– Я связал их, – с насмешкой начал свою обвинительную речь юноша, – и спровадил в трюм.

Внезапно Лилиан с силой толкнула Тео в грудь, так что он влетел в кладовку, и мигом заперла дверь.

Со злости Тео готов был биться головой об стенку…

Тем временем на палубе началась паника. Кому-то из пассажиров втемяшилось вдруг, что на корабле иссякли запасы провианта: ведь они все пьют и пьют не закусывая. Сократ Швахта обратился к своим спутникам с призывом сохранять спокойствие, но провалился в бочку для сбора дождевой воды, откуда его пришлось извлекать. Не стоит отчаиваться, твердил он, морякам известен проверенный способ против голодной смерти – матросский пир: по жребию съесть кого-нибудь из спутников, да и все дела!

В ответ раздались вопли и причитания. Максвелл обратился к присутствующим с просьбой предварительно забальзамировать тело, если выбор падет на него. Если же его сочтут недостаточно аппетитным, на бальзамировании он, естественно, не настаивает. Футбольный судья, вскочив на стол, старался перекричать шум.

– Господа! – взывал он к пассажирам. – Я жертвую лучшей своей половиной! Что вы делаете, кретин?! Больно же! (Восклицание относилось к лакею Сигорскому, который в нетерпении посыпал солью руку судьи и впился в нее зубами.) – Будучи человеком долга, я уступаю вам свою жену!

– Судью на мы-ло! Нет, на котлеты!

– Коль скоро дошло до неминуемой гибели одного из нас, предлагаю выпить за помин его души! – предложил Максвелл и залпом опрокинул в себя полбутылки рома, отчего мигом свалился замертво.

– Караул, помогите! – раздались откуда-то крики Офелии Пепиты.

Все дружно бросились ей на помощь и застали такую картину: артистка, придавив коленями поверженного навзничь водопроводчика, лупит его сковородкой по голове.

– Помогите! – кричала она. – В одиночку мне его не прикончить! Попросите у кочегаров лопату.

Пришлось бежать за лопатой.

– Чем шляться по экспедициям, не лучше ли было бы посидеть в кофейне с какой-нибудь дамочкой, пусть и не блещущей научными познаниями! – разглагольствовал сэр Максвелл. – Пора подавать сигнал бедствия! – Достопочтенный профессор ухватился за свисавший с мачты канат и с довольной ухмылкой принялся раскачиваться. Проходившему мимо Ливингстону в швейцарской фуражке Максвелл сунул мелкую монетку.

– Один билет до Пикадилли! Сдачи не надо. А впрочем, давайте… сигнал бедствия! Ах, не по вашей части? Не делайте из пустяка вопрос престижа! – И тотчас сорвал аплодисменты за удачный трюк: походя вмазал жене футбольного судьи. – Швейцара для того и нанимают, чтобы вовремя оповещал кого следует!.. А престиж – дело десятое… Лучше забыть о нем начисто… Я сквозь мощнейший телескоп наблюдал ту удивительную, бескрайнюю вселенную, которая воцаряется в голове человека, насмотревшегося на звездное небо. И то правда, почтенные старцы, коллеги мои академики, кого волнует бескрайность далеких световых лет?… Вы лучше мне скажите, что будет здесь с крайними делами близких, лишенных света лет?… Похитить у смерти одну-единственную световую минуту здесь, на Земле, – that is the question, вот в чем вопрос, пользуясь формулировкой Шекспира… Я признаю только одного великого астронома, профессора Офелию Пепиту, которая… каждый вечер стремится подобрать ключ к нашим сердцам и к тому же играет на гитаре… My old Ophelia… славная старушка Офелия… Мне-то самому более-менее шестьдесят стукнуло. Скорее более, чем менее, ну да все равно! Сколько стукнуло, того и стукнуло… – пробормотал профессор и, лихо съехав со столба, уселся у его подножия в позе индийского мудреца. – В чем истина Архимеда? Дайте мне в этой безграничной пустоте… фиксированный женский взгляд, и я переверну себя в этот мир. Ведь что есть этот мир?… Лента движущихся картин… и жизнь это вам не алгебра, а звуковой фильм.

– Ваша правда! Хочешь жить, умей вертеться… – подхватил слесарь-водопроводчик.

– Вот и вертимся, вертимся! – согласно кивнул Максвелл.

