– Нет.

– Пуля?

– В затылок.

– Скверно!

По пустынному переулку мы припустились чуть ли не бегом.

– Где ваш саквояж? – спросил я.

– У Барышникова.

– Значит, зайдем за ним.

– Двести франков.

– Ничего, вызволим.

«Барышников» – кличка всем нам известного барыги, который к тому же ссужал деньги под залог. Докторский чемоданчик со всеми необходимыми инструментами был сейчас у него.

Мы постучались к Барышникову. Сгорбленный, седобородый ростовщик жил в небольшом домишке один.

– Нам нужен саквояж доктора Квасича.

– Двести франков.

– Чего нет, того нет.

– На нет и суда нет.

– Подавись своими франками!

Барыга выхватил револьвер и направил на нас.

– Ну и сволочь же ты, Барышников! – не выдержал я.

– А что прикажете делать? Я потому и беру под залог докторский чемоданчик, что от подыхающих отбоя нет. Значит, всегда найдется желающий уплатить залог. Это называется бизнес. Отдашь даром, и плакали твои две сотни.

– Откуда нам взять?

– Ценю юмор! Сейчас полночь, и за полчаса вы вполне успеете забраться в тепленькое местечко и погреть руки.

– До тех пор Хопкинс коньки отбросит.

– Ничем не могу помочь. Не подходите ближе, стрелять буду!

– Пошли, Оковалок! – скомандовал Альфонс Ничейный. – А вы, Квасич, ждите здесь. Мы мигом обернемся.

На пару с Альфонсом мы отправились на охоту. От одного из доков в море вдавался длинный мол, и аккурат в этот момент к нему причалила яхта – изящная и явно дорогая.

– Ну как?

– Попытка не пытка…

Мы зашагали вдоль мола. С яхты сошли пассажиры.

– Прячься! – Мы шмыгнули за груду покрытых брезентом тюков.

К берегу двигались двое: высоченный, крепкого сложения седовласый господин в офицерской форме со знаками отличия высокого ранга и другой господин, помоложе. Сопровождали их два матроса.

– Капитану придется заговорить, – холодно обронил седовласый.

– А если он не появится? – возразил его спутник. – Пора бы ему уже дать о себе знать.

Голоса и звуки шагов, постепенно удаляясь, стихали… Мы метнулись к яхте. Посудина роскошная, небось найдется здесь такая мелочишка, как двести франков!

На палубе слабо мерцали редкие фонари.

– Заходи с другого конца… – шепотом распорядился Альфонс и, пригнувшись, ухватился за борт парусника. Я прокрался к корме. Есть у меня короткая, обтянутая кожей и начиненная свинцом дубинка, с которой я не расстаюсь. Взобравшись на палубу, я сразу же приготовил дубинку.

На корме было темно. Обогнув каюту, я осторожно выглянул из-за угла и увидел вооруженного охранника: к винтовке матроса был примкнут штык. Часовой занимал пост у второй каюты – с той стороны должен был подобраться Альфонс. На палубе появился еще один матрос; зажав под мышкой свернутый брезент, он мурлыкал себе под нос какую-то песенку.

Вооруженный страж беспокойно завертел головой, словно заслышав шум.

Огромной гибкой кошкой бросился на него Альфонс Ничейный и в ту же секунду нанес удар в челюсть. Послышался негромкий хруст разбитой кости, и матрос рухнул бы мешком, не подхвати его Альфонс вовремя, чтобы избежать лишнего шума.

Его напарник не успел опомниться, как схлопотал по башке свинчаткой. Негромко охнув, он свалился у борта.

Альфонс сдернул у стражника с плеча винтовку.

– Свяжи их! – велел он. – А я пока гляну, нет ли кого внизу.

Выставив вперед штык, он скользнул к трапу.

Бечевкой, которой был стянут брезент, я связал матросов и отворил дверь в темную каюту. Внезапно вспыхнувший свет ослепил меня.

– Руки вверх! – Передо мной, с нацеленным мне в лоб пистолетом, стояла молодая блондинка ослепительной красоты.

Как вы, наверное, уже успели заметить, я человек довольно консервативного склада, для меня соблюдение традиций и правил приличия – первейшее дело. А уж тем более с дамами надлежит себя вести, как подобает джентльмену. Повинуясь решительному, однако же оскорбительному требованию белокурой красотки, я поднял руки и при этом отвесил глубокий поклон.

