Лизи застенчиво улыбнулась, но не папе, а своему принцу.

– Я в порядке, папа.

Улыбка исчезла с лица принца.

– Как нам отблагодарить вас, лорд Тайрел? – заплакала мама, хватая его за обе руки.

– Не стоит, миссис Фиццжеральд. Она в безопасности, и этого достаточно, – ответил он.

И Лизи поняла, кто перед ней. Следующий граф Адар, старший сын графа, Тайрел де Уоренн. Она прижала колени к груди, все еще ошеломленно на него глядя. Но она знала, что он принц или, по крайней мере, похож на него, ведь на юге Ирландии граф Адар подобен королю.

Родные и сводные братья Тайрела обступили их, любопытные и обеспокоенные. Тайрел повернулся, и они сразу же отошли, давая ему пройти. Лизи хотела окликнуть его, пока не поняла, что он делает. Завороженная, она смотрела, как он заходит в озеро и забирает ее тонущую книгу. Через минуту он был возле нее.

– Думаю, тебе понадобится новая книга, малышка, – улыбнулся он.

Лизи закусила губу, слишком стесняясь, чтобы поблагодарить его.

– Лорд Тайрел, мы в долгу перед вами, – серьезно сказал отец.

Тайрел небрежно махнул рукой. Он огляделся, и его взгляд стал жестче. Он пристально смотрел на Вилли О'Дэя.

Вилли бросился бежать.

Тайрел тут же догнал его и схватил за ухо. Не обращая внимания на крики озорника, он потащил его к Лизи.

– Опустись на колени и попроси прощения у маленькой леди, – сказал он, – или я тебя выпорю.

И в первый раз в жизни Вилли сделал то, что ему сказали. Он всхлипывал, когда просил у Лизи прощения.

Элизабет Энн Фицджеральд смотрела в книгу, но не могла разобрать ни слова. Буквы на странице расплывались, и казалось, будто она читает без очков. Может, это и к лучшему: мама ненавидела, когда она читала за столом. И сейчас она села к завтраку с любовным романом некоторое время назад, совсем забыв про еду. Лизи вздохнула и закрыла книгу. Она так взволнована из-за завтрашнего дня, что вряд ли сможет сосредоточиться.

Взволнована и испугана.

Отец сидел во главе небольшого стола со вчерашним номером «Дублин тайме». Он с шумом перевернул страницу, увлеченный статьей о войне, когда взял чашку чаю. Наверху суетились домочадцы. Лизи слышала, как ее мать и две старших сестры носятся по спальням, громко стуча каблуками. Также до нее доносились причитания Анны и отрывистый чувственный голос Джорджи. Мама выкрикивала команды, как генерал. Папа, казалось, не обращал на это внимания – такой хаос был привычным в их доме.

Лизи посмотрела на него, надеясь, что он поднимет взгляд. Она хотела поговорить, но была не уверена, что может довериться кому-либо.

– Ты смотришь на меня, – произнес отец, не поднимая головы. – Что случилось, Лизи?

Она помедлила.

– Это нормально – так сильно нервничать?

Папа посмотрел на нее поверх газеты. Его улыбка была доброй.

– Это всего лишь бал, – сказал он. – Может быть, твой первый, но не последний.

Он был низкорослым мужчиной с рано поседевшими волосами, седыми усами и добрым выражением лица. Как и Лизи, он носил очки в оправе, но не только для чтения; если Лизи о чем-то и сожалела, так это о том, что унаследовала плохое зрение от такого удивительного отца.

Лизи почувствовала, как краснеет. Она старалась не встречаться с ласковым взглядом отца, не хотела, чтобы он знал, как она напугана. В конце концов, ей было уже шестнадцать, она взрослая женщина или почти взрослая. Она не хотела, чтобы кто-то в ее семье подозревал, что она до сих пор не рассталась с детскими фантазиями, – кроме того, ночью они совсем не казались детскими.

Ее щеки разгорелись еще больше.

Под столом о ее ноги потерся, мурлыкая, покалеченный кот, которого она спасла и принесла в дом в прошлом году.

Но отец отложил газету и теперь разглядывал ее.

– Лизи, это всего лишь бал. И ты уже бывала в доме. – Он подразумевал дом графа Адара. – Знаешь, дорогая, мы все заметили, как странно ты себя ведешь последние несколько дней. У тебя даже пропал аппетит, а все мы знаем, как ты любишь поесть. Что тебя беспокоит, милая?

