Тюрьма, в которой он оказался, была построена в стиле средневековых темниц. Ей было сто лет в тот год, когда он родился. Его крохотная камера имела только одно окно, и он не был достаточно высоким, чтобы увидеть нижний край. У тюремщиков, однако, имелась телевизионная камера, и за ним следили двадцать четыре часа в сутки, как за особенно опасным животным в очень специальной клетке. Он был совершенно один, насколько одиноким может быть человек, и его выпускали из камеры один раз в день для «прогулки», которая длилась один час в унылом тюремном дворе. До конца своей жизни он не мог ждать ничего лучшего, Карлос знал это, и его храбрость содрогалась при мысли об этом. Хуже всего была скука. Ему дали книги для чтения, но было негде ходить — несколько квадратных метров камеры не позволяли этого. Его охватывало отчаяние при мысли о том, что весь мир знает, — Шакал посажен в клетку навсегда, и потому о нем можно забыть. Забыть? Весь мир когда-то дрожал от страха, услышав его имя. Это было самым болезненным.

Он подумал, что следует вызвать своего адвоката. Их разговоры оставались по-прежнему частными и не подлежали оглашению, а адвокат знал несколько имен, с которыми можно связаться по телефону.

— Начинаем взлет, — сказал Мэллой. Обе турбины ожили, и четырехлопастный несущий винт начал вращаться.

— Отвратительный день, — сказал по интеркому лейтенант Гаррисон.

— Давно здесь? — спросил Мэллой.

— Всего несколько недель, сэр.

— Так вот, сынок, теперь ты знаешь, почему британцы победили в битве за Британию. Никто, кроме них, не может летать в этом дерьме. — Морской пехотинец оглянулся по сторонам. Сегодня не взлетал никто. Потолок был ниже тысячи футов, и шел проливной дождь. Мэллой посмотрел на приборную панель. Все системы вертолета сияли зеленым цветом.

— Отлично, полковник. Сэр, сколько часов вы налетали в «Ночном ястребе»?

— О, примерно семьсот часов. Мне больше нравятся возможности «Пейв Лоу», но этот тоже любит летать. Пришло время убедиться в этом, сынок. — Мэллой потянул на себя ручку управления шагом и дросселем, и «Ночной ястреб» оторвался от земли, слегка покачиваясь в порывистом ветре, дующем со скоростью тридцати узлов. — Как там дела сзади?

— Уже достал свой гигиенический пакет, — ответил Кларк, развеселив Динга. — Ты знаешь парня по имени Пол Джонс?

— Полковник ВВС, базировался в Эглине? Он ушел в отставку примерно пять лет назад.

— Точно, это он. Какой он летчик? — спросил Кларк главным образом для того, чтобы лучше почувствовать Мэллоя.

— На вертолете лучше его нет, особенно на «Пейв Лоу». Он говорил с машиной, и она слушала его. Ты знал его, Гаррисон?

— Только по репутации, сэр, — ответил второй пилот с левого кресла.

— Небольшого роста, отлично играл в гольф. Сейчас работает консультантом на заводе Сикорски. Время от времени заезжает к нам в Брэгг. О'кей, беби, посмотрим, что ты умеешь. — Мэллой бросил «вертушку» в крутой левый поворот. — Гм, ничто не летает подобно шестидесятому. Черт побери, я люблю эти штуки. О'кей, Кларк, в чем заключается операция?

— Деревянный дом, имитация высадки со скольжением по тросам.

— Скрытно или штурм?

— Штурм, — сказал ему Джон.

— Это простой Выбрана какая-нибудь точка?

— Юго-восточный угол, если сможешь.

— О'кей, вперед. — Мэллой толкнул ручку управления влево и вперед, бросив «вертушку» вниз, подобно скоростному лифту, устремившись к дому, словно сокол за фазаном. Затем, словно подражая соколу, резко замедлил полет в заданной точке, переходя в парение с такой быстротой, что второй пилот на левом кресле повернулся к Мэллою, с изумлением глядя на то, как быстро совершил он эти маневры. — Тебе нравится, Кларк?

— Неплохо, — отозвался Радуга Шесть.

Далее Мэллой увеличил мощность, чтобы побыстрее убраться из Додж-Сити — почти, но не совсем, словно он не останавливался над домом.

— Я могу улучшить этот маневр, после того как привыкну к вашим людям, узнаю, насколько быстро они могут спуститься из вертолета и тому подобное, но высадка на длинных канатах обычно более эффективна, как вам известно.