Подхваченный мощным валом корабль ухнул в бездну, чтобы сразу же вслед за тем взлететь до высот Мон-Блана. И, представьте себе, на горном пике профессор узрел прекрасную Адриенн, которую не видел два десятка лет. «Мой компас показывает, что вы возвращаетесь из Тибета, где овладели тайной вечной молодости, а я за это время так постарел»… – с грустью констатировал Максвелл. Девушка лишь пренебрежительно отмахнулась. Глаза ее сверкали, ледяное дыхание гор колыхало оборки голубой блузки, роскошные белокурые косы покоились на груди… Красавица звонко смеялась – так звенят сосульки ледника под лучами жгучего солнца.

Откуда ни возьмись, вдруг появился далай-лама, для неузнаваемости прикрывшийся маской, но Максвелл его сразу же опознал и со смехом представил девушке: «Славный парень! Я его знаю испокон веку, да и как не знать – мы на пару отбывали заключение в этнографическом отделе Британского музея! А теперь он выбился в шишки на ровном месте – вернее, на вершине горных хребтов, и, видишь ли, своих не узнает!» И тут вдруг досточтимый ученый услышал странные звуки: как будто бы в животе урчит, но не так, как положено, а гитарными аккордами. Далай-лама неодобрительно покачал головой, и Максвелл застыл в ужасе, осознав, что это Офелия Пепита играет на гитаре у него в желудке!

На палубе тем временем разыгрывался очередной акт трагедии оголодалых путешественников. Последняя хлебная корка была съедена, и они вот уже который час варили кожаный ремень водопроводчика. Какое там, кожа не хотела мягчеть! Сократ Швахта с кривой ухмылкой наблюдал за их бесплодными попытками. Здесь может спасти положение только матросский пир. На этот случай он заранее раздал анкетные листки, позаимствованные в каюте капитана. Их требовалось заполнить: имя и фамилия родителей, постоянное место жительства, род занятий, а внизу, в разделе «Примечания», каждый должен был указать, что, если ему выпадет жребий быть съеденным, он официально подтверждает – никто его не вынуждал, более того, съедение произошло по собственному желанию.

– Пожалуйте ужинать! – пригласила компанию к столу жена футбольного судьи.

– Кто же в такой момент думает о еде? – обдал ее презрением Сигорский.

Футбольный судья вытащил бумажку и мрачно поинтересовался:

– Кто из вас Сократ Швахта?

– Никаких подтасовок! Там должно быть указано ваше имя. Мужайтесь, вам предстоит быть съеденным!

Послышались выкрики:

– Судью с поля! Судью на мыло! Нет, мыло несъедобно!

– Кто упомянул мыло? – кипятился судья.

– Снова тащим жребий! – гаркнул палач и развернул бумажку: – Сократ Швах… Что за свинство!

Оказалось, что на всех листках для жеребьевки стоит имя палача. Вновь поднялся переполох.

Примерно в то же время Лилиан освободила заключенных в трюме пленников, взяв с них обещание не вымещать злобу на Тео. Сама она тоже решила присмотреть укромное местечко, чтобы отсидеться до поры до времени. Но едва она сунулась в кладовку, где хранилась картошка, как чья-то безжалостная рука стиснула ей горло.

– Тео! – вскрикнула Лилиан. – Тео, на помощь!

– Это я и есть! – прошептал в ответ злоумышленник, который действительно оказался мистером Тео: его выпустила на свободу вездесущая Офелия.

К чему приукрашивать факты? Я вынужден признаться, что этот измученный, вконец издерганный молодой человек… ударил даму! Схватка происходила в темноте, противники дрались молча, отчаянно, а затем, устав валтузить друг друга, поцеловались…

После передышки сражение вспыхнуло с новой силой.

А на палубе тем временем делили ужин – гороховое пюре. За единственную мозговую косточку разгорелась нешуточная борьба, в которой победила Офелия Пепита. Сдобрив добычу солью и перцем, она постучала косточкой о край тарелки и крайне удивилась, когда изнутри посыпались осколки стекла. Палач с рыданиями рухнул на стол…

Мозговая косточка обернулась… подзорной трубой, откуда один за другим сыпались виды Милана, Рима, Токио.

– Это была моя сокровенная тайна! – вымолвил бледный, как смерть, палач. – Мой рецепт созерцания мира в розовом свете. Будь тут хоть дождь, туман или морская болезнь, а глянешь в трубу, и глаз радуется: какие города, пейзажи, какие красотки!.. Взамен пустых иллюзий – полноценные диапозитивы!