— Жаль, что я не прикончил вас там, на берегу реки… — процедил он сквозь зубы.
— Так это были вы… Что вы там делали? Следили за нами?
— А вы как думали? Охотник охотится на зверя, а зверь на него… Мы вас еще в Крутовке засекли. Я следил за каждым вашим шагом. И Ильича подстраховывал, когда он мозги вам пудрил во время рыбалки… А ловко он вас с этим Тишкой Красновым!
Злобная усмешка исказила его лицо.
— Ну, положим, с Красновым вы перестарались. Начало, правда, было удачным, но эта инсценировка с убийством Дудина, эта липовая записка… — Следователь лишь простодушно улыбнулся.
— На туфту все равно клюнули. Пока Краснов морил блох на нарах, мы могли давно смыться. Если бы не этот Егоров…
— И Егоров, и случайный шофер, и маленький магазинчик за речкой — все с самого начала было против вас. Против были отряды работников милиции, народных дружинников. Целый заслон. И потому вы были обречены… Но хватит об этом. Скажите лучше, чем объяснить вашу собачью верность этому лодочнику?
— Вам все равно не понять… — теперь уже отрешенно произнес рецидивист. — Этот человек полуживого вытащил меня из реки, когда я плюхнулся туда, смываясь от одного мильтона. Выходил, как ребенка. Жизнь спас…
— Вытащил из реки и окунул в лужу крови! Это ли спасение?
— Спасение… — усмехнулся Бодяга. — Я думаю, и для меня и для него этого слова уже не существует…
Зазвонил телефон. Следователь поднял трубку.
— Брагин слушает. Что? Задержали?, Молодцы! Поздравляю! Нет-нет, я поговорю с ним позже! — Он положил трубку. — Ну, вот: нашелся хозяин второго обреза. Маскарад с фальшивой бородой закончился…
— Немало нам пришлось за ним погоняться, — рассказывал спустя некоторое время усталый, но довольный Крутиков, сидя в кабинете следователя. — Хоть прямо отсюда на Олимпийские игры! Стар, а удал, бестия. На моторке пытался улизнуть. Хорошо еще рыбаки местные подсобили.
Он вытащил из кармана смятый конверт и протянул его Брагину:
— Лодочник наш к тому же еще, оказывается, страстный сердцеед! Вот почитай письмецо. Изъяли при задержании. Видно, не успел отправить.
Письмо было адресовано некоей Тимофеевой в город Саратов. Лодочник писал:
«Милая Аннушка! Шлю тебе нижайший поклон и тепло одинокой души своей. Сообщаю наперво, что я жив и здоров, чего и тебе пожелать хотел бы. Если и есть для меня какое счастье на этом свете, то это письма твои и любовь твоя. Три года минуло уж, как мы познакомились с тобой. А будто только вчера все было. Видно, сам бог послал мне тебя и свел нас с тобою в том доме отдыха, куда я, садовая голова, и ехать-то не хотел вначале. Эх, знала бы ты, душенька моя, как тяжко мне здесь дни коротать. И люди, и пчелы — все разом надоело, как встретил тебя. Ты все меня переехать в город уговаривала. Я теперь так и сделаю. Поеду к тебе, моя радость. Небось, не прогонишь бобыля несчастного. Я здесь деньжонок немного скопил. Заживем, как приличные люди. Не дом, а хоромы построим. И будешь ты в них хозяйкой полновластной. А еще вот что, Аннушка. У меня здесь дружок один объявился. Мы с ним вместе приедем. Побудет он с нами денька два, а потом проводим, куда сам пожелает. Дай тебе бог крепкого здоровья, душенька моя. А коли будет так, то скоро и свидимся. Твой Ванюша».
— Да, любвеобильный мужичок, — покачал головой Брагин, закончив чтение письма. — И на язык остер. И подход к женщине имеет. А главное, решил все просто. Награбить денег, купить домик и разводить тюльпаны… — Он повертел в руке конверт. — Здесь есть адрес Тимофеевой…
— Наши уже выехали в Саратов, — пояснил Крутиков и добавил с улыбкой: — Такие дела надо доводить до конца.
— А что там? — спросил Брагин, указав чуть насмешливым взглядом на желтый потертый портфель, в котором начальник уголовного розыска обычно приносил вещественные доказательства.
— Да, совсем забыл! — спохватился Крутиков, перекладывая портфель с пола на колени. — Здесь сувениры лодочника. Вот полюбуйся! — Он привычным движением открыл портфель и выложил на стол его содержимое: увесистый обрез, паспорт, пассажирский билет и несколько золотых колец.