Лизи хотела улыбнуться ему, но у нее не получилось. Что она могла сказать? Ее увлечение молодым человеком, который даже не знает о ее существовании, выглядело забавным, когда ей было десять. Это стало причиной поднятых бровей и беспокойства в тринадцать – в цветущем возрасте созревания. На следующий год, увидев его в городе с красивой аристократкой, она поняла, как глупо ее чувство. Такую влюбленность больше нельзя было допускать, и Лизи знала это, особенно теперь, когда ее стали вывозить в свет вместе со старшими сестрами.

Но он будет на балу, потому что появлялся там в каждый канун Дня Всех Святых, ведь он наследник графа. По словам ее старших сестер, он держался вежливо со всеми гостями его семьи – и был объектом преследования женщин и темой их разговоров. Каждая мать, озабоченная замужеством дочери, глупо надеялась, что сможет заполучить его в женихи, хотя и знала, что он женится на той, кого выберет его семья. Стоило Лизи закрыть глаза, как она видела образ смуглого, величественного Тайрела де Уоренна, его пронзительный и напряженный взгляд.

От мысли о том, что она увидит его завтра на балу, у нее захватило дух. Глупо, но ее сердце забилось сильнее. Глупо, но она видела, как вежливо он кивает ей, берет ее руку… и внезапно она оказывается на его белом коне рядом с ним, и они скачут в ночь.

Лизи улыбнулась, поняв, что витает в облаках, и ущипнула себя. Даже если она пойдет на бал в костюме девы Мэриан – «Робин Гуд» был одним из ее любимых произведений, – Тайрел не заметит. Да она и не хотела, чтобы он ее замечал. Не хотела, чтобы он смотрел на нее с полным отсутствием интереса, как это делали ухажеры ее сестры Анны. Она будет стоять у стены с другими девушками без кавалеров и наблюдать, как он флиртует и танцует. Затем, когда вернется домой в свою постель, она будет вспоминать каждый его жест и взгляд, каждое слово и даже прикосновение.

Он внезапно остановил лошадь, обнял Лизи за талию, его дыхание было близко у ее щеки…

Пульс Лизи участился, и ее тело пронзило странное томление, которое она едва понимала.

– Лизи? – прервал ее размышления папа.

Она закусила губу, широко раскрыла глаза и странно улыбнулась ему.

– Я хочу… – начала она импульсивно и замолчала.

– Чего ты хочешь, моя дорогая?

Она была более близка с отцом, чем с матерью, возможно, потому, что он тоже любил читать и мечтать. В холодные дождливые дни их можно было найти в гостиной, сидящими в креслах у камина и погруженными в свои книги.

– Я хочу быть такой же красивой, как Анна, – прошептала она. – Хотя бы один раз… только завтра вечером.

Его глаза округлились.

– Но ты такая хорошенькая! – воскликнул он. – У тебя самые необыкновенные серые глаза!

Лизи мягко улыбнулась ему, зная, что он больше не скажет комплиментов. А затем она услышала, как мама сбегает по ступенькам и зовет ее:

– Лизи!

Лизи и папа обменялись взглядами, понимая причину резкого тона матери. Что-то было не так, и она хотела, чтобы Лизи это исправила. Лизи ненавидела конфликты и очень часто исполняла роль миротворца в семье. Сейчас она встала, точно зная, что случилось.

Мать вошла в гостиную, почти вбежала. Ее щеки горели, поверх полосатого халата надет фартук. Рыжеватая блондинка, как и Лизи, непослушные волосы которой были просто заколоты, она была коротко и модно подстрижена. У них было одинаковое среднее телосложение, и Лизи беспокоилась, что издалека их могли перепутать из-за округлых фигур. Сейчас Лидия Джейн Фиццжеральд резко остановилась перед своей шестнадцатилетней дочерью, чуть не упав.

– Лизи! Ты должна поговорить со своей сестрой, у меня ничего не получается! Она самая упрямая и неблагодарная девчонка! Джорджина решила, что не пойдет на бал! О боже! Скандал! Неблагодарность! Графиня, благослови ее святую душу, никогда не простит этого! И ради бога! Джорджина ведь самая старшая. Как же она найдет себе поклонника, если отказывается идти на самое значительное мероприятие года? Она хочет выйти замуж за мясника или кузнеца?