Андропов понимал, что Советскому Союзу настоятельно требуется что-то новое, и гадал, с какими сложностями на этом пути столкнется он сам.

— Но, товарищ председатель, наша операция…

— Это совершенно другое дело, полковник. Почувствовав угрозу, эти люди способны предпринять самые решительные действия. Они боятся понтифика. И, по всей вероятности, не зря. А ты сам что думаешь?

— Товарищ полковник, я лишь простой полковник. Я выполняю приказы, а не отдаю их.

— Алексей, и не пытайся изменить подобный порядок вещей. Так значительно безопаснее.

Усевшись в машину, Андропов тотчас же погрузился в свои мысли.

Час спустя дежурство Зайцева подходило к концу. Олег Иванович уже начал подумывать о смене, когда в центре связи без предупреждения появился полковник Рождественский.

— Майор, мне нужно, чтобы вы немедленно отправили в Софию вот это. — Он помолчал. — Кроме вас кто-нибудь знакомился с содержанием этих сообщений?

— Никак нет, товарищ полковник. Идентификационный код указывает на то, что их переправляют лично мне. Так записано в книге приказов.

— Хорошо. Пусть так будет и дальше.

Рождественский протянул Зайцеву бланк.

— Будет исполнено, товарищ полковник.

Олег Иванович проводил Рождественского взглядом. У него едва хватит времени на то, чтобы справиться с этим до окончания смены.

Отправив зашифрованное сообщение по телексу, Зайцев вручил копию курьеру, чтобы тот отнес ее на последний этаж. После чего покинул рабочее место и направился к выходу, идя чуть быстрее обычного. Оказавшись на улице, он выкурил сигарету «Дукат», а затем спустился по эскалатору на станцию метро. Оказавшись на платформе, Олег Иванович взглянул на часы над входом в тоннель. Увидев, что он пришел слишком рано, Зайцев пропустил поезд, неловко убирая пачку сигарет — в качестве оправдания для тех, кто, возможно, следил за ним. Впрочем, если сейчас он находится под наблюдением, его уже можно считать трупом. От одной этой мысли у Зайцева затряслись руки, но отступать уже было слишком поздно. Точно в определенное время из тоннеля появился следующий поезд, и Олег Иванович сел в нужный вагон, толкаясь среди нескольких десятков рабочих…

Вот он, американец. Читает газету, в расстегнутом плаще, держась правой рукой за хромированный поручень над головой.

Зайцев начал пробираться к нему. Зажимая в правой руке вторую записку, которую только что вытащил из пачки сигарет. Да, запоздало отметил Зайцев, на американце зеленый галстук с позолоченной заколкой. Коричневый костюм, свежая белая рубашка, судя по виду, дорогая. Лицо, полностью поглощенное газетой. Американец не оглядывался по сторонам. Зайцев медленно приближался к нему.

Одним из навыков, которому Эда Фоули обучили в центре подготовки ЦРУ, была тренировка периферийного зрения. С должной подготовкой и постоянной практикой, поле зрения становится значительно шире, чем может предположить нетренированный человек. В центре подготовки Фоули учился ходить по улице и читать номера домов, не поворачивая головы. Лучше всего было то, что это умение в чем-то напоминало езду на велосипеде: стоило освоить его один раз, и оно оказывалось под рукой в нужный момент, достаточно было лишь сосредоточиться. И вот сейчас Фоули заметил, как к нему кто-то медленно продвигается — белый мужчина, рост около пяти футов девяти дюймов, среднего телосложения, карие глаза, шатен, унылый серый костюм, давно не стриженный. Эд не смог рассмотреть лицо достаточно отчетливо для того, чтобы запомнить и выбрать на опознании. Обычная славянская внешность — только и всего. На лице никакого выражения, и лишь взгляд определенно сосредоточен на Фоули. Эд не позволил себе задышать чаще, хотя частота его сердцебиения, возможно, и увеличилась на несколько ударов в секунду.

