Сначала он не отвечал, только глаза его перебегали с шоссе на заправку, постепенно уменьшающуюся в зеркальце заднего вида. Наконец станция скрылась за горизонтом, Бродяга позволил себе вздохнуть.

Майя подвинулась ближе. В других условиях ее близость пробудила бы в нем страсть, но не сейчас. Не когда их жизни могли быть раздавлены, как мошки на стекле «„додж“а».

– Гилбрин, ответь! Что случилось?

Предоставленный сам себе, голубой «„додж“» жадно пожирал мили. Впереди появилась крохотная точка. Гилбрин посмотрел на Майю, затем на точку, постепенно растущую и приобретающую форму. Рядом с ней стояло что-то, напоминающее высокий рекламный щит.

– Майя, дорогая, заправка, с которой мы уехали, она тебе ничего не напоминает?

– Чудак, это же век стандартизации. Они все выглядят одинаково.

Краешком глаза он взглянул на нее.

– Одинаково до такой мелочи, как красивая спортивная машина на эвакуаторе?

Она ответила лишь вопрошающим взором, Гилбрин кивнул, не переставая следить за конструкцией справа, находящейся все еще далеко впереди.

Она еще не понимала, но пыталась понять.

– Один такой буксировщик мы проехали несколько миль назад. На нем была красная спортивная машина. Я помню, потому что хотела, чтобы мои… Однажды я хотела такую машину.

– Значит, ты не обратила внимания, дорогая. Несколько минут назад я как раз видел эту самую машину на той заправке, куда мы хотели заехать.

– Их полно сейчас. В этом году эта модель в моде, – добавила Майя, на секунду обратившись к своей инкарнации семнадцати лет от роду.

– Между той станцией, с которой мы уехали, и той, где ты видела свой автомобиль, я помню еще одну станцию, где эту самую машину как раз сгружали.

Ее пальцы впились в его руку.

– Ты что, хочешь сказать, что мы проехали ту же заправку три раза?

Он устало кивнул:

– И сейчас проедем еще раз.

Майя проследила за его взглядом и увидела, как справа от них проплывают те же здания, тот же щит, та же красная спортивная модель. И даже сейчас, имея перед глазами доказательства, она не хотела принять правду.

– Мы бы давно заметили. Это невозможно.

– Возможно, – с горечью процедил Бродяга. – Похоже на одну из колдовских ловушек Сына Мрака.

Проезжая заправку, они с ужасом ее рассматривали. Красная спортивная машина сверкала в лучах вечернего солнца.

Все так же выглядывал из-за других построек маленький ресторанчик. Высокий рекламный щит, казалось, стоит, надзирая за округой и за двумя перепуганными созданиями.

– Мысли все еще принадлежат нам, – отметил Гилбрин, – должно быть, это самоактивирующаяся ловушка.

Он может и не оказаться рядом ни во времени, ни в пространстве. Наверное, эту штуку устроил один из его охотников. Надо попробовать выбраться. Держись, моя радость.

Машин на дороге было немного. Бесшабашно усмехнувшись, Гилбрин вывернул руль влево до упора, шины взвизгнули, «„додж“» повернулся на 180 градусов. Не раздумывая, он вдавил педаль газа в пол. Майя благодарила изобретателей ремней.

Гилбрин смотрел вперед, поджидая заправку, которую они только что миновали. На этот раз она, конечно, оказалась слева. А в остальном все было так же. Тем лучше.

Следующие несколько миль он и Майя молчали. Каждую секунду они ожидали, что на горизонте снова появится эта станция. Если учесть приемы Сына Мрака, то так оно и должно быть. Поймать их в замкнутую петлю и оставить тут.

«Интересно, – подумал Гилбрин, – заметил ли народ на заправке что-нибудь странное. Вероятно, нет. Властелин Теней аккуратен».

Никто не мог сказать, сколько прошло времени. Наверное, несколько минут, но они казались годами. Майя первая заметила щит, но на этот раз он указывал населенные пункты впереди. Список возглавлял Чикаго.

– Мы выбрались, – прошептала Майя. – Спаслись.

Гилбрин покачал головой, желая, чтобы это оказалось правдой. Ему подумалось, что жизнь становится слишком серьезной для одной из сторон его натуры. Когда-то, несмотря на ежеминутную угрозу уничтожения, все это показалось бы ему игрой. Теперь же он начал уставать.

