Раз за разом он причаливал в новом варианте своего мира, мира в умирающей вселенной.

Паника и протест нарастали. А «Отчаяние» с неумолимой медлительностью устремлялся в самое сердце разверзшейся бездны, не оставляя никаких сомнений в том, что последует дальше. Пусть бездна изломает его так же, как и капитана, корабль все равно поплывет в Мальстрем – и сквозь него. Он понесет Голландца, Фило и себя самого в мир бреда и боли, в места, где голоса покажутся отдыхом.

Теперь уже дул настоящий ветер, ветер, пытающийся загнать их в приближающийся черно-алый хаос. Голландца швырнуло вперед, и он, обутый в высокие тяжелые сапоги, натолкнулся на поручень. Палуба внизу стонала, как от боли.

Во вкусе ветра появилась холодная горькая острота. Капитан поднял воротник повыше, почти до самых полей шляпы, оставляя лишь узкую щель для глаз.

Паруса с хлопаньем мотались туда-сюда. Голландец подумал, не отдать ли какой-нибудь приказ, чисто формально, но мореходные навыки, которыми он в свое время владел, и владел основательно, давным-давно забылись, стерлись без употребления. Капитаном он был только по рангу.

Мальстрем придвинулся ближе, заполняя теперь почти весь горизонт. Материя внутри него кружилась и кружилась, пенясь морем огня, которое непрестанно вливалось в око чудовища. Какие-то осколки летели мимо корабля, их засасывало в Мальстрем. Корабль впервые замедлил свой бег, как будто теперь, когда это необъятное неистовство оказалось так близко, почувствовал нежелание. Однако от взятого курса не отказался.

Голландец стоял абсолютно беспомощный. Стоял и слушал механические проклятия. Голландец обернулся и посмотрел на Фило – не из любопытства, а скорее, чтоб не смотреть на ужасающее чудо.

Корабль содрогнулся, словно напоровшись на риф. Одним глазом Фило вглядывался в ту сторону, но штурвала не оставлял. С трудом пробравшись по палубе к правому борту, Голландец перегнулся через него, точно зная, что он увидит, но все равно заставляя себя смотреть. Так и есть. В корпусе зияла большая пробоина. Перегнувшись еще дальше через поручень, он увидел, что громадный кусок скалы, который и нанес этот удар, летит дальше к Мальстрему. Столкновение его не задержало.

Раздавшийся снизу стон заставил его снова посмотреть на поврежденное место. Оба борта медленно распрямились, расщепленные участки начали смещаться. Он почти почувствовал боль, испытываемую кораблем, когда тот пытался себя починить. Голландец никогда не видел смысла в этой пустой задаче. Если корабль не хотел получать пробоины, ему просто следовало унести их всех подальше от Мальстрема, пока еще можно сопротивляться его засасывающей силе.

Но он никогда так не делал.

Еще одна скала пронеслась мимо, ударившись по касательной о поручень с другой стороны. Теперь этот летящий снаряд сопровождали куски дерева, устремляющиеся вместе с ним в шторм. «Отчаяние» начал ремонт нового повреждения вдобавок к тому, что уже было внизу, он содрогался, но набирал скорость. Однако ускорялся он не по своей воле.

Мальстрем уже овладел им. Когда это случилось, надежды выбраться уже не было. Теперь оставалось только ждать.

Красная удушающая тьма внезапно охватила «Отчаяние».

Красный цвет был цвета крови, слишком хорошо знакомого Голландцу. За время своего изгнания он сотни раз совершал смертный грех: перерезал себе глотку и вены на руках. И каждый раз с чувством ужаса и поражения видел, как лишь капля крови вытекает из глубоких порезов. Раны затягивались быстро – несколько вдохов – и все, но боль еще какое-то время оставалась.

Умереть ему не позволено. Это было бы чересчур милосердно.

Со злобой Голландец взглянул на заглатывающий корабль кошмар. Несмотря ни на что, в душе его нашлось достаточно гнева и горечи, чтобы выкрикнуть: «Я только хотел подарить нам второй Эдем! Я не знал!»

Ветер взвыл с таким бешенством, что Голландцу пришлось искать опору понадежнее. Он даже хотел привязать себя к главной мачте, хотя и знал, что это ничего не даст.

