Конюшня по воскресеньям просыпается рано, как и в другие дни. Я привык к ранним звонкам Уайкема – он всегда вставал в пять. Однако сегодня голос у него был такой встревоженный, каким я его еще никогда не слышал. Поначалу я принялся даже мучительно соображать, что такого я мог натворить во сне.

– Ты… ты понял, что я с-сказал? – Он даже заикался от волнения. – Две! Д-две лошади п-принцессы! М-мертвые!

– Две?! – Я резко выпрямился и похолодел. – Как? То есть… которые?

– Они лежат мертвые у себя в денниках. Уже окоченели. Должно быть, прошло несколько часов…

– Которые? – со страхом повторил я.

На том конце провода ответили не сразу. Уайкем и в лучшие времена плохо помнил клички лошадей, и сейчас, должно быть, у него в голове прокручивался длинный список героев былых времен.

– Те две, что участвовали в скачках в пятницу, – сказал он наконец.

Я онемел.

– Эй, ты слушаешь? – окликнул он.

– Д-да… Вы имеете в виду… Каскад и Котопакси?

«Нет, – подумал я, – этого не может быть. Это неправда. Только не Котопакси! И перед самым Большим национальным!»

– Каскад, – сказал он. – И Котопакси.

– О нет… Что с ними? – спросил я.

– Я позвал ветеринара, – сказал Уайкем. – Из постели вытащил. Сам не знаю как. Это его работа. Но две! Я понимаю, одна могла сдохнуть. Бывает. Но чтобы две!.. Скажи принцессе, Кит.

– Это ваша работа! – возразил я.

– Нет-нет. Ты уж там… Расскажи ей. Лучше так, чем по телефону. Они ведь для нее все равно как дети.

«Те, кто ей дорог…» Господи Иисусе!

– А Кинли? – настойчиво спросил я.

– Чего?

– Кинли… ну, тот, что вчера пришел первым.

– А, этот! Этот в порядке. Мы всех лошадей проверили, когда нашли тех двух. У них ведь денники рядом были, ты, наверно, помнишь… Скажи принцессе, Кит, ладно? Нам ведь их убрать надо. Пусть она решит, что делать с тушами. Хотя если они отравленные…

– Вы думаете, их отравили? – спросил я.

– Не знаю. Скажи ей, Кит! – Он с треском швырнул трубку, и я отошел от телефона, готовый взорваться от бессильного гнева.

Убивать лошадей! Если бы Анри Нантерр сейчас был здесь, я затолкал бы его пластиковый пистолет ему в глотку! Каскад и Котопакси… Я ведь их знал много лет! Я оплакивал их, словно друзей.

Даусон согласился попросить свою жену разбудить принцессу и сказать, что я должен сообщить ей печальные новости о ее лошадях и буду ждать ее в гостиной. Я оделся и спустился вниз. Принцесса, встревоженная, вскоре вышла.

– Что случилось? – спросила она. – С кем?

Когда я сказал, ее ужас сменился мрачными раздумьями.

– Он не мог этого сделать! – воскликнула она. – Вы ведь не думаете, что…

– Если это он, – сказал я, – то он об этом пожалеет.

Она решила, что нам следует немедленно поехать на конюшню к Уайкему. Я пытался ее отговорить, но она настаивала на своем.

– Нет-нет, я должна поехать. Бедный Уайкем! Он нуждается в поддержке и утешении. Мне будет не по себе, если я не поеду.

Сама она нуждалась в утешении куда больше Уайкема… Но, как бы то ни было, в половине девятого мы были уже в дороге. Принцесса успела накрасить губы. Томас лишился выходного, но, казалось, не возражал. Я предложил повести машину сам, но мое предложение было с негодованием отвергнуто.

Конюшня Уайкема, в часе езды от Лондона, была расположена рядом с небольшой деревенькой на склонах суссекских холмов. Это был большой комплекс строений, беспорядочно расширявшийся и достраивавшийся в течение целого столетия. Владельцам здесь очень нравилось, потому что конюшня представляла собой целый лабиринт маленьких двориков, по восемь-десять денников в каждом, с кустами остролиста в красных кадках. Для работников этот живописный лабиринт означал много лишней беготни и уйму потерянного времени.

Лошади принцессы стояли в пяти двориках, вперемежку с другими. Уайкем, как и многие тренеры, предпочитал ставить лошадей одного владельца не всех вместе, а рядом с чужими. И Каскад с Котопакси были единственными принадлежавшими принцессе лошадьми, которые стояли во дворе, ближайшем к въезду.

Мы остановились у дома Харлоу и пошли пешком к арке, ведущей в соседний дворик. Услышав, что мы приехали, Уайкем вышел нам навстречу.

«Постарел он за эту неделю», – с беспокойством подумал я, глядя, как он шаловливо целует ручку принцессе. Он всегда делал вид, что флиртует с ней, сверкая глазами и демонстрируя остатки былого мощного обаяния. Но в это утро он был рассеян. Когда он снял шляпу, его седые волосы разметались на ветру. Худые старческие руки дрожали.

– Дорогой мой Уайкем! – встревоженно воскликнула принцесса. – Вы же простудитесь!

– Идемте в дом, – сказал он, направляясь в ту сторону. – Так оно лучше будет.

Принцесса заколебалась.

– А мои бедные лошадки еще здесь?

Уайкем кивнул с несчастным видом.

– У них там ветеринар.

– Тогда я, пожалуй, пойду посмотреть на них, – просто сказала она и решительно направилась во двор. Мы с Уайкемом потащились следом, даже не пытаясь ее отговорить.

Двери двух денников были открыты. Внутри горели слабые электрические лампочки, хотя снаружи было совсем светло. Все прочие денники были заперты.

– Мы оставили других лошадей в денниках, – говорил Уайкем. – Они вроде бы не беспокоятся, потому что крови нет… лошади крови боятся, знаете ли…

Принцесса слушала вполуха. Подходя к денникам, где на темно-коричневой торфяной подстилке лежали ее лошади, она замедлила шаг. Их тела выглядели бесформенными грудами.

Когда лошади погибли, они были в ночных попонах, но то ли ветеринар, то ли Уайкем, то ли конюхи сняли их и положили к стене. Мы молча смотрели на темную блестящую шкуру Каскада, на гнедого, словно припорошенного снегом, Котопакси…

Робин Кертис, долговязый ветеринар с мальчишеской физиономией, иногда встречался с принцессой. Со мной он виделся гораздо чаще. На нем был зеленый комбинезон. Он кивнул нам и извинился, что не может пожать руку – ему сперва надо помыться.

Принцесса ответила на приветствие и сразу довольно хладнокровно спросила:

– Пожалуйста, скажите… как они умерли?

Робин взглянул на Уайкема, на меня и, поскольку мы не возражали, посмотрел на принцессу и сказал ей прямо:

– Их пристрелили, мэм. Они даже ничего и понять не успели. Их убил человек, мэм. Из пистолета.

Каскад лежал наискосок поперек денника, головой к двери. Голова его находилась в тени. Робин Кертис шагнул на торфяную подстилку, наклонился и приподнял черную челку лошади.

– Его плохо видно, мэм, потому что лошадь черная, но вот тут, прямо под челкой, есть пятно.

Он выпрямился, вытер руки платком.

– Сразу и не заметишь, – сказал он. – Особенно если не знать, что искать.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.