Маркус перевернулся на живот, но от своего занятия не оторвался, продолжая дрыхнуть изо всех сил. На его мордочке отобразилось нетерпение, когда же хозяин изволит заткнуться.

— И думается мне, что именно ты понимаешь суть клана лучше, чем я, Грач или все мы, вместе взятые, — покивал Шептун. — Для тебя «Набат» — это место, где ты душой отдыхаешь. И это главное. А Сенатору я доверяю, потому что отдаю этим долг. Свой долг Гиббону и всем тем людям, кому встреча со мной пользы не принесла. Я должен понять, что они чувствовали, когда им насаждали образ жизни, который бы им помог справиться со многими ошибками. Ведь это так неприятно, когда тебя жизни учат. Если учат плохому, то это само по себе фигово, а если хорошему, то возникает неприятное чувство, что раньше ты был неправ. Единственный выход — учиться самому, но как? Ведь Зона не всегда дает второй шанс.

Закончив шить, сталкер собрался надеть свитер снова, но остановился и осмотрел себя. Он похудел, однако вместе с тем стал более жилистым, гибким. По крайней мере чувствовать себя он в целом стал лучше.

— Все будет хорошо, Маркус, — пообещал Шептун, возясь с завернувшимся рукавом. — Прорвемся.

Утром следующего дня Сенатор вернулся чуть раньше.

— Проверял, есть ли отсюда выход, — сказал он. — Оказалось, что нет. С прошлого выброса по-прежнему сплошное аномальное поле. Непроходимое.

— Как же мы отсюда выйдем? — с тревогой спросил Шептун.

— Будем ждать до выброса следующего. Сталкер, в Зоне это стандартная ситуация. Я знавал случаи, когда аномалия запирала кого-то прямо в убежище, из которого был только один выход. Но такое случается редко, так как выбросы почти не влияют на подземные аномалии.

— А сколько выходов из нашего подземелья?

— Минимум два. Правда, до второго идти достаточно долго и тяжело, но я проведу.

— Долго? — Сталкер подтянул ремень штанов, которые из-за недавней болезни и вынужденной диеты стали с него спадать. — Так, может, разведаем, что там интересного?

— Много чего, только этому нельзя найти применения. Неработающие лифты, проржавевшие трубы, куча ненадежных лестниц. Шептун, там действительно ничего нет, кроме кучи аномалий. Если хочешь посмотреть на «студень», то могу показать, где это.

— Нет, спасибо.

Шептун протер глаза, глядя на юго-восточный край Агропрома.

— А там что интересного? — спросил он. — Я вспомнил, что ни разу туда не ходил.

— Вижу, тебе не сидится дома, — улыбнулся шаман.

— Ага. Ну, в самом деле, я так, наверное, буду месяц торчать.

— Если хочешь, переселимся обратно в здание НИИ. Сейчас там никого нет.

— Что-то не хочется, — признался сталкер. — После всего, что произошло, там атмосфера не очень…

— Понимаю.

— Так что находится в том углу болот?

— Совершенно ничего интересного и полезного для здоровья. Болото — оно и есть болото. Растут экзотические виды камышей, временами даже торф прорывается — его здесь быть не должно. Еще дальше — стена каньона и Барьер.

— Барьер? — Сталкер вгляделся. — Так близко?

— В том месте лучше не гуляй, Шептун. Военные на башнях имеют право стрелять во все, что движется. А ты окажешься в зоне снайперского огня.

— Тогда мне там точно делать нечего, — согласился Шептун, пиная ногой камушек. — Сенатор, дай мне какое-нибудь занятие, что ли. Не могу я так, тунеядством заниматься.

— Ходить за водой тебе нельзя — рано еще поднимать тяжести. Если хочешь, я могу поручить тебе все костры.

— Договорились, — довольно сказал Шептун. — А где здесь дрова, кстати? До лесов чесать и чесать.

— Под ногами. Сталкер осмотрелся.

— Это? — поразился он, показывая на редкие и тонкие палочки.

— Именно.

— Так их же собирать три часа придется.

— Ну я же это делал. А я старше, чем ты.

— Хорошо, — не стал спорить Шептун. — Мне больше по душе сгонять до леса, нарубить веток и перетаскать их сюда.

— Дело твое. Выбирай, как тебе больше нравится.

