Варшава должна будет раздавить этих контрреволюционеров-смутьянов из Данцига — как это ни странно, Андропов по старинке называл этот польский портовый город немецким наименованием, — пока правительство не потеряло полностью контроль над ситуацией.

Москва в самых прямых выражениях объяснила, что надо делать, и поляки умеют беспрекословно повиноваться. Присутствие на польской земле советских танков поможет им понять, что можно, а что нельзя. Если эту польскую «Солидарность» вовремя не остановить, зараза начнет расползаться дальше — на запад в Восточную Германию, на юг в Чехословакию… и на восток в Советский Союз? Этого нельзя допустить ни в коем случае.

С другой стороны, если польское правительство сможет подавить независимое профсоюзное движение, снова наступят тишина и спокойствие. «До следующего раза?» — подумал Андропов.

Если бы его взгляд на жизнь был чуть более широким, Юрий Владимирович, возможно, понял бы, в чем кроется фундаментальная проблема. Как член Политбюро, он был полностью огражден от всех самых нелицеприятных сторон жизни своей собственной страны. Андропов не испытывал недостатка ни в чем. К его услугам была самая изысканная еда, стоило лишь снять трубку телефона. Его просторная квартира была обставлена отличной, удобной мебелью и оснащена современной западногерманской бытовой техникой. Лифт в доме, в котором он жил, не выходил из строя никогда. На работу и с работы Андропова возил на машине личный шофер. Охрана постоянно следила за тем, чтобы к нему на улице не приставали хулиганы. Андропов был оторван от своего народа в такой же степени, в какой был оторван от простых мужиков царь Николай Второй, и, подобно людям, занимающим высокое положение, он свято верил, что данные условия жизни являются нормальными, хотя и понимал умом, что это далеко не так. Ведь те, кого он видит из окна своего кабинета, не голодают, смотрят телевизор и ходят в кино, радуются успехам советских спортсменов и даже имеют возможность приобрести личный автомобиль, разве не так? И за то, что председатель КГБ обеспечивает им все это, сам он имеет право наслаждаться чуть более высоким уровнем жизни. Это же совершенно естественно, не так ли? Разве он не работает более усердно, чем простые советские граждане? Тогда что же еще, черт возьми, нужно этим самым гражданам?

И вот теперь какой-то польский священник пытается низвергнуть весь этот порядок вещей.

«А ведь он может добиться своего,» — подумал Андропов. Сталин однажды задал свой знаменитый вопрос, поинтересовавшись, сколько дивизий имеет в своем распоряжении папа римский, но даже он, несомненно, должен был понимать, что в этом мире далеко не все могущество опирается на силу штыка.

Ну а если Кароль Войтыла все же действительно уйдет с папского престола, что тогда? Он постарается вернуться в Польшу. А что если польское правительство не пустит его обратно в страну — например, лишит его гражданства? Нет, тем или иным способом Войтыле обязательно удастся возвратиться в Польшу. Разумеется, и у Андропова, и у польских спецслужб есть свои агенты в католической церкови, однако всему есть свои пределы. А как сильно просочилась сама церковь в правоохранительные структуры? Это сказать никто не может. Поэтому любая попытка воспрепятствовать Каролю вернуться в Польшу, вероятно, обречена на неудачу, ну а если папа все же попадет в страну, это уже будет означать полную катастрофу.

Конечно, можно постараться использовать дипломатические контакты. Нужный сотрудник министерства иностранных дел может слетать в Рим и тайно встретиться с Каролем, чтобы попытаться убедить его отказаться от осуществления своей угрозы. Но какие карты можно будет использовать? В открытую пригрозить Войтыле смертью? Не пойдет. Подобный вызов явится, по сути дела, приглашением к мученичеству, за которым последует причисление к лику святых. Это лишь подтолкнет Кароля к решительным действиям. Для истинно верующего угроза станет приглашением в царство небесное, присланным самим дьяволом, и папа с готовностью поднимет перчатку. Нет, такому человеку нельзя угрожать смертью. Нельзя также грозить усилением репрессий в отношении польского народа — в этом случае Кароль поспешит еще быстрее вернуться на родину, чтобы выставить себя героем окружающему миру.

«Истинные масштабы угрозы, которую папа прислал в Варшаву, становятся видны лишь после всестороннего изучения проблемы,» — вынужден был признаться самому себе Андропов. И существует только один действенный ответ на нее: Каролю придется самому выяснить, существует ли бог.

