— Они ползут, — прохрипел Самопал. — Нам не уйти.

Он попытался оттолкнуться ногой и заорал от боли.

— Тише! — сказал Шептун, не зная, слышно ли его. — Они нас найдут.

— Им не надо искать. Мы в западне.

— Мы выберемся! — проревел сталкер. — Кончай ныть!

— Ты выберешься. Я — нет. Шептун, брось меня.

— Заткнись!

— Я не смогу пролезть, там аномалия и под потолком надо! — Самопал бросил автомат, заставив этим сталкера остановиться. — Я не пролезу! Не пролезу…

Шептун посмотрел назад. К ним уже ползли. Внизу слышались голоса — бандиты обходили их. Скоро начнется новая пальба, и на этот раз ничто не помешает нападающим обстрелять сталкера сквозь стены рукава.

Самопал часто и тяжело дышал. Его колено кровоточило. Было ясно, что сейчас он отключится, если не от стресса, то от потери крови.

— Шептун, — произнес он. — Дай сигарету. Сталкер молча вытащил пачку с последней сигаретой. Сунул раненому в рот, щелкнул зажигалкой.

— Почему ты предал нас, Самопал? — спросил он тихо.

Щеки ренегата втянулись — он сделал глубокую затяжку и выпустил дым с наслаждением.

— Так надо было, — ответил он. — Шептун, поживи с мое и сам все узнаешь.

В приливе энергии Самопал схватил руку сталкера и положил ее на приклад автомата.

— Уходи, — сказал он. — «Лезвия» вас достанут. Если хочешь помешать им, то возвращайся в Коготь. Расскажи Грачу все, что видел.

— Где «Лезвия»? — спросил Шептун. — Где они?

Самопал громко закричал, от чего сталкер дернулся и полез дальше, в темноту. Он полз дальше, вздрагивая от каждого нового крика. Ренегат подзывал свою смерть в лице бандитов Темной долины, которых так боялся сегодняшним утром, а Шептун удалялся от него, от своих надежд и шансов на будущее, чувствуя, как по щекам катятся слезы.

«Кто я?»

Шептун стоял посреди поляны, слишком аккуратной, чтобы принадлежать этому месту. Он старался собрать все светлое, что осталось в Зоне, и рассеять этим светом тьму в своей душе. Старался собрать все чистое, прикоснуться к нему, чтобы самому стать чище. Сталкер полностью пренебрег мерами предосторожности, находясь на территории, открытой всем ветрам. Он уже не верил в само существование безопасности. Гиббона убили, когда он сидел в окружении тихих камней, а всякая сволочь шатается по Зоне без страха и упрека.

За время этого злосчастного задания Шептун потерял все, за что цеплялся с первого дня в Зоне. Он не понимал, что именно у него отняли, но гораздо больше его интересовало, что он обрел. Сталкер чувствовал, словно из-под него выбили табуретку, вынесли фундамент, разрушили землю — и тут же поставили новую опору. Ничуть не более прочную, но более подходящую по неким характеристикам, которые Шептун пока осмыслить не мог. Равно не мог он облечь свое состояние в словесную форму, разобраться с ворохом последующих вопросов: как, когда, почему все так случилось? Временами сталкер — так, невзначай — примеривал модель мышления Самопала на себя. Он не видел иного способа понять философию ренегата, кроме как самому вообразить себя таковым и, возможно, действовать, как он. Сталкеру претило ступать на скользкие тропы, к тому же он не мог столь явно переть против совести. Однако эта тропинка, отходящая от асфальтового, накатанного полотна собственных «набатовских» убеждений, манила его, призывала сладкими плодами, растущими на деревьях эгоизма, сулила несметные сокровища и Клондайк артефактов. Шептун не мог примириться с тем, что Зона показала человеческую природу, каковой она всегда и была — сгустком предательства и лжи. Сталкер не мог просто так отказаться от задания, но не видел никакого способа к нему подступиться, имея так мало данных, — о «Лезвиях» он по-прежнему не знал ровным счетом ничего, и каждая попытка как-то пробить эту стену лишь возводила новые вокруг него самого. Это задание с самого начала было охотой за драконом, сидящим на куче золота, — победитель дракона превращался в него и занимал его место. Быть может, Самопал от Шептуна и не отличался? Просто он прошел по этому пути немного раньше, пока сам Шептун и Грач этого не заметили…

— Маркус, — проговорил сталкер. — Где ты, когда ты мне так нужен?

