— О, — сказала Софи, вытирая глаза салфеткой. — Прости, пожалуйста. — Теперь она не плакала, смеялась. — Совсем забыла. Мы с Элис заболтались.

— Вижу, — с улыбкой кивнул я.

— Мы говорили о маме с папой, — сказала Софи. — Хотят приехать, навестить нас.

Тут я улыбаться перестал. Я не разговаривал с родителями Софи вот уже лет десять, и у меня не было ни малейшего желания возобновлять с ними отношения. Когда у Софи случился первый приступ мании, они обвинили меня в том, что я довел до сумасшествия жену, которую просто обожал, был с ней жесток и несправедлив. А ее отец договорился до того, что болезнь Софи есть наказание Господне за то, что я букмекер.

В тот день я вышел из их дома и никогда больше туда не возвращался. Насколько мне было известно, они тоже ни разу не заходили к нам. И я вовсе не собирался приглашать их.

— Можешь поехать и повидаться с ними, если хочешь, — сказал я Софи. — Но без меня.

Та ответила жалобным взглядом.

Я знал, что Софи за последние десять лет неоднократно виделась со своими родителями, но мы никогда этого не обсуждали. Знал лишь потому, что эти встречи приводили ее в крайне возбужденное состояние, и мне это не нравилось. Раз или два возбуждение приводило к новой вспышке маниакальной депрессии. И, по крайней мере, один раз, я был в этом уверен, ссора Софи с упрямым и вспыльчивым отцом закончилась ее досрочным помещением в больницу.

— Знаешь, не слишком хорошая идея, — мягко заметил я. — Такие встречи всегда заканчивались скандалом, а тебе вредно волноваться.

— На этот раз все будет по-другому, — заверила она меня.

Она так всегда говорила. И я, разумеется, жил надеждой, что на этот раз все будет по-другому, хоть и понимал: обольщаться не стоит. Я просто не вынесу очередного разочарования, особенно сейчас, когда так надеялся на заметное улучшение. Невыносимой казалась мысль, что после свидания Софи с родителями оптимизму моему будет нанесен сокрушительный удар.

Я не мог запретить ей видеться с родителями, да и сама она вряд ли прислушается к моим возражениям. Но я был категорически против этой затеи. С другой стороны, меньше всего хотелось, чтобы она делала это у меня за спиной, зная, что я против. И еще меньше мне хотелось спорить с ней.

Так что же делать?

— А ты как считаешь, Элис? Должна ехать Софи или нет? — спросил я, решив переложить проблему на чужие плечи.

— Знаю, что мама очень хочет ее видеть, — ответила она.

— Поэтому и не навещала ее в больнице? — спросил я, заранее зная ответ.

Мы рассмеялись, хоть и невесело. На самом деле родителям Софи страшно не хотелось признаваться в том, что их дорогая старшая дочурка страдает умственным заболеванием. Поэтому и отказывались видеть ее в больнице, обманывая самих себя, внушая друг другу, что их Софи в полном порядке, здорова, весела и счастлива.

Но меня обмануть они не могли, как и Элис. Та прилежно навещала сестру почти через день. Даже два ее брата раза два или три приходили к Софи за время ее последнего пятимесячного пребывания в больнице. А родители так ни разу и не появились.

— Поступай, как считаешь нужным, — сказал я ей. — Но я бы предпочел, чтоб они сюда не приезжали. Так что, если хочешь, можешь поехать к ним. Сам я не поеду, но думаю, будет лучше, если ты отправишься туда с Элис.

— Чтобы разрядить обстановку? — спросила Софи.

— Да, — кивнул я. — И предотвратить очередной скандал.

— Что ж, согласна, — сказала Элис. — Если папа начнет доставать, дам ему хорошего пинка.

И обе они рассмеялись и сидели, заговорщицки сблизив головы, две сестры, две дорогие мои девочки.

И еще неплохо было бы Элис надеть туфли с железными набойками, невесело подумал я.

Первый забег на июньских скачках в Таусестере должен был начаться в шесть вечера. Я всегда любил приезжать за час до назначенного времени, чтобы поймать в свои сети самых первых игроков, желающих сделать ставку. К тому же нужно было время установить оборудование, проверить, нет ли у нас проблем в этом плане — разрядившихся батарей или слабого беспроводного сигнала Интернета. А потому я въехал через арку на территорию ипподрома без нескольких минут пять и припарковал машину в тени большого дуба в центре стоянки.