— До тех пор пока ты не потеряешь чувства глубины и не загонишь нас прямо в гребаную стену, — заметил Чавез. Выслушав это замечание, пилот повернул голову и посмотрел на него с выражением обиды.

— Мой мальчик, мы стараемся избежать этого. Еще никто не проделывал маневр кресла-качалки лучше меня, парни.

— Трудно выполнить маневр без ошибки, — сказал Кларк.

— Это верно, — согласился Мэллой, — но я, кроме того, умею играть на пианино.

Они увидели, что у Мэллоя нет недостатка в уверенности. Даже лейтенант в левом кресле думал, что пилот действует немного самоуверенно, но он даже не вздрогнул, особенно наблюдая за тем, как Мэллой пользуется ручкой управления для контроля за мощностью и подъемом одновременно. Через двадцать минут вертолет совершил посадку.

— Вот как надо летать, парни, — сказал им Мэллой, когда несущий винт замер. — А теперь, когда мы начнем настоящую тренировку?

— Завтра будет достаточно скоро? — спросил Кларк.

— Меня устраивает, генерал, сэр. Следующий вопрос: мы практикуемся на «Ночном ястребе» или мне придется привыкать к полетам на чем-нибудь еще?

— Это мы еще не решили окончательно, — признался Джон.

— Понимаешь, все связано с действиями пилота. У каждой «вертушки» свой характер, и это влияет на то, как я осуществляю доставку, — напомнил Мэллой. — Лучше всего я чувствую себя на одном из этих. Почти так же хорош на «Хьюи», но он шумный на близком расстоянии, и на нем трудно незаметно подкрасться. Что касается остальных, мне придется привыкать к ним. Понадобится несколько часов взлетов, бросков и поворотов, прежде чем почувствую себя уверенным. — Мэллой ничего не сказал про ознакомление с расположением приборов, поскольку нет двух одинаковых моделей вертолетов в мире, у которых все шкалы, индикаторы и контроли находились на тех же самых местах. На этом авиаторы постоянно настаивали еще со времени братьев Райт. — Если мы разворачиваемся, то я рискую жизнями, как моей, так и жизнями других, каждый раз, когда взлетаю. Я предпочитаю свести риск до минимума. Понимаешь, я осторожный парень.

— Обещаю заняться этим сегодня, — пообещал Кларк.

— Постарайся, — кивнул Мэллой и пошел в раздевалку.