Ему казалось, что кот обязательно его услышит, где бы ни находился. Так было всегда. С тоской Шептун примирился с мыслью, что он никогда не оставлял хвостатого товарища — он бы попросту не сумел этого сделать, если бы Маркус сам не решил прекратить попытки наладить отношения и переступить через все обиды. Получается, что последнее слово было не за сталкером.

— Да за мной никогда последнего слова не было, — произнес Шептун. — Его никто не выслушивал.

Ему хотелось выбросить автомат, но он этого не сделал. Шептун двухнедельной давности согласился бы без колебаний, но Шептун новый не мог расстаться с надежным орудием смертоубийства. Против неявного врага следовало выставлять все батареи обороны, которые могли найтись в его обогатившемся королевстве.

Пристроив заряженный автомат за плечом, сталкер направился на запад.

— Сенатор! — позвал он, ступив на знакомую землю. — Сенатор, ты здесь?

— Да, я здесь, — отозвался шаман откуда-то сверху. Шептун сначала решил, что слышит глас небес, но затем убедился, что его друг сидит на крыше административного корпуса, прямо над рисунком во всю стену. — Ты вернулся. Я этому рад, очень рад!

— Да, — перевел дух Шептун. — Слушай, мы можем поговорить?

— Конечно. Я сейчас спущусь. Располагайся у костра, здесь безопасно.

Шептун сел на поросший мхом валун у потухшего кострища, положил автомат рядом. Обхватил голову руками и начал заранее подбирать фразы, хотя знал, что не подберет.

Сенатор вышел из-за угла, направляясь к нему. Он выглядел так же, как и всегда. Шептун в равной степени мог вообразить, что Сенатор спикировал с крыши вниз или же спустился, цепляясь за балки, как персидский воин.

— Что произошло? — спросил шаман приветливо. — Где твоя осанка, где улыбка? Ты снова относишься к своему телу без должного уважения.

Сталкер не знал, что на это ответить. Здесь, в обществе Сенатора, подобные речи не казались нелепыми — наоборот, все звучало очень правдоподобно. Шептуна охватила зависть. С этой эмоцией он почти не был знаком, поэтому эту душевную дрожь опознал не сразу. Бывают же в мире люди со стальным стержнем, философии которых ничто не угрожает.

— Как твое ранение? — поинтересовался Сенатор.

Шептун не сразу понял, о чем его спрашивают. Затем пощупал бок сквозь свитер — душный комбинезон он давно оставил позади. Он уже успел позабыть о травме живота.

— Нормально, — ответил он неуверенно. — Сенатор, мне нужна помощь.

Шаман сел напротив прямо на траву. Он явно не испытывал никакого замешательства, находясь ниже собеседника. Еще одна демонстрация превосходства, вполне естественная.

— Что случилось? — спросил он. — Ты нашел Самопала?

— Да. Нашел и потерял.

Сенатор о чем-то задумался.

— Он умер?

— Я не знаю. Возможно. Может, и нет. Я уже не знаю ничего.

— Но что сам думаешь по этому поводу?

— Что я последний дурак.

— Друг мой, не бери в голову переживания. Их время еще наступит. Обратись к фактам.

Сталкер наморщил лоб, прошептал что-то неразборчивое.

— Сенатор, я всегда считал, что самое великое оружие в мире — это слово, — сказал он.

Шаман неопределенно кивнул.

— Я бы так не сказал, — произнес он. — Но ты близок к истине, думаю.

— И я считал, что слово у меня есть.

— Очень хорошо. Слово у тебя действительно есть. Очень важно иметь свою позицию.

— Но в последнее время я понял еще кое-что, — продолжал Шептун. — Слово — слишком изящное оружие, чтобы им мог пользоваться кто-то, не имеющий к этому способностей.

— И какой из этого вывод?

— Я — не тот человек, который может действовать словом.

Шептун закрыл глаза, мысленно повторяя последнюю фразу. Вот и все. Итоги подведены. Он оказался ниже понимания системы, только и всего.