Мне всегда нравилось ездить в Таусестер, и не только потому, что здесь не было ограничений на вход для зрителей и для букмекеров тоже. Мне нравились зеленая территория, беговые дорожки на пологих холмах Истон-Нестон, недавние усовершенствования, которые ввели здесь для удобства зрителей и букмекеров.

Поскольку ипподром располагался примерно на полпути между Кенилвортом и Хай-Ньюкомб, мы с Лукой договорились встретиться уже на месте, и каждый ехал на своей машине. Так что пришлось мне самому выгружать оборудование и везти его на тележке.

Сектор для букмекеров располагался здесь довольно необычно — между трибунами, а не перед ними, в отличие от большинства других ипподромов. Сделано это было потому, что трибуны построили очень близко к беговой дорожке, что, по моему мнению, было вполне разумно, так как обеспечивало зрителям хороший обзор.

Когда я подкатил тележку к нашему отсеку, Лука уже ждал меня там.

— А где Бетси? — осведомился я.

— Она не приедет, — ответил он. — И не думаю, что вообще когда-нибудь появится снова.

— Вот как?..

— Вчера собрала все свои вещи и съехала с моей квартиры, — пояснил он.

— Мне очень жаль, — пробормотал я, покривив душой.

— А мне — нет, — сказал Лука. — Правда. — Он умолк на секунду-другую. — Хотя, наверное, буду по ней скучать. — Снова пауза. — Особенно в постели. О, в этом деле она была просто супер, — и он улыбнулся мне.

— Слишком много информации, Лука, — со смехом заметил я. — Слишком много, это лишнее.

Какое-то время мы устанавливали оборудование в полном молчании.

— Думаю, нам нужно нанять нового помощника, — сказал Лука.

— Да, — кивнул я. — Есть идеи?

— Один парень из электронного клуба. Жуть до чего толковый.

— Ну нет, мне хулиганы-малолетки не нужны.

— Он парень хороший, — сказал Лука. — Просто попал в плохую компанию.

— Кстати, об электронном клубе, — заметил я. — Ты говорил полиции о микрокодере?

— Да, — ответил он. — Прости. Сожалею.

— Я тоже. Меня из-за этого вчера чуть не арестовали.

— Извини, ради бога! Мне и голову не приходило, что Джим коп, пока он сам не сказал.

— А ну-ка расскажи поподробнее, — попросил я.

— Этот парень, Джим, он помогал нам в клубе, вдруг звонит мне вчера утром и спрашивает о той черной коробке, пульте, который ты дал мне посмотреть. Как раз Джим и помогал мне разобраться. Это он поначалу решил, что это осциллограф. Ну и вот, он так небрежно спрашивает, откуда у меня этот прибор, ну я ему и сказал, что от тебя. И не думал, что делаю что-то плохое. А потом вдруг Джим и говорит: «Моему боссу это будет интересно». Тогда я и спрашиваю, кто босс, а он сказал, что это старший инспектор, вроде из полиции.

— Мог бы меня предупредить, черт возьми, — буркнул я и продолжил возиться со скобой, на которой крепилось наше табло.

— Извини, — сказал Лука. — Но Джим позвонил прямо в разгар нашего семейного кризиса. Бетси обвинила меня в том, что я спал с ее сестрой Милли.

Я поднял голову и удивленно уставился на него. Наверное, можно простить его за то, что забыл сообщить мне о звонке Джима.

— А ты спал? — с любопытством спросил я.

— Не твоего ума дело, — рассмеялся он в ответ. — Да нет, не то чтобы спал…

— Тогда из-за чего сыр-бор? — не отставал я.

— Просто поцеловал ее. Всего один раз. На вечеринке в честь дня рождения. Ну, помнишь, мы поехали туда прямо из Аскота. А Бетси нас застукала.

— Да будет тебе, — сказал я. — Каждый имеет право поцеловать и поздравить девушку с днем рождения.

— Только не взасос, — заметил он. — И не в саду, за кустами.

— Ах, вон оно что. — Это многое объясняло. Бетси сильно охладела к Луке со дня той вечеринки, теперь я понимал почему.