Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Политической силой в пустыне были не государства и империи, а племена, и порой при чтении сообщений о первом периоде ислама и великих завоеваний складывается впечатление, что верность племени и соперничество между племенами были для арабов не менее важным стимулом к войне и завоеваниям, чем новая религия ислам или жажда добычи. Однако в действительности верность племени была более сложной и изменчивой, чем представляется на первый взгляд. Арабы изображают себя членами племени. Все соплеменники вели род от общего предка и называли себя по нему, так что племя тамимов называло себя и именовалось другими бану тамим. На деле эта картина несколько обманчива, поскольку большие племена, такие как тамим, никогда не сходились вместе, не имели общего вождя и процедуры выработки общих решений. Важнейшие решения: где разбивать лагерь, где искать пастбища и как избегать столкновения с врагом, принимались в небольших группах из нескольких шатров или даже в пределах одной семьи. Далее, членство в племени определялось не только кровным родством. Люди могли переходить из племени в племя и делали это. Успешный вождь обнаруживал, что его племя неожиданно выросло, в то время как от неудачливого люди разбегались. Однако люди, мыслившие в понятиях кровного родства, не говорили, что они сменили племя, а представляли дело так, будто они всегда к нему принадлежали.

В самом деле, человек не мог выжить в пустыне без родичей и семьи. Условия жизни были невообразимо суровыми. Людям угрожал падеж скота, оскудение пастбищ, пересыхание колодцев и нападение врага. Не существовало полицейских сил, хотя бы продажных и неэффективных, к которым мог бы обратиться за защитой пострадавший: только узы родства, реального или воображаемого, защищали человека, обеспечивали помощь в трудные времена, защиту от нападения и угрозу мести обидчикам. Оставшийся без родичей погибал. Мусульманские лидеры поставили задачу уничтожить или, по меньшей мере, ослабить племенные связи. Мусульманское сообщество, умма, представляло собой племя нового типа, основанное не на родстве, а на преданности одной религии, на вере, что Аллах — единственный истинный бог, и что Мухаммад — Пророк его. Умма предлагала защиту и безопасность, обеспечивавшиеся прежде племенем. На деле не так просто оказалось разбить племенные узы, долго и успешно служившие людям. В первые годы завоеваний люди сражались по племенам и на поле боя собирались вокруг племенных знамен. Во время этих войн члены племени, скажем, тамим, должны были сражаться плечом к плечу с соплеменниками, которых они раньше не видели и о которых, возможно, даже не слышали. Поселяясь в новых военных городах: Басра и Куфа в Ираке, Фустат в Египте, они продолжали держаться племенными группами. Когда возникала борьба за ресурсы, за жалование и трофеи, межплеменное соперничество вспыхивало жестоко и яростно, что редко случалось в более открытом и рассредоточенном обществе пустыни. Племенная солидарность, отнюдь не уничтоженная новой исламской религией, в военных действиях еще некоторым образом усиливалась. Однако было бы ошибкой переоценивать роль, которую играло племя. Действительно, племенные узы оказывались жизненно важными — иногда и для некоторых буквально делом жизни и смерти, но в другое время ими пренебрегали и даже забывали о них.

Племя возглавляли вожди, обычно в раннюю мусульманскую эпоху называвшиеся «шариф». Пост вождя в племени был как выборным, так и наследственным. Каждое племя или племенная группа имели правящий род, из членов которого обычно избирался вождь. Формальных выборов не проводилось, соплеменники присягали на верность самому способному или удачливому члену правящего рода. Вождей, несомненно, избирали из числа способных военачальников, но отвага и военное искусство были далеко не единственными необходимыми качествами. Вождь должен был искусно торговать, разрешать споры между членами племени, не давая им разгореться, вести переговоры с членами других племен и даже с имперскими властями. Кроме того, от вождя требовались ум и знания того сорта, которые позволяют определять, где недавно прошел скудный пустынный дождь и где можно найти маленькие, но сочные клочки пастбищ, позволявшие прокормиться и напиться вволю и скоту, и людям. Для этого вождю приходилось держать открытый шатер. Пресловутое гостеприимство бедуинов было важной составляющей сложной стратегии выживания. Гостя, несомненно, кормили и развлекали, но взамен от него ожидали сведений о пастбищах, войнах и разногласиях, о ценах и рынках. Без этой неформальной информационной сети вести о приходе ислама никогда не распространились бы по громадным, почти незаселенным пространствам аравийских пустынь, и невозможно оказалось бы собрать армии, которым предстояло завоевать великие империи.

