В Иерусалиме подобное открытие воспламеняет воображение и возбуждает самые невероятные слухи. Арабы по сей день верят, что в одной из таких пещер ожидают счастливчика золото и серебро из сокровищ Соломона, Ковчег Завета и храмовые жертвенные сосуды. Но мечту о такой находке лелеют не только арабы. Я слышал от нескольких человек, вполне заслуживающих доверия и уважения, что Ковчег Завета, по их мнению, спрятан где-то в таинственных и никому не известных подземельях в районе Храма.

Так что Барклай поступил разумно, никому не сообщив о находке, и на следующий день вернулся к пещере с поисковой партией, расширил тесный вход, в который забралась его собака, и наконец попал внутрь.

Фонари, принесенные искателями сокровищ, освещали странную и пугающую картину. Это была снежно-белая пещера, настолько просторная, что ее дальняя часть терялась во мраке. Одного взгляда на каменные стены хватило, чтобы понять: это искусственное подземелье. Света фонарей не хватало, чтобы разглядеть всю пещеру. Это было начало гигантских поисковых работ, протянувшихся в глубь под улицами Старого города.

Вскоре они поняли, что наткнулись на каменоломни Соломона — Иосиф Флавий называл их «Царскими копями», — которые обеспечивали камнем строительство Храма Соломона за девять столетий до Рождества Христова.

Думаю, эти каменоломни представляют собой одну из наиболее любопытных достопримечательностей Иерусалима. Обычный турист пренебрегает ими, но каждый, кто считает себя масоном, посещая Иерусалим, отлично осведомлен о них. Масоны со всех краев света проводят здесь ночные собрания, чтобы их никто не видел и не мог побеспокоить, потому что они придерживаются убеждения, что строители Храма были первыми масонами («каменщиками»).

Когда я посещал каменоломни, старик-араб, сидевший у входа, подал мне ручной фонарь и предупредил, что я должен соблюдать осторожность, чтобы не свалиться в одну из опасных пропастей, ведь копи Соломона — не место для близоруких и тех, кто нетвердо стоит на ногах.

Другой араб, работавший в пятне света, проникавшем внутрь пещеры, занимался изготовлением пресс-папье и молоточков, какими пользуются председатели заседаний, чтобы привлечь внимание аудитории. Эти предметы, украшенные треугольниками и рисунком циркуля, охотно раскупаются туристами-масонами, распространяясь по всему миру. Камни из копей также экспортируются, чтобы лечь в основание масонских строений.

Я вошел в темноту, фонарь в моей руке покачивался в такт шагам, а тропа вела под уклон, в глубину гигантской пещеры, напоминавшей подземный собор. Из этого помещения в разные стороны расходились широкие и высокие проходы. Я брел вдоль глубоких расщелин, время от времени поднимая фонарь, чтобы всмотреться во тьму; я замечал участки скальной породы, вырубленные так, что открывались глубокие участки каменоломни, отдаленные пещеры и проходы.

Подсчитано, что в древние времена из этих каменоломен извлекли объем породы, достаточный, чтобы выстроить Иерусалим в его современном размере дважды. Это своеобразный, необычайно чистый белый камень, мягкий в работе, но быстро твердеющий под воздействием воздуха. Арабы называют копи «хлопковыми пещерами» из-за их белого цвета. Однако, поднимая фонарь повыше, чтобы разглядеть низкие участки сводов, я увидел черные пятна. В одном месте я оказался достаточно близко, чтобы понять: это летучие мыши, висящие под потолком в ожидании ночи.

С обеих сторон я замечал следы работ. Со страхом и удивлением я ступал по тропе самого времени, осознавая, что те, кто осуществлял эти работы, умерли около трех тысяч лет назад. И все же следы труда финикийских каменотесов, нанесенные в те дни, когда Соломон был царем Иерусалима, так же ясно различимы, как те признаки работ, которые можно сегодня обнаружить, скажем, в каменоломнях Портленда.

Рабочие вырезали в стенах ниши для ламп. Все вокруг казалось поразительно новым, современным, так что у меня появилось неприятное ощущение, что я попал в каменоломни в обеденное время и в любой момент услышу шаги возвращающихся каменотесов Соломона, пинающих мелкие камешки по дороге к участку работ.