Попов хорошо поужинал в итальянском ресторане, расположенном рядом с его домом, насладился свежей бодрящей погодой в городе и закурил сигару «Монтекристо», возвращаясь в свою квартиру. У него было еще немало дел. Он достал видеозаписи операций, которые сам и организовал, а теперь хотел внимательно просмотреть. Видеозаписи в Берне и Вене были сделаны телевизионными компаниями, и в обоих случаях репортеры говорили по-немецки, сначала со швейцарским акцентом, потом с австрийским. Попов говорил по-немецки как на родном языке. Он расположился в удобном кресле с пультом в руке, пользуясь им для того, чтобы время от времени перематывать пленку назад и просматривать некоторые, особенно интересующие его, эпизоды с пристальным вниманием. Попов изучал пленку в малейших деталях, и его тренированный ум запоминал их. Особый интерес у него вызвали, разумеется, кадры, показывающие подробности, связанные с группами, победившими террористов своими решительными действиями. Качество записи было плохим. Телевидение просто не может показывать четкие и высококачественные кадры, особенно в сумраке и с расстояния в двести метров. На первой видеозаписи — штурма банка в Берне — было показано не более девяноста секунд подготовки к штурму — эта часть не пошла в эфир во время решительных действий, и ее показали только после их завершения. Атакующие действовали профессионально, их движения напоминали русский балет, такими удивительно деликатными и стилизованными были действия людей, одетых в черные комбинезоны, когда они подползали слева и справа, — и затем ослепительно быстрые действия, нарушенные рывками камеры, когда прозвучали взрывы, — они всегда застают операторов врасплох. Не было слышно звуков выстрелов. Следовательно, они использовали оружие с глушителями, это делалось для того, чтобы жертвы не смогли понять, откуда несутся пули. Но это не имело особого значения в данном случае, потому что преступники были мертвы, прежде чем эта информация могла принести им хоть какую-то пользу. Но все было сделано именно таким образом. Процесс был отработан, как движения профессиональных спортсменов, только здесь правила игры были предельно жесткими. Операция закончилась, когда прошло всего несколько секунд, группа нападавших вышла из здания, и полицейские Берна вошли внутрь, чтобы навести порядок. Люди в черном действовали совершенно не похоже на поведение солдат на поле боя. Никаких рукопожатий, поздравлений друг друга по поводу успешного завершения операции. Нет, они слишком хорошо подготовлены для этого. Ни один из них даже не остановился, чтобы закурить сигарету... а, нет, один все-таки вроде закурил трубку. Дальше следовал бессмысленный комментарий местных специалистов, говорящих о том, что их элитная антитеррористическая команда спасла жизни заложников внутри банка. Операция в Вене, увидел бывший офицер КГБ, была заснята телевидением еще хуже, в первую очередь благодаря огромному дому Остерманна. Между прочим, превосходный дом, похожий на дворец. Романовы вполне могли иметь такой загородный особняк. Здесь полиция безжалостно обращалась с телевизионными операторами, не давая им работать. Это было разумно с точки зрения полиции, подумал Попов, но ничем не помогало ему. Видеозапись показывала фронтон дома с поразительной регулярностью, сопровождаемой монотонными фразами телерепортера, без конца повторяющего одно и то же. Он говорил зрителям, что не смог побеседовать с полицией на месте действий. На видеозаписи были видны передвижения машин и прибытие группы, которую называли австрийской антитеррористической командой. Вызывало интерес то, что они были одеты в гражданские костюмы во время прибытия и вскоре после этого сменили одежду на боевые комбинезоны. У этой группы они казались зеленого цвета, нет, понял Попов, это зеленые накидки поверх обычных черных комбинезонов. Может быть, это имело какое-то значение? У австрийцев были два стрелка с винтовками, на которых стояли оптические прицелы. Они быстро исчезли в автомобилях, которые, должно быть, отвезли их за «шлосс». Командир антитеррористической группы, мужчина небольшого роста, очень походил на того офицера, казалось Попову, которого он видел во время штурма банка в Берне. С большого расстояния было видно, что он просматривает какие-то бумаги, — несомненно, это планы, диаграммы, карты дома и его окружения. Затем, незадолго до полуночи, все исчезли, и Попову оставалось только смотреть на фронтон здания, освещенного мощными прожекторами. Это сопровождалось дальнейшими идиотскими рассуждениями удивительно плохо информированного телевизионного репортера. И тут, сразу после полуночи, послышался отдаленный выстрел из винтовки, за которым последовали еще два выстрела, тишина, и далее лихорадочная активность одетых в форму полицейских, видных в поле зрения телевизионной камеры. Двадцать полицейских вбежали в дом через парадный вход, держа в руках легкие автоматы. Репортер заговорил вдруг с внезапной энергией о происходящих событиях, которые могли видеть на экранах своих телевизоров даже самые тупые зрители. Далее последовал новый бессмысленный репортаж, и неожиданное объявление, что все заложники спасены, а преступники убиты. Прошло еще некоторое время, и штурмовая группа, одетая в зеленые и черные комбинезоны, появилась снова. Как и в Берне, не было заметно признаков торжества или поздравлений друг друга. Один из них, казалось, закурил трубку и пошел к микроавтобусу, доставившему их к «шлоссу», и положил в него свое оружие, в то время как еще один несколько минут поговорил с полицейским в гражданской одежде, возможно, с капитаном Альтмарком, руководившим операцией. Эти двое, должно быть, хорошо знали друг друга, потому что их беседа была очень короткой перед тем, как военизированная полицейская группа уехала с места действия, как в Берне. Да, обе антитеррористические группы готовились в точности по одной схеме, снова сказал себе Попов. Позднее пресса писала о мастерстве специальной полицейской команды. Такое же произошло и в Берне, но в этом не было ничего удивительного, потому что репортеры всегда пишут одинаковую чепуху, независимо от языка или национальности. Слова, использованные полицией в своих заявлениях, тоже были почти одинаковыми. Ну что ж, кто-то подготовил обе команды, возможно, их тренировало одно агентство. Может быть, германская GCG-9, которая с британской помощью успешно завершила инцидент с авиалайнером в Могадишо более двадцати лет назад, теперь подготовила специальные силы в германоговорящих странах. Несомненно, тщательность подготовки и ледяное спокойствие произвели на Попова впечатление как типично германская черта. Они действовали подобно машинам как перед атакой, так и после нее, приезжали и скрывались словно призраки, не оставляя за собой ничего, кроме тел террористов. Эти немцы — эффективные люди, как и германские полицейские, которых они подготовили.