– Меня зовут Джон Фаулер, а друзья и почитатели кличут Оковалком.

– Что вам здесь нужно?

– Хотелось бы попросить у вас поддержки, милостивейшая леди!

– И между делом пристукнуть матросов?

– Ясно было, что с ними каши не сваришь. Можно ли в наше время рассчитывать на понимание ближних! – говорю ей я.

Дамочка окинула меня нерешительным взглядом. Видно было, что слова мои произвели на нее впечатление. Ничего не скажешь, язык у меня хорошо подвешен, не зря же я упоминал, что собирался податься в канторы… Вдобавок, рискуя показаться нескромным, уверяю вас, был я собой весьма недурен. В прежние времена при описании особых примет эксперты, которые в подобных вопросах собаку съели, так и указывали, что субъект, мол, исключительно интересной внешности. Дабы окончательно развеять беспокойство незнакомки, я одарил ее улыбкой и с теплотой в голосе добавил:

– Можете чувствовать себя в безопасности, прекрасная леди! В случае чего я за вас встану грудью.

По-моему, здорово сказано. А она в ответ:

– Нечего дураком прикидываться! Только вздумайте опустить руки – мигом продырявлю!

Скажите мне, где они, романтические натуры, способные оценить рыцарские достоинства мужчины и влюбиться без памяти в загадочного незнакомца вроде меня? Ишь как лихо эта красотка с пистолетом управляется! Такая ведь не станет засушивать на память цветочки меж страниц молитвенника.

– Вы один сюда заявились? Отвечайте же!

– Один как перст.

Знаю, что врать некрасиво, но дама, лишенная романтических устремлений, другого и не заслуживает.

– Отойдите в сторону!.. Перебирайтесь на мое место, но так, чтобы нас разделяло расстояние в два шага. Малейшее подозрительное движение, и я…

– Продырявите меня, это я усвоил. Что же касается меня, то я явился сюда потому, что дружок мой при смерти. Рана у него тяжелая, и требуются двести франков… для врача. Раненый находится на барже и…

Едва уловимый шорох заставил дамочку крутануться на каблуках. Но где ей с Альфонсом тягаться!.. Подкравшись сзади, он перехватил ее запястье, и пистолет упал на пол.

– Молчок! Иначе… – прошипел мой верный друг и стиснул ей горло.

Я тотчас оттолкнул его.

– Подобного обращения с дамами я не терплю! Заруби себе на носу!

На миг его блестящие глаза хищника сузились в щелочки. Альфонс Ничейный, он ведь никого не боится. Даже меня. Дамочка застыла, не осмеливаясь шелохнуться.

– Ладно! – махнул рукой Альфонс и рассмеялся. – К закидонам своих приятелей следует относиться снисходительно. – Затем отвесил красотке поклон. – Позвольте представиться: Альфонс Ничейный. И покорнейше прошу молчать! Пикните – убью на месте.

Блондинка в растерянности смотрела то на одного из нас, то на другого.

– Судя по всему, – продолжил Альфонс, – вы принимаете нас за чокнутых, что говорит о вашем умении разбираться в людях. – Он с улыбкой расположился в кресле и закурил.

Повторюсь: в ту пору мне не доводилось встречать человека с такой же располагающей к себе внешностью, как моя. Однако Альфонс Ничейный даже меня переплюнул. Голова на испанский манер повязана пестрым платком, яркая шелковая рубашка переливается всеми цветами радуги, улыбка не сходит с лица, позволяя любоваться белоснежными зубами. Движения упругие, бесшумные, однако за ними угадывается игра безупречных мускулов.

– Вернемся к делу, – произнес он тоном светской беседы. – Как вам уже объяснил мой друг, нам нужны две сотни франков… Только и всего.

– И после этого вы меня отпустите?

– Отпустим ли мы ее?!

– Само собой! – ответил я. – Как только выполните нашу нижайшую просьбу, мы сей же миг улетучимся.

– Странные вы субъекты… – задумчиво протянула женщина. – Прокрасться на чужую яхту, перебить матросов…

– И кока, – справедливости ради добавил Альфонс. – Чудной малый, возьми да и сигани на меня сзади…