– А сегодня? – осторожно спросил я. – Что такого он наговорил сегодня в Ньюбери?

– Явиться к моей жене! – Де Бреску дрожал от ярости. – Угрожать ей! Это… это позор!

Он, похоже, не мог найти слов, достаточно сильных, чтобы выразить свои чувства.

– Он сказал принцессе Касилии, – пояснил Джеральд Грининг, – что ему нужна подпись ее мужа на документе, который месье де Бреску подписывать не хочет, и потребовал, чтобы она заставила мужа его подписать.

– На каком документе? – в лоб спросил я.

Никто из них, похоже, не спешил отвечать. Наконец Джеральд Грининг тяжело вздохнул и сказал:

– Французский бланк предварительного прошения о выдаче лицензии на производство и экспорт оружия.

– Оружия? – удивился я. – Какого оружия?

– Огнестрельного. Для убийства людей. Ручного оружия из пластика.

– Он мне говорил, – сказала принцесса, глядя на меня невидящими глазами, – что высокопрочные пластики очень хороши для производства оружия. Многие современные пистолеты и автоматы делаются из пластика. Он говорил, это дешевле и проще. Наладить производство будет очень просто, и это принесет большую выгоду, надо только получить лицензию. А лицензию ему, безусловно, дадут, потому что всю предварительную работу он уже провел – это он так говорил. Это было нетрудно, потому что компания «Бреску и Нантерр» имеет очень солидную репутацию. И все, что ему требуется, – это согласие моего мужа…

Она умолкла в полном отчаянии. Это же отчаяние отражалось на лице ее мужа.

– Оружие! – сказал он. – Я этого никогда не подпишу. В наше время торговать оружием бесчестно, вы понимаете? Это немыслимо! Сейчас в Европе это не считается достойным делом. Тем более оружие из пластика! Его же изобрели специально для того, чтобы можно было незаметно проносить в самолеты! Конечно, наши пластики для этого годятся, я и сам это прекрасно знаю, но чтобы под моим именем производили оружие, которое, быть может, попадет в руки к террористам? Не бывать такому! Это абсолютно неприемлемо!

Я и сам видел, что об этом и речи быть не может.

– Месяц назад мне позвонил один из наших старых управляющих и спросил, правда ли, что я собираюсь заняться производством оружия. А я об этом даже не слышал! Ничего! Потом Анри Нантерр прислал мне письмо через адвоката, прося моего официального согласия. Я ответил, что никогда не пойду на это, и счел вопрос закрытым. А заняться производством оружия без моего согласия компания не может. Но угрожать моей жене?!

– А чем именно он угрожал? – спросил я.

– Анри Нантерр сказал мне, – ответила принцесса слабым голосом, – что я должна убедить моего мужа подписать этот документ, потому что вряд ли я захочу, чтобы с кем-то из тех, кто мне дорог или работает на меня, произошел несчастный случай…

«Неудивительно, что она была в шоке», – подумал я. Оружие, угрозы, перспектива бесчестья… Все это так далеко от ее спокойного, надежного, респектабельного существования! Анри Нантерр со своим решительным видом и командным голосом, должно быть, допекал ее не меньше часа перед тем, как в ложу заглянул я…

– А куда делись ваши знакомые в Ньюбери? – спросил я. – Те, кто был в вашей ложе?

– Он приказал им уйти, – устало ответила принцесса. – Он сказал, что у него срочный разговор и чтобы они не возвращались.

– И они ушли.

– Да.

– Ну… я и сам ушел.

– Я не знала, кто он такой, – сказала принцесса. – Он меня застал врасплох. Вломился в ложу, выгнал всех вон, не обращая внимания на мои вопросы и протесты… Я никогда… – ее передернуло, – никогда не сталкивалась с подобными людьми!

«Да этот Анри Нантерр и сам не лучше террориста! – подумал я. – Во всяком случае, ведет он себя как настоящий террорист: шумный, нахрапистый, угрожает…»

– А что вы ему ответили? – спросил я. Если есть на свете человек, способный усмирить террориста словами, так это принцесса.

– Я не знаю… Он не слушал. Я пыталась вставить хоть слово, но он меня все время перебивал, и наконец я замолчала. Это было бесполезно. Когда я попыталась встать, он усадил меня силой. Он говорил и говорил, и повторял все время одно и то же. Когда вы вошли, я была совершенно ошеломлена.

– Надо мне было остаться!

– Нет… Это к лучшему, что вы ушли.