Раньше он подумывал пару раз о том, чтобы просто, стоя на носу, встретить лицом к лицу свою необъятную ревущую Немезиду, но не хватало смелости. Дурак, убийца, может быть, сумасшедший, но не герой. Когда ударила еще одна скала, на этот раз обрушившаяся на палубу рядом с Фило, который просто взглянул на нее и вернулся к своему делу, Голландец пробрался к двери вниз, в каюту. В чреве корабля он сумеет купить себе чуточку времени и комфорта… до уничтожения.

Он не заметил шквала скальных глыб, пока первые две скалы не обрушились на корабль. Одна пробила палубу прямо перед ним, а вторая вдребезги разнесла поручень и палубу наверху, где все еще стоял Фило. То не были обломки земного вещества, плавающие в этой пустоте, то были гигантские массы праматерии, ввергнутые в Мальстрем, как листья в потоки ветра. По сравнению с Мальстремом они казались просто мелкими камешками, однако некоторые из этих камешков были больше самого корабля. Скала, прежде попавшая в «Отчаяние», казалась ничтожной по сравнению с этими монстрами, кружащими вокруг судна.

У Голландца вырвалось проклятие. Из прежнего опыта он знал, что произойдет, если одна из крупных скал столкнется с «Отчаянием». Корабль разнесет вдребезги, как детскую игрушку из соломки. Воспоминания о минувших катастрофах все еще были ясными, боль – такой реальной! Конечно, корабль возродит себя, это правда, но все же…

Новая скала обрушилась на одну из мачт, уничтожив верхнюю часть. Два оставшихся паруса превратились в клочья.

Уши наполнял рев вечно голодной бездны. Ветер угрожал снести его с палубы в пучину. Каждый шаг давался все с большим трудом. Еще один снаряд пронесся мимо.

Что-то привлекло его внимание. Кричал Фило, но в этом кромешном аду ничего не расслышать. Андроид показывал куда-то назад.

Голландец стал оборачиваться. Гигантская волна обрушилась на него, швырнув в забытье.

Когда он очнулся, всего через несколько мгновений, то обнаружил, что застрял под обломками мачты. Голландец попробовал сделать вдох, но каждое движение вызывало боль в груди. Правая нога была как-то странно вывернута, а левую он не чувствовал совсем. Одна рука точно сломана, а другую он прижал своим телом.

Тяжелые ботинки протопали по качающейся, ходящей ходуном палубе. Алая тень накрыла его.

– Капитан?

Клюв Фило слегка прижался к щеке Голландца, когда первый помощник смотрел, что с ним. Одной рукой он коснулся плеча капитана, затем сломанной мачты. Голландец попробовал что-то сказать, но челюсти его не слушались. Лучше бы сама главная мачта рухнула на него, тогда по крайней мере он попал бы в центр Мальстрема в благословенной тьме.

– Капитан, я…

Фило сорвало с палубы. Почти мгновенно он исчез из виду.

Голландец повернул голову насколько мог. Они неслись в самое сердце Мальстрема, прямо в глотку чудовища. Корабль дрожал в страхе ожидания. Доски с палубы сорвало и унесло в пучину. С новой силой Мальстрем отдирал один израненный кусок за другим.

Мачта, прижимающая Голландца к палубе, слегка, будто нехотя, сдвинулась. Казалось, что она сейчас присоединится к летящим обломкам. Это смещение позволило ему еще чуть-чуть подвинуться. Мальстрем был кругом, и был он еще ужаснее, чем обычно, и все же – он был прекрасен. «Отчаяние» – лишь пылинка в его глазу.

Паруса уже снесло, на палубе ничего не осталось, даже самых тяжелых и прочно закрепленных предметов. Но и это долго не продлится. Никогда корабль не проходил Мальстрем без потерь. Буря все стаскивала придавившую его мачту.

Нужно только подождать, пока ее снесет за борт и, когда это случится, Голландец последует за ней.

Корабль взвизгнул, когда с него снова сорвало доски, и этот вопль заставил Голландца со всей полнотою вспомнить, почему он здесь оказался. Он видел людей и страны, погибшие давным-давно. Люди окружали его, наблюдая за его страданиями. Он это заслужил, ибо именно из-за его мечтаний их больше нет на свете.

Еще одно смещение мачты рассеяло призраки, но не его вину. Затем тяжелая мачта приподнялась. Голландец почувствовал, как давление стало меньше, а потом и исчезло. Это улетел обломок, придавивший его.