Кайл уже написал третий экземпляр своего отчета. Всего их должно было быть четыре. Отчет был длинным, подробным и с чертежами, чтобы показать, каким образом можно обезопасить туннель от обрушения. Кайл собирался вручить один экземпляр десятнику, второй – рабочим, но остальные два думал отправить Коттингтону и держателям акций. Оригинал он намеревался захватить с собой в Лондон и скопировать еще раз, на случай если потребуется копия.

Роуз спала наверху. Он проверил время по своим карманным часам.

Близился рассвет. Кайл собирался доставить документы по назначению, а к полудню они с Роуз уедут в Лондон.

Пять дней подряд он спускался в шахту, и этого было достаточно, чтобы снова вспомнить все, что знал о ней раньше. Сегодня ему даже не требовалась шахтерская лампа, чтобы найти дорогу.

– Ты всю ночь не ложился, Кайл. Это вредно для здоровья.

Кайл поднял глаза. В дверях стояла Пруденс.

– Я почти закончил. Смогу поспать в карете.

Тетка подошла и остановилась возле него, глядя на стопку бумаг.

– Спасибо за то, что ты это делаешь. Они тебе благодарны. И я тоже.

Она взяла ведро и вышла набрать воды из колодца в саду Кайл закончил последнюю страницу и отложил перо.

Пру вернулась и принялась передвигать горшки возле очага. Теперь ей не надо было начинать день так рано, но от привычки было нелегко избавиться.

– Тетя Пру, прежде чем я уеду, хочу кое о чем поговорить с тобой. Сейчас самое лучшее время для этого, потому что рядом никого нет.

Рука Пруденс замерла на ручке кастрюли. Возможно, ее насторожил его тон, а возможно, она просто почувствовала, о чем Кайл будет с ней говорить.

– Элли рассказала Роуз, что ты кое-что объяснила некоторым женщинам, рассказала правду о Норбери. Мне тоже хотелось бы узнать правду.

– Я бы сказала, что ты знаешь его лучше, чем кто бы то ни было.

– Но не лучше, чем ты, Пру. Я в этом почти уверен.

Пруденс принялась разводить огонь; она казалась бесстрастной, будто не слышала его.

– Что ты рассказала Элли и другим женщинам, Пру?

– Если бы это было предназначено для твоих ушей, я бы и тебе рассказала, – огрызнулась она. Лицо ее раскраснелось. – Элли – старая сплетница и, когда я в следующий раз ее увижу, надеру ей уши. Рассказать твоей жене…

– Она мало что рассказала Роуз, да и то, только чтобы успокоить ее насчет ее собственной истории с Норбери. Другая женщина приняла бы ее слова за правду, но Роуз не так-кая… Она хочет знать.

Это прозвучало странно. Сейчас Роуз пыталась по крупицам собрать воедино все, что могла узнать о его жизни здесь.

– Я сказала, что он мерзавец и что женщинам не следует ему доверять. Это не новость ни для тебя, ни для Роуз. – Пру говорила решительно.

Кайл не осуждал ее за нежелание говорить.

Он подошел к очагу и прислонился спиной к стене. Пру бросила на него беглый взгляд, а потом переключила внимание на воду, которую поставила кипятить.

– Я все думаю о том дне, Пру, когда застал его с тобой и двумя его дружками там, на дороге, у Кертонлоу-Холла. Не могу забыть крики, что привели меня туда; то, что там увидел, никак не выходит у меня из головы. Я был мальчишкой и, возможно, не понял всего. А возможно, не захотел понимать.

Пру смотрела на него, и глаза ее были печальными и полными гнева. Потом она подняла глаза к потолку кухни, над которой находилась спальня Харольда, быстро повернулась и вышла в сад.

Кайл последовал за ней. Пру шла между оголенными фруктовыми деревьями, пока не оказалась в конце сада. Она повернулась лицом к нему. Руки ее были скрещены на груди.

– Почему ты заговорил об этом теперь, через столько лет?

– Не знаю. Возможно, из-за того, что случилось с Роуз. Это заставило меня задуматься.

– Лучше бы ты не задумывался, Кайл. Это произошло много лет назад. Отец виконта скоро умрет, и тебе придется иметь дело с сыном.

