И вдруг все мигом изменилось.

Тео выронил гармонику. Он нагнулся было за ней, и на секунду перевел взгляд на палубу. Затем рука его потянулась за гармоникой, но… она исчезла!

Вокруг освещенное ровное пространство, народу ни души, а инструмента нет как не бывало.

Через пять минут на корабле опять поднялась истерическая суета.

Где-то на другом конце судна послышались тихие, беспорядочные звуки гармоники, затем они переместились в центральную часть, и все началось по новой…

– Не иначе как мы отправились в плавание под несчастливой звездой! – воскликнул Васич.

Побледневшие матросы испуганно переглядывались.

– Грязнуля Фред наперед упреждал… – пробормотал кто-то из них.

Тео, как безумный, метался по судну, из трюма в камбуз, по коридорам и каютам в поисках вздорной дамочки. Проведя полночи в этом бесплодном занятии, он споткнулся обо что-то в межпалубном пространстве, и по спине у него пробежал холод.

У ног его лежал матрос, гориллообразный Борк. Заколотый ножом!

Должно быть, откуда-то из заоблачной выси «Стенли» казался маленьким и жалким: отчаянно, на всех парах, стремительно несся он к полярному течению, а по пятам за ним гналась смерть! Зеленая Рожа набирает силу, тянет к кораблю свои костлявые пальцы, и не уйти от него, не вырваться. Каждый матрос, каждый пассажир на судне чувствует у себя на горле его смертельную хватку.

На подступах к Островам Четверга было получено сообщение, что мадам Барр жива-здорова и самолетом добралась до этих самых островов. Однако всех невольно охватывала дрожь, когда то тут, то там раздавались тихие, слабые звуки губной гармоники.

Команда, похоже, распалась на два лагеря: компания, которую Джимми От-Уха-До-Уха сколотил в Гонолулу, и матросы, нанятые Вильсоном в Сан-Франциско. И те, и другие, что называется, норовили не поворачиваться друг к другу спиной и на ночь выставляли отдельную стражу. Енэ Кривую Рожу сменил Филипп Язык-Без-Костей, а в три часа ночи на вахту заступил Вихлястый Скелет.

Странно также, что Рыжий Васич и Джимми От-Уха-До-Уха совершали обход на пару: они постоянно прикрывали и подстраховывали один другого. Мистер Тео чуял: за его спиной творится нечто неладное, что-то затевается, и все об этом знают, кроме него. Но ведь он для них чужак, лицо постороннее, «сухопутная крыса».

Где же Лилиан?… Тео вновь обшарил весь корабль. В темном закоулке он споткнулся обо что-то и растянулся во весь рост. При ближайшем рассмотрении «что-то» оказалось господином Вагнером, который после кораблекрушения малость поутих, почти перестал петь и даже не выглядел пьяным, поскольку вливал в себя столько спиртного, что терял способность двигаться и шевелить языком. Как говорил сам господин Вагнер, он топил пьянство в алкоголе… Лилиан нигде не было!

Утро началось с неожиданностей. У Колючки Ванека физиономия вспухла и обогатилась синяками. Пропал матрос, некий Хуберт. Несколько человек уверяли, что своими глазами видели, как он свалился за борт. Очевидцами выступали Енэ Кривая Рожа, астматик Петерс и Рыжий Васич. Матросы Вильсона мрачно помалкивали.

При таких обстоятельствах «Стенли» подошел к живописной столице затерянных в океане Островов Четверга, которая возвысилась среди прочих малозначительных островных поселений до уровня главного города благодаря своему удачному местоположению и застроенности. Кто именно выстроил ту будку, которая служила жильем начальнику порта, неважно. Суть в том, что будка эта символизировала главный город, а посему заслужила висящий на ней фонарь, одновременно служивший и маяком. Наши путники прибыли вечером, и ацетиленовый фонарь на азбуке Морзе предупредил, что вход в гавань временно воспрещен.

Правда, час спустя фонарь снова замигал, сообщая, что путь свободен.

Начальник порта на пути к причалу дважды свалился с ног, однако заверил матросов, что все в порядке, пусть, мол, не беспокоятся. С корабля крикнули, чтобы начальник поделился питьевой водой, если у него таковая имеется.