– Ни от чего мы не спаслись, дорогая. Могу спорить, что все остальные дороги ведут в Чикаго. Могу спорить, что мы не сумеем удалиться от города дальше трех часов пути в любом направлении. Включая озеро Мичиган. Полагаю, что все остальные дороги ведут нас в никуда.

Ее смуглая кожа побледнела.

– Густонаселенный район…

– Да, Майя.

– Но тогда, он где-то там.

– Возможно. Он мог просто установить ловушку, а сам появится позже, чтобы сцапать нас, когда ему заблагорассудится. Для нас двоих это уж слишком. Вероятно, Сын Мрака использует эти силки, чтоб собрать нас как можно больше.

Нечто новое в его тактике. С возрастом он становится ленивее, охота утомляет его.

Майя уставилась в пустоту:

– Если он пытается побыстрее наловить нас, может, он чего-то боится?

На этот раз не понял Гилбрин:

– О чем ты, дорогая?

– Гил, ты же знаешь, что сейчас за времена. Может… – Она запнулась, не желая продолжать. – …может, он собирает нас вместе, как овец, потому что думает, скоро должно начаться следующее Странствие.

Ему хотелось выкрикнуть: не сейчас, не сейчас, когда они только что пришли в себя. Но он не смог. Конец наступал независимо от их желания. Он приходил, и все. Просто лотерея.

– Мы будем не первые, дорогая, кто, проснувшись, сразу же отрывал душу от своего нового дома. Может, ты и права. Мир никогда надолго не переживал это столетие. – Гилбрин почесал подбородок. – Пока не доберемся до города, убедиться мы не сможем. – Он улыбнулся. – Я знаю прекрасное местечко, где подают пиццу, если получится, двинем туда.

– Как ты можешь думать о пицце в такое время?

Он не изменил выражение лица, совсем не изменил, и это было уж слишком даже для такого шутника, как он.

– А как я могу не думать?

Майя вздохнула. Конечно, когда-то они были любовниками, но это вовсе не означает, что она до конца понимает Бродягу.

Погруженные в свои проблемы, эти двое не заметили одинокой фигуры, бредущей вдоль шоссе, тоже в город. В частности, Гилбрин, приди ему в голову обследовать этого человека с помощью своих необычных способностей, мог бы заметить в нем нечто странное. Человек шагал скованно, почти механически, а черты его лица, особенно нос, были уж слишком крупными. На самом деле любому смертному он больше всего напомнил бы птицу.

Гилбрин и Майя, присмотрись они повнимательней, увидели бы больше. Они могли бы понять, что лицо путника не просто напоминало птичье, но, если отбросить чары, просто было лицом птицы.

Точнее – попугая.

Мальстрем ушел.

Сначала Голландец спросил себя «сколько это длилось?», потом «где я?».

Вопросы. Одни вопросы. Ответы находились редко. Низвержение в Мальстрем оставило лишь бессчетные обрывки воспоминаний. Снова и снова он видел лица гибнущих людей, молящих о покое, которого им не дано. Видел призрачные города, города в прошлом, настоящем и будущем каждого из погибших уже миров. Видел смертные муки каждого земного мира.

Нынешний его мир был погружен во тьму. Интересно, что случилось со светом? Потом Голландец понял, что тьма идет изнутри. Веки его все еще были плотно сжаты. Неохотно, но с надеждой он заставил себя медленно их приоткрыть.

Бог знает, что он увидит, но что угодно будет лучше, чем…

Люди были кругом.

Мир взорвался картинками и звуками. Он стоял на шумной улице. Во всех направлениях сновали люди, не различая тротуар и проезжую часть. На дороге толкалось не меньше народу, чем на тротуаре, хотя там же оживленно двигалась, игнорируя все и всех на своем пути, масса всякого рода экипажей, включая кареты. Люди были одеты очень разнообразно, причем у некоторых фасоны настолько различались, что странно было их видеть в одном и том же месте.

Голландец опустил голову и взглянул на себя самого, согнул ногу и убедился, что она в полном порядке. Как и всегда, все его травмы исчезали, как только он приземлялся. Он никогда не мог понять, как и почему они исцелялись. Он ощущал лишь благодарность, что боль прошла и он снова может двигаться.