Анжелика обернулась простыней из розового шелка и, положив руки на плечи Георгию, заметила:
— Если только захочешь, он тебя простит.
Молодой человек покачал головой:
— Женщинам простительна их ветреность, сомнения лучших друзей не забывают. Ты слышала, что он сказал Феррану? Он это сказал мне.
Девушка присела, облокотилась на его спину и подтянула ноги к животу.
— Жалеешь?
Георгий откинул голову ей на плечо и прижался губами к шее.
— Только о том, что для тебя это месть и я всего лишь оружие в твоих руках.
— Может быть, когда-нибудь…
Он хрипло засмеялся.
— Ты в это веришь? И кем же мне нужно стать для тебя — Лайонелом или Даймондом?
— Я не знаю…
— Зато я знаю, мне никогда не сыграть холодность и безразличие Лайонела, как и одержимую любовь Даймонда.
Анжелика чуть повернула лицо и заглянула ему в глаза.
— И не надо.
Некоторое время они сидели, глядя друг на друга, потом Георгий спросил:
— Ты злишься на него?
— Нет. Не на него. На себя.
Молодой человек вздохнул:
— Твое послание дойдет до старейшин, у Лайонела будут неприятности.
— Мне хочется этого. Я должна бы его ненавидеть, но…
— Ты его любишь, — подытожил Георгий.
Анжелика грустно улыбнулась:
— Даже сейчас.
— В послании ты обратилась…
— К своему создателю — одному из старейшин, Наркиссу[11]. Это не настоящее имя, настоящего не знаю, так его прозвали за любовь ко всему красивому и за то, что всюду, где бы ни появлялся, он сеет смерть.
— Кажется, я слышал о нем. — Георгий задумчиво наморщил лоб. — Не его ли кровью созданы красивейшие вампиры мира?
— Да, — согласилась Анжелика. — Его жертвы — миловидные девушки и юноши.
— Как это случилось с тобой?
— Унизительно. — Девушка провела рукой по волосам, откидывая их назад. — Я вышивала птиц на салфетке, сидя на скамейке в саду. Он появился из-за розового куста и сказал, что я очень красива. Его собственное уродство меня поразило, я смотрела на него, не скрывая отвращения. Он же, как будто наслаждаясь произведенным эффектом, присел рядом и взял меня за руку. Я пригрозила, что позову отца, но Наркисс не испугался, он спросил: «Наверно, гордишься своей красотой и тебе противно сидеть рядом со мной?» Я не могла вымолвить ни слова. А он положил сморщенную руку с желтыми ногтями мне на грудь и сказал: «Ты ведь и представить не можешь, что эти уродливые руки будут трогать тебя во всех самых потаенных местечках».
Анжелика звонко рассмеялась.
— Не поверишь, Гера, я действительно не могла себе такого даже представить. Моего внимания добивались самые блистательные мужчины, они боялись рядом со мной дышать…
— Ты позвала отца?
— Наркисс убил его на месте, и мать тоже. Девушка с минуту молчала. — Он порезал себе ножиком член и изнасиловал меня на той скамейке на глазах испуганных слуг. И все время твердил, что я стану очень сильной, потому что нравлюсь ему. А потом он задрал подол платья и пил нашу с ним кровь. А когда насытился, утерся моим вышиванием и попросил, если что, обращаться к нему. Больше я его не видела.
— Лайонел знает?
— Нет. Он никогда не спрашивал.
Георгий провел щекой по обнаженному плечу девушки и прошептал:
— Какой же гнев нужно испытывать, чтобы обратиться к такому создателю? Тебе не страшно?
— Когда я узнала о смерти Даймонда, ничего не боялась.
— А сейчас?
Анжелика закрыла глаза и, увидев любимое лицо с живыми синими глазами, застенчивую нежную улыбку, пробормотала:
— И сейчас. Чтобы стать сильной, мне не нужна кровь Лайонела.
— Он не столько сильный, сколько талантливый. — Георгий задумчиво улыбнулся. — Вещи, которые умеет Лайонел, некоторым старейшинам и не снились. Тогда, на поле, он перебил бы нас как крольчат, если бы захотел.
— Ты читал его мысли?
— Не все, он блокировал большую часть сознания.
Анжелика с любопытством взглянула на молодого человека.
