Но морской промысел был связан с большим риском. Особенности и опасности промысла хорошо описаны в северных житиях. Однажды жители поморской волости Варзуги вышли на промысел. Долго плавали они по морю, но зверя нигде не было видно, потому что одни льды унесло далеко в море, а другие растаяли. День уже клонился к вечеру, охотники приняли решение вернуться назад, но едва нашли льдину, на которой можно было заночевать. Вытащив карбасы на льдину длиной с версту или немного больше и подкрепившись хлебом, они уснули. Во сне одному из них явился благообразный старец и сказал, чтобы они просыпались и немедленно брались за работу. Человек тот разбудил дружину, и когда все откинули свои буйны, то увидели на льдине множество морских зверей. Вскочив в одних рубашках и чулках, они стали стрелять и с большой добычей вернулись домой ( РНБ. Соф. № 452. Л. 330 об. — 331). В другой раз мощные льды едва не поломали льдину, на которой спали охотники, в море уже унесло их рыболовецкие снасти, но преподобный Иринарх Соловецкий, явившись во сне одному из охотников, вовремя разбудил их.

В 1700 году строитель Красногорского монастыря иеромонах Авраамий (Митусов) отправил к Новой Земле четырнадцать человек в двух кочах с хлебными припасами. Но, затертые льдами, они были вынуждены зимовать там и возвратились только летом следующего года. При возвращении одну кочь разбило у острова Вайгач, вся добыча (14 белых медведей, 156 белых песцов, 5 черных) и промысловые снаряды утонули ( Описание Красногорского монастыря. С. 20).

Самым доходным из монастырских промыслов, и к тому же не таким рискованным, как рыбная ловля, было солеварение. Основные расходы на содержание солеварен были связаны с использованием большого количества дров. На морском берегу рыли колодцы глубиной до 5–6 сажен, в них собиралась вода, содержание рассола в этой воде составляло обычно около 11 %. Около колодцев стояли варницы (простые сараи), в которых на железных крюках над печью были подвешены четырехугольные железные сковородки — црены. Рассол кипятился в црене несколько суток, потом остывал и загустевал. Каждый отдельный процесс (полуваря) занимал в среднем семь-восемь дней, в результате полувари получалось около 190 пудов соли ( Прокофьева. С. 47).

Интересное свидетельство об устройстве црена есть в Житии преподобных Зосимы и Савватия Соловецких. Оказывается, црен был устроен так, что на нем можно было переплывать по морю небольшие расстояния, и эта посудина была устойчива даже в бурю. В 1539 году некий Андрей — наемный работник одного поморского солевара — переправлял црен от солеварницы к дому своего хозяина, находившемуся за десять поприщ от солеварни. Встав на црен, он понемногу продвигался вперед, а на «утлины» (?) положил дерн. Когда он достиг места, где было множество камней, и стал обходить их, внезапно подул сильный ветер в сторону моря, и в мгновение ока он оказался так далеко, что уже не видел высоких береговых гор. Сильно испугавшись, Андрей сначала зарыдал, а потом, по обычаю всех жителей Поморья, попадавших в беду, принялся молиться святым Зосиме и Савватию. Но избавление пришло не сразу, два дня и две ночи его носило по волнам, он не ел и не пил и уже едва дышал. К тому же пошел сильный дождь, дерн на утлинах размыло, вместо дерна он подложил свои рукавицы и встал на них, но под конец совсем изнемог и уже не мог ни стоять, ни сидеть. Тогда Андрей взмолился преподобным со словами: «Либо спасите, либо погубите, только сделайте это поскорее» и упал в беспамятстве на црен. Находясь в забытьи, он услышал повеление оглядеться вокруг. Очнувшись, Андрей увидел берег. Его црен зацепился за плоский камень, Андрей вылез из него и побрел к берегу, вода доходила ему до шеи. Когда вода спала, он без труда вытащил црен на берег. После этого происшествия Андрей пришел в Соловецкий монастырь, где дал обет работать на обитель до конца своей жизни ( РНБ. Соф. № 452. Л. 116–118).

Почти все северные монастыри занимались солеварением, даже те, которые располагались далеко от морского побережья. Монастыри покупали здесь участки и строили свои соляные варницы. На каждой варнице находился монастырский двор с хозяйственными постройками, стояли обычно кузница, изба, навесы для хранения дров, амбары, в которых хранились запасы соли, хлеба и продуктов. Монахи, работавшие на промыслах, часто кормили себя сами. Поэтому кроме солеварения приходилось еще заниматься земледелием ( Прокофьева. С. 40).

Полученная соль в основном шла на продажу. Именно продажа соли позволяла, например, Николо-Корельскому монастырю «всякий монастырский запас покупать». В 1642 году этой обители было разрешено провозить беспошлинно 6 тысяч пудов соли в одном «дощаннике» в Вологду, Архангельск, Великий Устюг, Тотьму и другие северные города. Позднее у монастыря появились даже свои соляные заводы. Монастырь преподобного Корнилия Комельского торговал беспошлинно солью во всех московских городах, это право ему было дано великим князем Иоанном Васильевичем в 1538 году. Летом соль везли в насаде (мореходное гребное судно) или в двух дощанниках, посуху — на телегах, зимой на санях, и с тех дощанников, телег и саней княжеские таможенники никаких пошлин не собирали.