Я поставил фонарь на вытесанную в скале полку и в его свете прочитал замечательное описание строительства Храма, сохранившееся во Второй книге Паралипоменон, в главе второй, а также в Третьей книге Царств, в главе пятой.

Полагаю, современный архитектор, получив столь скудный набор слов, не сумел бы создать для нас точную и яркую картину планов, чертежей, заданий для рабочих, расчетов оплаты труда, строительных работ и деталей обстановки величественного здания, как это описано в указанных главах Библии.

В темных глубинах копей Соломона, в одежде, осыпанной белой пылью окружающих камней, я с поразительной реальностью увидел здание Храма. В Палестине редко случается, чтобы некие библейски стихи, до сих пор не имевшие смысла, внезапно раскрывали свое значение, тем более с такой удивительной точностью. Я понял истинный смысл стиха, который, должно быть, ставит в тупик многих читателей. Стих семь, шестая глава Третьей книги Царств, описание строительства Дома Божьего:

«Когда строился Храм, на строение употребляемы были обтесанные камни; ни молота, ни тесла, ни всякого другого железного орудия не было слышно в Храме при строении его».

Я всегда думал, что эти слова означают — камни для Храма добывались так далеко, что звук работ не доносился до Иерусалима. А что еще это могло бы значить? Но почему автор книги Царств решил подчеркнуть тот очевидный факт, что с далекой каменоломни не доносится шум до горы Мории? Совершенно ясно, что суть этого стиха в том, что камень, из которого Соломон строил Храм, доставлялся непосредственно из-под самого Храма, но никто не слышал звука каменотесных работ!

В этих копях можно увидеть, как камень вырубали из скальной породы, как он переходил для обработки блока каменотесами, которые придавали ему точную форму и выравнивали стороны, — пол в пещерах порой на несколько футов в глубину засыпан тоннами осколков, — и как готовые блоки отправляли на свет дня, чтобы они заняли свое место в здании.

Действительно, как бы ни прислушивались люди, находившиеся на улицах города, они не смогли бы различить звук молотов.

Конечно, существует множество историй о таинственных подземных проходах, которые связывали каменоломни с самим Храмом. Широко распространилось убеждение, что священники поспешно прятали сокровища Храма в этих катакомбах, пока Тит разрушал Иерусалим и сносил Храм до основания. Не знаю, почему охотники за кладами до сих нор верят в возможность отыскать драгоценные предметы, ведь совершенно ясно: многие из них были пронесены по улицам Рима во время триумфа Тита. Однако несколько лет назад один честный кладоискатель попытался найти секретный проход — и ему это удалось! Для того чтобы достичь этого прохода, придется сперва склониться в три погибели, а потом проползти несколько ярдов по узкому туннелю фута в три высотой, и только после этого вы окажетесь в другом скальном коридоре. В этот момент вы достигнете крайней точки копей и будете двигаться под Иерусалимом в направлении Храмовой горы. Внезапно вы снова наткнетесь на основание укрепленной древней стены. Для чего был нужен этот проход, кто и когда выстроил его, неизвестно.

Я покинул каменоломни и вышел на слепящий полуденный свет с чувством, что вчера и сегодня в этих гигантских пещерах неразличимы, так что может показаться: работники Хирама, царя Тирского, просто устроили себе короткий перерыв.

Когда в пятницу вечером в Иерусалиме зашло солнце, тишина опустилась на еврейские кварталы. Начинался шаббат.

Квартал маленьких домиков, затерявшийся в лабиринте узких улиц, чисто вымыт. Сквозь арочные проемы видны тесные беленые дворики. Горшки и сковороды начищены. Зажжены субботние лампы. А по улицам Старого города идут самые странные и живописные фигуры современного мира: патриархи в бархатных кафтанах и круглых, отороченных мехом шапках; бледные молодые евреи с длинными соломенными волосами и фанатично сверкающими глазами, две пряди-пейса ниспадают у них с висков, обрамляя щеки; маленькие мальчики в костюмчиках, которые надевают по случаю шаббата, идут за руку с шаркающими, согбенными шейлоками — старыми и добрыми.