За немногими исключениями, все взрослые мужчины бедуины были воинами. Их с малолетства учили ездить верхом, владеть мечом, стрелять из лука, переносить трудные путешествия, ночуя где придется и отыскивая пропитание по мере возможности. В условиях соперничества племен мирных жителей не существовало. Бедуин жил в палатке, не создавал картин, не строил зданий: для археологов бедуины практически невидимы. Однако они достигли совершенства в одном главном виде искусства: в поэзии. Поэзия арабской джахилийи — уникальное и сложное искусство. Позднейшие арабские критики видели в ней скорее идеал, достойный восхищения и недостижимый. Некоторые из современных ученых подвергают сомнению ее подлинность, но все соглашаются, что, по крайней мере, часть этого материала передает идеалы и образ мыслей доисламских арабов.

Позднейшие арабские комментаторы подчеркивают ведущую роль поэзии для этого общества. Один арабский литературный критик IX века отмечает, что «поэзия джахилийи была для арабов всем, что они знали, и ею исчерпывалось их знание», а Ибн Рашид, писавший в середине XI века, так описывает роль поэта для его сородичей: «Когда в арабской семье появлялся поэт, другие окрестные племена собирались к этой семье и желали им радоваться такой удаче. Собирали пир, женщины племени играли на удах, как на свадьбе, а мужчины и мальчики поздравляли друг друга: ибо поэт был защитой общей чести, орудием, отводившим оскорбления их доброму имени и средством увековечить их славные деяния».

Поэт, в сущности, исполнял несколько важных функций: способствовал сплочению племени и его духовному единству, защищал репутацию группы и сохранял память о ней для потомства.

Поэзия надежно утвердилась в бедуинской пустыне. Большая часть ее придерживается довольно строгой формы касыды — поэмы около сотни строк, от первого лица, описывающей любовь и приключения поэта, восхваляющей его верблюдов, прославляющей его племя или покровителя. Добродетели, которыми он похваляется, — это добродетели воинской аристократии. Он, разумеется, храбр и бесстрашен, он переносит великие лишения, он похвально владеет собой, он неотразимый любовник и великий охотник. Поэты часто оказываются непокорными и даже преступными персонажами, с беспардонным энтузиазмом соблазняющими чужих жен, и часто представляют себя изгоями: человек и его верблюд против всего мира. Ни формальная религия, ни божество не упоминаются — только сила слепой судьбы и грозная красота пустыни.

За образчиком поэзии битв того времени мы можем обратиться к поэме, которую приписывают Амиру ибн аль-Туфайлю. Он был современником пророка Мухаммада, и его племя пасло стада в окрестностях города Таиф. Кажется, большую часть жизни он провел в сражениях, и, хотя сам он умер мирной смертью, его отец и многие его дядья и братья погибли в межплеменных войнах. В одной из своих поэм он описывает атаку на рассвете на врагов своего племени:

Мы напали на них на рассвете, летя на высоких скакунах, стройных и жилистых, и наконечники наших копий сверкали огнем;
И острые, с заточенным лезвием, бережно хранимые в ножнах до часа боя мечи, как серпы, срезали шеи;
И боевые кобылицы неслись все вместе легко и гордо, не позволяя себя обогнать.
Мы напали на их войско утром, и они подобны были стаду овец перед алчными волками.
И их Амра, и Амра, и Асвада мы оставили на земле — те, кто сражался, свидетели истины моих слов!
Мы напали на них с отточенной белой сталью, мы рубили их на куски, пока не уничтожили всех,
И мы увезли их женщин на крупах своих коней, с окровавленными щеками, которые они в горе разодрали ногтями.
11
{"b":"145688","o":1}