
Оба этих обстоятельства проявились в Пятой армии 21 марта. Многие части, измученные борьбой на истощение, длившейся на протяжении 1917 года, не были в состоянии защищать свои передовые позиции, которые к тому же были укреплены только местами. Штаб-квартира Пятой армии не имела соответствующего плана действий на тот случай, если фронт начнет рушиться. "Я должен признать, — писал впоследствии пехотинец, принимавший участие в этих событиях, — что в противном случае германский прорыв 21 марта 1918 года никогда бы не произошел. У нас не было никакой координации действий командования, никакой определенности, никакого желания бороться и никакого единства среди рот или батальонов". Вопрос должен стоять в том, относился ли этот крах, — поскольку это был именно крах, — к психологическим явлениям того же порядка, как крах французской армии весной 1917 года, крах русской армии после наступления Керенского и краха итальянской армии в битве при Капоретто. Все четыре армии, если считать британскую, к тому времени потеряли до ста процентов своего первоначального состава, с которым они вступили в войну, и могли запросто перейти грань, за которой уже не возможно действовать плотью и кровью.
Если и есть различие, на которое следует обратить внимание, то оно заключается в продолжительности психологической травмы и в ее масштабах. Во французской армии признаки надлома проявились в более чем половине ее действующих формирований, и потребовался год, чтобы восстановиться после этого. Итальянская армия — хотя в основном это касалось дивизий, развернутых на фронте Изонцо, где непосредственно и разыгралась катастрофа, — переживала общий кризис. Она так никогда и не восстановилась вполне, и должна была быть усилена большим числом британских и французских войск. Русская армия, под грузом последующих поражений, двух революций и разрушения государственной системы, сломалась и в конечном счете перестала существовать.
Кризис британской Пятой армии был иным по сути и не столь масштабным. Поражение было моральным, а не физическим в своей основе, и в этом отношении имело сходство с поражением при Капоретто. Но это настроение не передалось трем другим британским армиям — Третьей, Второй и Первой. На самом деле даже в пределах Пятой армии оно держалось совсем недолго — только неделю после начала германского наступления, после чего армия начала восстанавливать боевой дух и оказывать сопротивление. Она потеряла много территории и была значительно пополнена другими британскими, а также французским и некоторыми американскими формированиями — но все равно никогда не переставала функционировать как организация, пока во многих ее частях поддерживалось желание сопротивляться, чтобы держать позиции, и даже контратаковать.
Наихудшими днями германского наступления не только для британской армии, но и для союзников в целом, были третий, четвертый и пятый, с 24 по 26 марта. Это были дни, когда росла опасность разделения британской и французской армий и прогрессирующего смешения всей британской линии обороны на северо-запад, к портам Английского канала — того самого "свертывания фронта", добиться которого Людендорф поставил главной целью операции группы "Михаэль". Предчувствие разрыва фронта передалось и французскому высшему командованию, как это было во время Марнской кампании. Однако если в 1914 году Жоффр использовал все средства, находящиеся в его распоряжении, чтобы сохранить связь с британскими экспедиционными силами, то Петэн, командовавший северными французскими армиями, руководствовался лишь своими страхами. В одиннадцать часов утра 24 марта он посетил Хэйга в его штаб-квартире, чтобы предупредить, что он ожидает атаки на свою армию к северу от Вердена и не может больше обеспечивать подкрепления — поскольку теперь его основной заботой является защита Парижа. Когда Хэйг спросил Петэна, понял ли тот, что вероятным результатом его отказа в дальнейшей помощи будет разделение их армий, Петэн просто кивнул головой.
Хэйт сразу понял, что налицо кризис союзных отношений. Подобные обстоятельства имели место в 1914 году, но тогда Британский военный кабинет принял меры, чтобы поддержать намерения сэра Джона Френча. Теперь Хэйг связался с Военным кабинетом, чтобы потребовать помощи и удержать Петэна. Два дня спустя в Дулане, около Амьена, прямо на линии основного германского наступления, была созвана внеочередная англофранцузская конференция под председательством президента Франции Пуанкаре. В ней принимали участие премьер-министр Клемансо и лорд Милнер, военный министр Великобритании, а также Петэн, Хэйг и Фощ, начальник штаба французской армии.
Собрание начиналось не лучшим образом. Хэйг очертил ситуацию в Пятой армии и объяснил, что теперь вынужден передать южную часть сектора Соммы под контроль Петэна — но тот заявил о невозможности сделать что-либо еще в этом секторе. Петэн сказал, что Пятая армия "разбита" и нетактично сравнил войска Гофа с итальянской армией под Капоретто. Началась перебранка между ним и Генри Вильсоном, командующим Имперским Генеральным штабом. Она закончилась тем, что Петэн заявил, что послал уже всю помощь, которую мог, и что теперь цель должна состоять в том, чтобы защитить Амьен, который находился в двадцати милях от самой дальней точки, достигнутой немцами. На это Фош со своей обычной горячностью вспылил: "Мы должны сражаться перед Амьеном, мы должны сражаться там, где мы находимся — сейчас… А сейчас мы не должны уступать ни единого дюйма".