Тот ответил, что всегда готов доставить радость ближнему, и разразился маршем из «Аиды», и тут только до матросов дошло, что спектакль на берегу устраивает господин Вагнер, и удивлению их не было предела. К счастью, оперное попурри не слишком затянулось, но тем не менее слушатели успели узнать, что Паяццо смеется, сердце красавицы склонно к измене и тореадора ждет на арене не разъяренный бык, а любовь.

Каким же образом господин Вагнер очутился на острове? Разгадка чрезвычайно проста. Пока судно стояло на якоре, он спустился по канату в шлюпку, ту самую, в которой он в "Гонолулу добрался до «Стенли» и которая с тех пор, привязанная к корме парохода, повсюду следовала за ним. Словом, пока «Стенли» простаивал, господин Вагнер отлучился на берег, а теперь надумал вернуться обратно. Колыхнулось пламя свечи, пришпиленной к шляпе, тишину нарушили громогласные восклицания: господин Вагнер прощался с начальником порта.

– Будь здоров, старый приятель!.. Не могу опаздывать на корабль, как знать, когда придет следующий! И матросы все как на подбор славные ребята и отпетые разбойники один к одному! Сидите спокойно! Не подумайте, будто лодку качает, – это у меня голова кружится, а ведь со стороны может казаться наоборот… Ай-яй, вот незадача!.. Пришлите за нами шлюпку: тут одно весло надрызгалось до такой степени, что сломалось! Я ведь не один плыву, а с пассажирами, за удобства сдерем с них по максимуму! А ну, пассажиры, грянем: «Я вернусь в свой отчий дом»…

И пока за ними не пришла шлюпка, господин Вагнер развлекал публику ариями из своего обширного репертуара.

В доставленных на борт пассажирах мистер Тео и Джимми От-Уха-До-Уха, к величайшему своему изумлению, узнали Лилиан Хиллер, то бишь госпожу Барр, и… А. Винтера.

Да-да, А. Винтера, который рвался в экспедицию, надеясь, что неизбежные тяготы и страдания заставят его похудеть. Что касается страданий, то за неделю он выстрадал больше, чем Нансен за год, пока вмерзший во льды корабль дрейфовал у полюса. Впоследствии, когда полярные исследователи, желая постращать слушателей, рассказывали при нем о своих злоключениях, А. Винтер с презрительным смешком отмахивался: «Знали бы они, что такое порка с утра до вечера!..» В результате всех перенесенных тягот А. Винтер пополнел на десять килограммов.

Спрашивается, каким образом подобралась эта странная компания? Яснее ясного: господин Вагнер сначала транспортировал их на берег, а теперь доставил обратно. Тео неприятно поразило это открытие. Господин Вагнер, далекий от низменных интриг, открытая богемная натура, мозги проспиртованы алкоголем, душа полна оптимизма, на голове как символ блаженной беззаботности полыхающая свечка, дом на спине, хлеб на груди, щебечущие птенцы в кармане и штаны в руках… И этот человек тоже обманул его. Да-а, экспедиция – суровая школа жизни!

А эта юная лицемерка!..

С глубокой печалью на лице, чуть ли не в трансе, Лилиан по очереди перезнакомилась со всеми пассажирами, каждым жестом подчеркивая, что перед ними потенциальная вдова великого ученого. При виде солидного усатого господина она со вздохом припала головой к его плечу.

– О, Максвелл! Верните мне его…

– Сделаем все, что в наших силах, мадам, – тихо ответил водопроводчик.

– Можно попросить вас на минуту, мистер Винтер? – начал Тео. – Я хотел бы объясниться.

– Давайте уединимся, сударь, – предложил доктор, – и лупите меня сколько влезет. Но потом мечтаю отведать чего-нибудь горяченького.

Когда Густав Барр узнал, что его супруга находится на борту, у него подкосились ноги и он бы непременно упал, не удержи его застрявшая за воротом платяная вешалка.

И «Стенли», гонимый злым роком, снова пустился в плавание. Закаленные путешественники даже не вздрогнули, когда под вечер над водами пронесся душераздирающий вопль. Оказалось, что потенциальная вдова Густава Барра прихватила с собой обезьянку, которая внезапно прыгнула на спину супруге футбольного судьи и вцепилась ей в волосы.