Она спокойно смотрела на меня. Я подумал, что, вероятно, мне пришлось бы драться с ним и, возможно, он оказался бы сильнее. Во всяком случае, пользы от этого было бы мало. И все же – надо мне было остаться…

Джеральд Грининг прокашлялся, положил папку на столик и снова принялся раскачиваться на каблуках за моим левым плечом.

– Принцесса Касилия говорит, – сказал он, позвякивая монетами в карманах, – что в прошлом ноябре ее жокей в одиночку справился с двумя гнусными газетными баронами, одним нечистым на руку бизнесменом и кучей гнусных головорезов.

Я повернул голову и встретился с его насмешливым и недоверчивым взглядом. «Шутник, однако», – подумал я. Нет, я бы выбрал себе в адвокаты кого-нибудь другого.

– Ну да, я тогда кое-что уладил, – ответил я ровным тоном.

– И что, они до сих пор жаждут вашей крови? – В его голосе звучала саркастическая нотка, словно он не мог принять всерьез рассказанного принцессой.

– Только нечистый на руку бизнесмен, насколько мне известно.

– Мейнард Аллардек?

– Вы о нем слышали?

– Я с ним встречался, – сообщил Грининг с выражением легкого превосходства. – Я бы сказал, что это очень приятный и благоразумный человек, вовсе никакой не мерзавец.

Я промолчал. Я вообще старался по возможности не говорить о Мейнарде, не в последнюю очередь потому, что боялся, как бы этот сутяга не подал на меня в суд за «клевету».

– Во всяком случае, – продолжал Грининг с нескрываемой иронией, раскачиваясь на каблуках на краю моего поля зрения, – принцесса Касилия теперь хочет, чтобы вы галопом мчались на выручку месье де Бреску и спасли его от этого несносного Нантерра.

– Нет-нет! – запротестовала принцесса, выпрямившись в своем кресле. – Джеральд, я ничего такого не говорила!

Я медленно встал и повернулся лицом к Гринингу. Не знаю, что такое он во мне увидел, но он перестал раскачиваться, вынул руки из карманов и сказал совершенно другим тоном:

– Нет, принцесса этого не говорила, но, несомненно, она хочет именно этого. И, должен признаться, до настоящего момента я полагал, что ее намерение не более чем шутка.

– Кит, – сказала принцесса у меня за спиной, – сядьте, пожалуйста. Я действительно об этом не просила. Я только подумала, не сможете ли вы… Ну пожалуйста, сядьте!

Я сел, наклонился вперед и заглянул в ее встревоженные глаза.

– Вы действительно хотите именно этого, – согласился я. – А как же иначе? Я сделаю все, что смогу. Но я… я всего лишь жокей.

– Вы Филдинг, – неожиданно возразила принцесса. – Это именно то, что увидел сейчас Джеральд. Это нечто… Бобби мне говорил, что вы сами не подозреваете… – Она смущенно осеклась. В обычных обстоятельствах она бы ни за что не стала разговаривать со мной таким образом. – Я хотела вас попросить, – продолжала она, с явным трудом взяв себя в руки, – сделать все, что в ваших силах, чтобы предотвратить всякого рода «несчастные случаи». Подумать, что именно может произойти, предупредить нас, что-то посоветовать. Нам нужен человек вроде вас, который способен представить себе…

Она остановилась. Я прекрасно понимал, что она имеет в виду, но на всякий случай спросил:

– А вы не думали обратиться в полицию?

Она молча кивнула. Джеральд Грининг у меня за спиной сказал:

– Как только принцесса Касилия рассказала мне, что произошло, я немедленно позвонил в полицию. Они ответили, что мое сообщение принято к сведению.

– Но ничего не сделали? – предположил я.

– Они сказали, что завалены уже совершенными преступлениями, но обещали следить за домом.

– А вы добрались до большого начальства, не так ли?

– До всех, кого смог застать сейчас, вечером.

«На самом деле постоянно охранять человека, которого хотят убить, практически невозможно», – подумал я. Но вряд ли Анри Нантерр решится зайти так далеко – хотя бы потому, что вряд ли это принесет ему какую-то пользу. Скорее всего, он просто решил, что запугать старого паралитика и женщину несколько не от мира сего будет проще простого. Он недооценил мужество принцессы и безупречную порядочность ее мужа. Нантерру, человеку без принципов, их щепетильность должна была казаться не непреодолимым барьером, а всего лишь упрямством, которое легко будет сломить.