«Ну же, Иван, давай, твою мать, я надел этот долбанный зеленый галстук, как ты и просил.» Сел русский на той самой станции. Здание центрального управления КГБ находилось всего в нескольких минутах ходьбы от наземного вестибюля метро. Так что, может быть, этот парень действительно шпион. И не «подсадная утка». Если бы это была операция Второго главного управления, ее бы поставили по-другому. Сейчас же все было слишком прямолинейно, слишком очевидно, совсем не так, как привык работать КГБ. Уж что-что, а русский сел бы в вагон на другой станции.

«Этот парень — настоящий чекист, твою мать,» — мысленно отметил Фоули, заставляя себя сохранять спокойствие, что было нелегко даже для такого опытного оперативника, как он. Незаметно сделав глубокий вдох, Фоули стал ждать, приказав нервным окончаниям кожи сообщить в головной мозг о малейшем изменении веса плаща на плечах…

Зайцев как можно небрежнее обвел взглядом вагон метро. На нем не были сосредоточены ничьи взгляды, никто даже не смотрел в его сторону. Поэтому правая рука Олега скользнула в раскрытый карман, быстро, но не слишком. И тотчас же вынырнула обратно.

«Отлично, — подумал Фоули, хотя его сердце пропустило два или три удара. — Так, Иван, что ты написал нам на этот раз?»

И снова он должен был сохранять выдержку. Малейшая неосторожность может погубить русского, а это никому не нужно. Если это действительно сотрудник русского аналога «Меркурия», ему, возможно, просто цены нет. Фоули чувствовал себя рыбаком, который закинул удочку на глубину и почувствовал первую поклевку. Кто там, на крючке, марлин, акула или старый сапог? Если это отличный синий марлин, то насколько большой? Однако пока что нельзя было даже вытащить удочку и проверить наживку. Нет, это произойдет позже, если вообще произойдет. Стадия вербовки — установление контакта с невинным советским гражданином и превращение его в агента, в источник информации, в шпиона, работающего на ЦРУ, — гораздо сложнее, чем поход на дискотеку и снятие девочки на ночь. Тут главное — чтобы девочка не забеременела, а агент не поплатился своей жизнью. Да, в этой игре торопиться нельзя — сначала первый танец, затем медленный танец, первый поцелуй, первые объятия, и только потом, если повезет, можно будет расстегнуть блузку… и тогда…

Поезд остановился, и мечты оборвались. Отпустив поручень, Фоули огляделся вокруг…

Вот он, русский, стоит рядом и смотрит на него. Его лицо тотчас же отложилось в мысленный фотоальбом.

«Плохая работа, приятель. Так ты можешь подставить свою задницу под удар. Никогда не смотри прямо на своего связного на людях,» — подумал Фоули, безучастно скользя взглядом по русскому. У него на лице не отразилось никаких чувств. Эд прошел мимо русского, сознательно направившись к дальней двери.

Американец произвел на Зайцева впечатление. Тот бросил на него взгляд, однако у него в глазах не мелькнуло ни тени эмоции. Американец смотрел на него лишь какую-то долю секунды, после чего прошел в дальний конец вагона. «Окажись тем, кем, надеюсь, ты являешься,» — мысленно произнес Олег Иванович, так громко, насколько только мог.

Поднявшись на пятьдесят метров выше, на уровень улицы, Фоули не позволил себе даже ощупать карман плаща. Он не сомневался, что там побывала чужая рука. Он это почувствовал. И Иван Как-там-его проделал это не для того, чтобы стащить какую-то мелочь.

Миновав охранника, Фоули вошел в здание и поднялся в лифте на свой этаж. Вставил ключ в замок и открыл дверь. И лишь когда дверь заперлась у него за спиной, он сунул руку в карман.

Мери Пат, встретив мужа в прихожей, пытливо всмотрелась в его лицо и увидела на нем восторженное возбуждение, которое Эд больше не старался сдерживать.