— Напросился на свою голову, — вздохнул сталкер. — Сенатор, я должен сделать признание.

— Слушаю тебя.

— Работать я умею, но уж больно не люблю.

— Я знаю.

— Откуда? Прикладная психология?

— Шептун, трудоголики никогда не становятся сталкерами.

— Ну почему же, — возразил Шептун. — Сталкерство — это постоянная работа.

— Поиск халявы — это достаточно тяжелая работа, согласен.

— Халявы?! Шаман, найди мне хоть один артефакт!

— Какой выбираешь? — поинтересовался Сенатор, выстругивая из палок острые колышки. — «Ночную звезду»? Могу принести, если пожелаешь, только подожди, пока аномалии спадут.

— Давай «кровь камня», ха!

— Такого здесь не водится, — шаман дунул на острие кола, сдувая древесную пыль. — Вот «медузу» могу принести, если хочешь. Я утром видел одну такую.

— Да этого добра здесь навалом, только успевай собирать. По две, а то и по три штуки в неделю отыскать можно. Плохо только, что сейчас мне все это загнать некому. Да и экранировать негде.

— Значит, забудем пока об этом.

— Все равно, Сенатор, я вношу вклад в экономику Зоны.

— Шептун, ты снова решил поговорить о политике?

— Все, не буду, — поднял ладони сталкер. — Просто мне скучно. Покажи мне какие-нибудь шаманские штучки.

— Перефразируй свою просьбу, пожалуйста.

— Научи каким-нибудь секретам. Знанию Зоны, чувству аномалий, мало ли. Сенатор, ты же так много умеешь.

— А что, методы излечения уже не годятся? — Шаман улыбался, и сталкер не мог понять почему. Он сел напротив и стал смотреть, как Сенатор проверяет колья пальцем.

— Эмоции, форсирование иммунитета, управление теплом, холодом и покалыванием, — попытался перечислить Шептун. — Вроде бы все просто.

— Друг мой, еще месяц назад ты бы как раз и назвал все это шаманскими штучками.

— Так это и есть твой образ жизни?

— Чего ты ждал, Шептун? Что я буду мазать лицо кровью животных, бить в бубен и говорить странные заклинания? Все, что я знаю, столь же материально, как самые простейшие инстинкты, просто не настолько примитивно. Я объяснил тебе принципы работы твоего организма, а остальное ты сделал самостоятельно. Больше мне учить тебя особо нечему, разве что вещам, которым ты все равно не найдешь применения.

Сталкер собирался спросить, что это за вещи, но передумал. Ни к чему доставать Сенатора вещами, которые его не касаются. Шаман оказал ему огромную помощь, это уже более чем достаточно. К тому же Шептун видел, что его друг и сам не горит желанием делиться всем, что знает. Должно быть, опыт, через который он эти знания получил, был не настолько безоблачен.

— Извини, — сказал Шептун.

— Все нормально, друг мой. В тебе проснулся интерес к вопросам мироздания. Но лучше пусть ты сам отыщешь ответы на них, нежели примешь истину в готовом виде.

— Ладно. А зачем ты эти колышки строгаешь?

— Будем ловить дичь, — ответил шаман. — Консервы закончились. Ты же не будешь сидеть до следующего выброса на одном супе.

— Мы будем есть мясо?! Ура! А оно точно съедобное?

— Я сумею отличить съедобное мясо от несъедобного.

— Класс! — Шептун с удовлетворением погладил себя по животу. — Воображаемое мороженое уже надоело.

— Надоело больше, чем консервы, которых уже нет?

— Ну, сравнивая консервы, которых нет, и мороженое, которого не было, я могу сказать, что консервы обрыдли до невозможности, поэтому потеря невелика… А кого ты ловить собрался?

— Не знаю еще. Может, кто-то появится.

На третий день после этого разговора оказалось, что никто в силки Сенатора не попал. Вернее, почти никто.

— Какая-то дохлая ворона, — отчитался шаман, моя руки. — Понятия не имею, как она попала в яму да еще и накололась на кол. Вероятно, спикировала сверху. Ее уже черви ели.

— Фу, не надо подробностей.

— Если мы за короткое время не решим вопрос с пропитанием, ты скоро сам начнешь охотиться за червями. Репа уже закончилась, мои запасы на исходе.