В Житии преподобного Александра Ошевенского рассказывается, что после его кончины для монастыря, который всегда жил очень небогато, и вовсе наступили тяжелые времена. Многие монахи покинули обитель, унося с собой последнее монастырское имущество. Автор Жития по этому поводу горько заметил: «Хоть и знали писания божественные, но хуже неверных творили; ведь и многие поганые спасаются, а эти, знающие закон, немилостивно осудятся» ( РГБ. Унд. № 276. Л. 69). Только пять иноков остались в монастыре, решив лучше умереть от голода, чем покинуть это место. Их стойкость была вознаграждена, через некоторое время в обители появился новый настоятель, священник, возобновились службы, но продуктов по-прежнему не хватало.

Все значительно изменилось к лучшему после того, как игумену удалось купить один соляной колодец. В селении Пияла, за сто или семьдесят верст от Ошевенского монастыря вниз по реке Онеге вдруг пробился источник соленой воды. Местные жители, не имея навыков солеварения, не знали, что с ним делать. Но вскоре к ним по случаю пришел из Лук Морских старец Тарасий, искусный в этом промысле. Жители уговорили его заняться источником, выделив старцу его долю. Тарасий отвел из реки воду и устроил на берегу колодец соленой воды («росола»), отделив при этом воду от рассола. Часть своей доли — на один црен — он пожертвовал Соловецкому монастырю, другую часть — на полцрена — отдал Ошевенской обители. Игумен Максим, приехав на место, выкупил остальные полцрена, а также землю для монастырского подворья и участок берега с лесом, чтобы можно было заготавливать дрова для варки соли. Так начался солеваренный промысел Ошевенского монастыря. Многие годы монахи продавали соль, полученную в Пияле, и покупали на эти деньги одежду, обувь и все необходимое для строительства обители. Впоследствии жители Пиялы добавили еще одну деревню к монастырскому промыслу ( РГБ. Унд. № 27б. Л. 79 об. — 80 об.).

Образцовым примером монастырской системы выживания в сложнейших условиях Русского Севера, да еще на острове, было хозяйство Соловецкой обители, созданное при святителе Филиппе (Колычеве). Он был соловецким игуменом восемнадцать лет (с 1548 по 1566 год) и за эти годы благодаря своей недюжинной практической смекалке и умению хозяйствовать не только заново отстроил монастырь — теперь уже в камне, но создал такое мощное хозяйство, которое оставалось основой материального благополучия обители вплоть до начала XX века.

Соловецкие острова мало пригодны для земледелия. Архимандрит Досифей — автор большого иследования по истории Соловецкого монастыря, отмечал, что земля Соловков «по качеству своему и по самой суровости северного климата к произведению хлебопашества весьма неспособная. Неоднократные опыты в посеве ячменя на способных и искусством удобренных местах хотя и были предпринимаемы; но по слабому действию солнечной теплоты оный никогда созреть не мог, а безвременные и ранние морозы истребляли его во время самаго цвета» ( Досифей. Т. 1. С. 26). Даже сенокосные луга необходимо было удобрять навозом, чтобы до первых холодных северных ветров успевала вырасти трава. В таких условиях игумен Филипп сделал ставку на развитие разнообразных промыслов и технические достижения. Чтобы осушить заболоченный Соловецкий остров, он соединил его семьдесят озер системой специально прорытых каналов. Лишняя вода перетекала из одного озера в другое и так спускалась к Святому озеру, расположенному неподалеку от монастыря. Оттуда воду посредством двух каналов спускали в гавань. До игумена Филиппа монастырские мельницы находились вне монастыря, он же провел воду из Святого озера внутрь стен обители и устроил здесь каменную мельницу и «толчею». Предприимчивый игумен перегородил каменной плотиной морскую губу неподалеку от обители и развел в ней треску, которая, как сказано в монастырском летописце, «благословением его» весьма расплодилась ( РНБ. Соф. № 452. Л. 267). Кроме того, святитель Филипп испросил у государя соляные и рыбные промыслы для монастыря, построил кирпичный завод, провел дороги, расчистил сенокосные пожни, а на острове Муксолме, который соединил с Соловецким дамбой, устроил коровий двор. На трех лесистых островах: Соловецком, Анзерском и Муксолме он развел лапландских оленей. В случае нужды их ловили тенетами, кожа использовалась на сапоги, шерсть для набивки тюфяков и подушек, а мясо шло в пищу мирским людям, работавшим на обитель ( Досифей. Т. 1. С. 29). Упорный труд и хозяйственная изобретательность монахов, которыми нам — современным людям — можно только восхищаться, позволяли выжить в тяжелейшем единоборстве с северной природой.