Офицерский стол, конечно, отличался большим разнообразием, чем солдатский, и зависел от чина самого офицера и его состоятельности. Согласно штатам, утвержденным 30 апреля 1802 года, офицеры армейских кавалерийских полков получали жалованье вместе с так называемыми «рационами», то есть деньгами на питание {17} :
жалованье в год рацион в год полковник 1800 руб. 480 руб. подполковник 730 руб. 240 руб. майор 464 руб. 156 руб. ротмистр 375 руб. 120 руб. штабс-ротмистр 375 руб. 120 руб. поручик 311 руб. 84 руб. корнет 200 руб. 48 руб.
В лейб-гвардии Гусарском полку должностные оклады были гораздо выше и «рационы» — больше. Например, ротмистр получал 651 рубль жалованья и 240 рублей на «рацион», штабс-ротмистр — 526 и 192 рубля, поручик — 502 и 156 рублей, корнет — 276 и 84 рубля {18} .
В 1816 году последовало значительное увеличение офицерского жалованья в армии и гвардии. Таким образом, в лейб-гвардии Гусарском полку ротмистр стал получать 1200 рублей, штабс-ротмистр — 900 рублей, поручик — 780 рублей, корнет — 690 рублей. Кроме того, особые, «столовые деньги» были выделены для командиров полков и командиров дивизионов (в каждом дивизионе — два эскадрона). Эта прибавка к жалованью достигала 1000 рублей в год.
Армейской офицерской традицией являлись общие трапезы. Эскадронные командиры, как правило, держали открытый стол для офицеров своего подразделения. Благодаря воспоминаниям Д. В. Давыдова можно довольно подробно описать питание одного из эскадронных командиров александровской эпохи — Якова Петровича Кульнева, который, будучи майором, более семи лет командовал эскадроном в Сумском гусарском полку, а с 1806 года на той же должности служил в Гродненском гусарском полку.
«Из скудного жалованья майорского (464 рубля и 156 рублей «рациона» в год. — А.Б.)… уделял треть на содержание дряхлой и бедной матери своей… — пишет Давыдов. — Другую треть употреблял он на необходимые потребности для военного человека: мундиры, содержание верховых лошадей, конной сбруи и прочее; наконец последнюю треть — на пищу себе. Эта пища состояла из щей, гречневой каши, говядины или ветчины, которую он очень любил. Всего этого готовилось у него ежедневно вдоволь на несколько человек. «Милости просим, — говаривал он густым и громким своим голосом, — милости просим, только каждого гостя со своим прибором, ибо у меня один». Питейным он, — подобно того времени гусарским чиновникам, — не пресыщался: стакан чая с молоком по утру, вечером — с ромом; чарка водки перед завтраком, чарка — перед обедом, для лакомства — рюмка наливки, а для утоления жажды — вода или квас; вот все питейное, которое употреблял Кульнев в продолжение суток. На водку он был чрезмерно прихотлив и потому сам гнал и подслащивал ее весьма искусно. Сам также заготовлял разного рода закуски и был большой мастер мариновать рыбу, грибы и прочее, что делывал он даже в продолжение войны, в промежутках битв и движений. «Голь на выдумки хитра, — говаривал он, потчуя гостей, — я, господа, живу по-донкишотски, странствующим рыцарем печального образа, без кола и двора; потчую вас собственным стряпаньем и чем Бог послал…» {19}
Но младшие офицеры часто устраивали свои обеды, «без седых усов», как писал один из корнетов Уланского Цесаревича Великого князя Константина Павловича полка в 1806 году:
«…Кто из нас был при деньгах, тот и приказывал стряпать дома. Эти корнетские обеды не отличались гастрономическим изяществом, но были веселее стотысячных пиров. Щи, каша, биток или жаркое составляли нашу трапезу; стакан французского вина или рюмка мадеры, а иногда стакан пива — и более нежели довольно! Но сколько было тут смеха и хохота для приправы обеда, сколько веселости, шуток, острот! Блаженное корнетское время! Фанфаронство, надутость, чванство, важничанье почитались между нами смертными грехами…» {20}
Из Стрельны, где стоял полк Цесаревича, молодые офицеры любили ездить в Санкт-Петербург и на Невском обедали с бутылкой пива в трактире у Фенцеля (50 копеек медью), пробовали гастрономические обеды с вином и десертом в трактире Демута (2–3 рубля), угощались мармеладом и жареными рябчиками в «Европейском отеле» на углу Невского (25–30 копеек медью), пили шампанское (2 рубля бутылка). При этом фунт кофе стоил 40 копеек, фунт сахара — 50 копеек, бутылка хорошего столового вина — 40–50 копеек медью.
Зато о генералах позаботился сам государь Павел I, введя в Устав главу «О генеральских столах в поле»: «Фельдмаршалу иметь стол на десять кувертов без десерту, и другой для офицеров на шесть кувертов… Генерал-аншефам — на восемь кувертов и восемь блюд без десерту, и для офицеров на четыре куверта… Генерал-поручикам — на восемь кувертов и шесть блюд без десерту, а генерал-майорам — на шесть кувертов и пять блюд без десерту. По вечерам столов не иметь; в противном случае оное вычитать из жалованья» {21} .
Если солдаты и офицеры не были отряжены в караулы или на дежурства и не имели каких-либо других поручений по службе (например, для рядового — развозить приказы из штаба по эскадронам, заступом и метлой очищать от травы полковой плац), то после обеда и до шести часов вечера они могли свободно распоряжаться своим временем.
Как правило, нижние чины гусарских полков значительную часть его посвящали починке и чистке одежды, вооружения, амуниции. Особенно много внимания требовали обе гусарские куртки, богато расшитые шнурами, галунами и пуговицами, которые надо было всегда содержать в идеальном порядке. «Чистота оружия, амуниции и одежды была поразительная. Оружие, все металлические вещи блестели от наведенного на них полира — тогдашнее выражение, что разумеется, приносило много вреда оружию… (так как чистили его толченым кирпичом. — А.Б.)» {22}
В гусарскую амуницию входил панталер — широкая (до 70 мм) перевязь из юфти с металлическими пряжкой, запряжником, наконечником и крюком, на который вешали карабин, зацепив его за скобу на левой стороне цевья. Чистка этого предмета представляла собой довольно сложную операцию. Сначала кожу скоблили ножиком, потом покрывали слоем клея и наконец сверху посыпали мелко натертым мелом. Когда клей с мелом высыхал, то белую поверхность панталера полировали до блеска свиным зубом.
Многие солдаты, освоив какое-нибудь ремесло, использовали свое свободное время для получения дополнительного заработка. На заказ они шили (например, рубашки, мундиры), тачали сапоги, вязали шерстяные носки. Командование поощряло эти занятия, так как без своих денег служить солдату было тяжело. После обеда нижних чинов даже отпускали из эскадронов на «вольные работы», и они нанимались к местным обывателям строить, класть печи, копать огороды, пилить дрова, убирать дворы и улицы. Особенно это было распространено в столице и других крупных городах, где имелось немало возможностей получить заработок.
В школьных учебниках истории упоминается о выступлении 1-й роты лейб-гвардии Семеновского полка, стоявшего в Санкт-Петербурге. В октябре 1820 года солдаты подали жалобу на командира полка полковника Шварца. Они говорили, что этот офицер «тиранит людей и требует службы большей, чем положено». Шварц, в апреле того же года переведенный на эту должность из армии, решил обратить на себя внимание начальства ревностным исполнением обязанностей и заставил рядовых ходить на строевые занятия после обеда. Тем самым он покусился на их свободное время и, что более важно, — на их заработки.