«Существует ли бог?» — подумал Андропов. На этот вопрос на протяжении веков разные люди давали разные ответы, до тех пор пока Карл Маркс и Владимир Ленин не решили его раз и навсегда — по крайней мере, применительно к Советскому Союзу. «Нет, — сказал себе Юрий Владимирович, решив, что ему уже слишком поздно пересматривать свой собственный ответ на этот вопрос. — Нет, никакого бога нет.» Жизнь — это то, что есть здесь и сейчас, и вместе со смертью приходит конец всему, так что надо приложить все силы, чтобы прожить жизнь как можно плодотворнее, срывая все плоды, до которых можешь дотянуться, и строя лестницу, чтобы достать остальные.

Но Кароль пытается пересмотреть это незыблемое тождество. Он хочет тряхнуть лестницу — а может быть, дерево? Ответ на этот вопрос лежит слишком глубоко.

Развернувшись в кресле, Андропов налил в рюмку водку из графина и задумчиво пригубил ее. Кароль стремится насадить свою лживую веру, хочет встряхнуть самоё основание Советского Союза и его многочисленных союзников, пытается убедить народы в том, что лучше верить в бога, чем в коммунизм. Своими действиями он разрушает работу поколений, и этого нельзя допустить любой ценой. Но помешать Каролю нельзя. Как нельзя заставить его отступиться. Нет, дерзкого поляка надо остановить, раз и навсегда, окончательно и бесповоротно.

Сделать это будет непросто, и это будет сопряжено со значительным риском. Однако еще опаснее не делать ничего — опаснее для Андропова, для его коллег по Политбюро, для всей страны.

Поэтому Кароль Войтыла должен будет умереть. Первым делом надо составить план. Затем доложить о нем Политбюро. Прежде чем предлагать действие, необходимо четко его спланировать, чтобы гарантировать успех. Что ж, именно для этой цели и существует КГБ, не так ли?

Привыкший вставать рано, где-то в половине седьмого, Юрий Владимирович принял душ, побрился, оделся и сел завтракать. Его завтрак состоял из ветчины, омлета из трех яиц и толстого куска черного хлеба с датским маслом. Растворимый кофе был сделан в Западной Германии, как и бытовая техника на кухне. За завтраком Андропов ознакомился с утренней «Правдой», подборкой материалов из западной прессы, переведенных лингвистами КГБ, и отчетами, подготовленными за ночь в центральном управлении на площади Дзержинского и доставленных к нему на квартиру курьером в шесть часов утра. Сегодня ничего важного, подумал он, закуривая третью за утро сигарету и наливая вторую чашку кофе. Одна рутина. Вчера вечером американский президент не размахивал саблей, что является приятной неожиданностью. Возможно, он мирно задремал перед телевизором, как это частенько происходит с Брежневым.

Интересно, как долго Леонид еще сможет возглавлять Политбюро? Определенно, сам он на пенсию не уйдет. В этом случае его детям придется плохо, а удовольствие быть членами монаршей семьи Советского Союза слишком велико, чтобы они позволили своему отцу пойти на такой шаг. Коррупция поразила все общество. Сам Юрий Владимирович не был болен этим страшным недугом — больше того, он верил, что именно в этом и кроется корень всего зла. Вот почему нынешнее состояние дел казалось ему таким удручающим. Он может — он должен спасти страну, не дать ей рухнуть в пучину хаоса. «Конечно, если только я проживу достаточно долго, а Брежнев скоро умрет.» Определенно, здоровье Леонида Ильича ухудшалось с каждым днем. Ему удалось бросить курить — и это в семьдесят шесть лет, что, вынужден был признаться самому себе Юрий Владимирович, уже само по себе было впечатляющим, — но он впал в старческое слабоумие. Брежнев не мог долго сосредоточивать внимание на одном предмете, его постоянно подводила память. Временами он засыпал на важных совещаниях, к недовольству своих коллег. Однако его хватка за власть оставалась железной. В свое время сам Брежнев мастерски проведенными политическими интригами подстроил смещение Никиты Сергеевича Хрущева, и в Кремле никто не забыл эту пикантную подробность новейшей истории. Однако подобными уловками едва ли можно было свалить человека, который был сам искушен в них. Никто не смел даже предлагать Леониду удалиться на покой — если и не окончательно отойти от дел, то хотя бы передать часть своих чисто административных обязанностей другим, чтобы иметь возможность сосредоточиться на решении самых важных вопросов. Американский президент не так уж намного моложе Брежнева, но он ведет здоровый образ жизни, а может быть, все дело в его более крепкой крестьянской наследственности.