— Думаешь, если придут старейшины?…
— Лучше бы им не приходить. Наш город захлебнется кровью, она заполнит каналы вместо воды, потому что Лайонел не умеет проигрывать.
Девушка взволнованно закусила губу:
— И на чьей стороне ты будешь в этой войне?
— Ты знаешь. — Георгий поднялся и, подойдя к двери, повторил: — Ты знаешь, Анжелика.
— Даже если я тебя полюблю? — в отчаянии выкрикнула она.
Он замер в проходе и, не поворачиваясь, сказал:
— Мое сердце у тебя, но, делая больно Лайонелу, ты мучаешь и меня.
— Зачем хранить верность тому, кого ты предал?
Георгий все-таки взглянул на нее, в голосе проскользнула горечь:
— Чтобы предать, хватило одной секунды, а чтобы забыть все, что нас связывает, понадобится чертова вечность…
* * *
Снова шел снег. Пушистые снежинки кружились в медленном танце, делая воздух свежим и легким. От тонкого аромата весны в груди возникало щемящее чувство утраты. Зима была повсюду, но ее снегопады походили лишь на ничтожную попытку задержаться подольше в городе.
Катя вышла за ворота колледжа и медленно пошла по расчищенной дорожке с длинными рыхлыми сугробами по обочинам.
Проходя мимо школы, девушка заметила на углу знакомую фигуру в сером пуховике. Из здания выбежала невысокая девочка с короткими рыжими волосами и рюкзачком за спиной. Парень раскрыл объятия, и та повисла у него на шее.
Катя остановилась. Малой заметил ее и помахал, а когда парочка проходила мимо, девушка услышала:
— Костя, а это кто?
— Никто. Просто учимся в одном колледже, — спокойно ответил он.
— Поможешь мне выучить биологию? — попросила девчонка.
Костя осторожно обнял ее за плечи, совсем не так, он обращался со своими былыми подружками, и пообещал:
— Конечно!
Молодые люди скрылись из вида, а Катя все так стояла, глядя в ту сторону, куда они ушли.
Алиса последние две недели не появлялась в колледже. Теперь стало ясно почему. Катя догадывалась, что злорадствовать дурно, но в свете ее последних дел это казалось сущим пустяком. Во всех хороших фильмах главные героини после серьезных событий в жизни всегда осознавали что-то важное, становились лучше, всех прощали…
Девушка вздохнула. С ней в главных ролях никогда бы не получилось хорошего фильма.
Снежинки скользили по щекам, переносице, падали на ресницы, и сквозь сплетение белых пушинок мелькали фары проезжающих машин.
Катя перешла дорогу, но до входа в парк, видневшийся между берез, дойти не успела. Точно из-под земли перед ней вырос черный волк и, со всего маху прыгнув на нее, повалил навзничь. Девушка в страхе зажмурилась, а когда ощутила горячий мягкий язык, облизывающий ей лицо, засмеялась.
— Йоро, неужели ты?
Ореховые глаза задорно смотрели на нее, а большой черный нос тыкался в подбородок. Оборотень лизнул ее волосы, пожевал, затем наступил ей на живот и помчался в парк.
Катя поднялась и, отряхнувшись от снега, пошла за ним. За последние две недели она не испытывала волнения сильнее. Напряжение, в котором она жила, подобно стеклянному колпаку, отгородило ее от необыкновенной зимы. И сейчас стекло наконец треснуло, впустив в душную обитель порыв северного ветра. Как прежде, всколыхнувший воспоминания, чувства, которые она с такой тщательностью день за днем хоронила в себе.
Из-за широкого ствола дуба вышел мальчик — точно маленький уголек на белом рыхлом покрывале. Он нагнулся, слепил снежок и, смеясь, запустил в девушку.
— Мне холодно на тебя смотреть, — поежилась Катя.
— А мне жарко! — Йоро приблизился, встал перед ней, с гордостью объявив: — Я свободен!
Она улыбнулась и с опаской погладила его по горячему плечу.
Мальчик поднял руку и провел растопыренными пальцами по ее волосам.
— Они цвета волшебных семян тамаринда, — сказал он. — Когда я впервые тебя увидел, то подумал — сами боги прислали помощь. Теперь ты мой талисман. — Йоро шагнул к ней и крепко обнял. — Я никому не дам тебя в обиду.