– Позволь мне самому решать, с кем и чем иметь дело. Я прав? Я пришел слишком поздно, Пру?

– Что хорошего будет, если ты узнаешь? Сейчас уже ничего нельзя сделать.

– Это из-за того случая граф стал покровительствовать мне? Если ты нарушила молчание и рассказала женщинам, то можешь понять, что и я должен знать.

Теперь Пруденс смотрела на фруктовые деревья, обретавшие очертания в зыбком сером свете раннего утра. Кайл едва разглядел, как она кивнула.

– Граф знал, – сказала Пру. – Сын солгал ему, но его дружки слишком испугались, чтобы лгать. И граф узнал. Предложил мне хорошие деньги. Я отказалась их принять. Сказала, что предпочитаю увидеть его сынка на скамье подсудимых и даже если ему и удастся выйти сухим из воды пусть весь свет узнает, что он высокородная свинья.

– Когда он сделал тебе это предложение?

– В день накануне того, когда послал за тобой. Как видишь, он нашел другой способ заставить меня молчать, хотя ни словом не упомянул об этом и ни разу не пригрозил отправить тебя снова в шахту, если я заговорю. Однако я понимала его намерения.

И Коттингтон знал это, знал, что она понимала. Граф видел эту разгневанную женщину, распознал ее ум и понял, что не должен упоминать о своих мотивах, потому что ей была ясна причина его щедрости. Значит, была еще одна причина, почему он выбрал Кайла из всех и дал ему шанс изменить свою жизнь. С другой стороны, Коттингтон не был глуп. Он знал, что некоторые преступления невозможно искупить и нельзя сделать вид, что их не было.

– Не важно, – сказала Пру. – Конечно, его все равно бы не осудили. Лучше, что все сложилось так и ты стал тем, кем стал. Я могу себе представить, что он встречает тебя в Лондоне и понимает, что это стало возможным из-за того самого дня. Он видит, что его отец вылепил из мальчишки, родившегося в Тислоу, настоящего джентльмена. И в этом я черпаю некоторое удовлетворение. И даже большее, чем если бы в суде могла ткнуть в него пальцем.

– Мне жаль, что ты так и не получила удовлетворения от возможности сделать это в суде, Пру.

– Для женщины это нелегко. Всегда найдутся такие, кто станет говорить, что я напросилась на это. Так ведь? Он сказал бы именно так, и многие бы ему поверили.

– А Харольд знает?

– Он никогда не спрашивал меня прямо, а я никогда ему не говорила. Но он догадался. Я в этом уверена. Если бы я ему рассказала, он бы убил Норбери. И тогда бы его повесили. Поэтому я предпочла держать язык за зубами. Но теперь, когда граф умирает, Норбери станет чаще бывать в наших краях. Как тебе известно, он не изменился. Поэтому я рассказала кое-кому из женщин в деревне, чтобы они держали ухо востро и предостерегали младшее поколение. Пруденс направилась к дому, и Кайл пошел рядом с ней.

– Никто не отказался от приглашения. Обед обещает пройти успешно, – сообщила Алексия приятную новость, пока они с Роуз выходили из дома на Хилл-стрит. – В этом розовом, оттенка герани, платье ты будешь выглядеть прелестно. Мы на пути к еще одной маленькой, но важной победе.

Роуз сжала руку Алексии, выразив этим жестом свою благодарность.

Держась за руки, кузины не спеша направились к Гайд-парку.

Роуз вернулась в Лондон три дня назад. Это были три счастливых дня и три прекрасные ночи. Ее опасения, что вновь обретенная теплота, появившаяся в их браке, закончится с возвращением в Лондон, к счастью, не подтвердились. В первую ночь после возвращения они с Кайлом были настолько полны энтузиазма и желания продолжать исследования друг друга, начатые прежде, что даже занимались любовью в темной гардеробной.

К несчастью, последовавшее за этой ночью утро омрачило приятные ощущения удовлетворения и довольства. Прибыло письмо от семейного поверенного, просившего позволения встретиться с ней по поводу ее собственности в графстве Оксфордшир.

Роуз вовсе не думала об отчаянном положении Тимоти, пока была на севере. В отсутствии мыслей и беспокойства о брате была своя свобода. Теперь его требования снова терзали и будоражили ее совесть.