— А борода? Где борода? — встал из-за стола следователь. Подойдя к капитану, заглянул внутрь портфеля.
— Не нашли, — промолвил тот. — Видно, успел закинуть куда-то.
— Жаль.
— Боишься, что снова начнет работать под Краснова?
— Да нет, — сказал Брагин, возвращаясь на свое место. — Под него он уже работать не будет. Да и под кого другого вряд ли… Просто хотелось взглянуть на это изделие… Кстати, видел Краснова сегодня в автобусе. Ехал на работу. Устроился на заводе жестянщиком. И бороду сбрил. — Брагин хитро прищурил глаза. — Передавал тебе привет. Так прямо и сказал: передайте, говорит, привет товарищу Крутикову.
— Товарищу? — улыбнулся капитан. — Ну, тогда все в порядке!
ПО СЛЕДАМ ПРИЗРАКА
Повесть
На небе ни облачка. Лишь полуденное солнце висит белым диском, томит землю. Жарко.
— Окунемся еще раз? — предложил он.
— Пойдем! — охотно отозвалась Ильсия.
Они разом встали и со всех ног бросились в реку, но угодили в мелководье и долго хохотали друг над другом, показывая на облепившие их водоросли. Смеясь, Ильсия как бы нечаянно брызнула ему в лицо, он ответил тем же, и оба принялись беспорядочно лупить по воде, осыпая друг друга брызгами.
— Мама, мама! Папа! — весело, с детским визгом неслось со стороны берега. Это барахталась в воде их дочь Лилия.
Потом они долго плавали возле камышовых островов, молчаливых и таинственных, в тени раскидистых прибрежных ив, и, наплававшись, вышли на берег бодрыми, снова жаждущими солнечного тепла.
— Посмотри, нас, кажется, зовут, — сказала Ильсия, собирая в узел свои длинные мокрые волосы.
Действительно, с небольшого мыска, где взвивался в небо сизый дымок костра, махали руками рыбаки. Мустафин подал им знак: идем…
— А уха почти уже готова, — с почтительной вежливостью встретил их старый рыбак, которого все называли Савельичем. — Вот только помлеет чуток, и можно приниматься за еду.
— Не спеши, Савельич. Отпуск-то ведь только начинается. Первый денек сегодня, — сказал, опускаясь на траву, Мустафин. Жена и дочь сели рядом, доверчиво прижались к нему. — Ты лучше скажи мне, какая река самая широкая в мире?
— Самая широкая? — задумался старик, не заметив, как Мустафин заговорщически подмигнул двум другим рыбакам, сидевшим тут же, у костра.
— Да много их, рек-то широких, — пожал плечами старик. — Как узнаешь, где и которая из них всех шире? Я сам думаю, грешным делом, Волга или Енисей. Сказывают, еще Миссисипи большая речушка-то…
— Ну, нет, Савельич, не то ты говоришь, — с наигранным сожалением произнес Мустафин. — Енисей, видишь ли, Миссисипи… Самая широкая река вот она, перед тобой! Это наш Ик!
— Это как же понимать-то? — ухмыльнулся рыбак, привстав от недоумения и положив на колени руки.
В глазах Мустафина засветился веселый огонек.
— Все очень просто, Савельич, — сказал он, кивая на реку. — Где мы находимся сейчас? На стыке двух республик. Противоположный берег — башкирский, тот, на котором мы сидим, наш. А разница во времени какова? Ровно два часа. Вот и получается, хоть на каком скоростном катере плыви, а раньше, чем через два часа, на том берегу не будешь. Стало быть, нет реки шире, чем наш Ик!
— Эх ты, куда загнул! — под дружный смех признал свое поражение рыбак и сам хихикнул раза два в кулачок. — Хитер ты больно, как погляжу. Но оно, верно, иначе и быть не должно. Что ни говори, а следователь все же!
— А скажи-ка нам, Марат Сагитович, — смеясь, обратился к Мустафину один из рыбаков, которого шутка, казалось, развеселила всех больше, — что главное в твоей работе — хитрость, так сказать, смышленость или же образованность, знания всякие?
— Трудный вопрос… — улыбнулся следователь. — Тут, наверное, все зависит от того, чем занимаешься и с кем имеешь дело. Знания, они нужны в любом деле, а махрового лиходея, уж точно, одной хитростью не возьмешь. Тут нужна целая тактика. А вообще-то, всего надо иметь помаленьку. Где одно не поможет, там подсобит другое…
