— А здешняя полиция?

— Если честно, очень неплохо знает свое дело. Правоохранительных ведомств в Италии несколько. Самое эффективное — карабинеры, военизированная полиция, подчиняющаяся непосредственно центральному правительству. Есть просто блестящие сотрудники. В основном, карабинеры пытаются обуздать сицилийскую мафию — скотская работа, но, знаете, лично я не сомневаюсь, что рано или поздно они добьются своего.

— Вас ввели в курс, зачем меня направили в Италию?

— Кое-кто считает, что Юрий Владимирович собирается убить папу римского. По крайней мере, так было сказано в телексе, который я получил.

— Совершенно верно. К нам перебежал русский чекист, утверждающий это, и у нас есть основания полагать, что он говорит правду.

— Какие-нибудь детали?

— Боюсь, никаких. По-моему, меня прислали сюда находиться рядом с вами до тех пор, пока кто-нибудь не придумает, что делать. Лично мне кажется, что покушение может состояться в следующую среду.

— Во время еженедельного появления папы римского на площади Святого Петра?

Джек кивнул.

— Да.

Машина ехала по шоссе, ведущему из аэропорта в Рим. Окружающая местность показалась Райану странной, и ему потребовалось какое-то время, чтобы понять, почему. Наконец до него дошло. Скаты крыш были другие — более пологие чем те, к каким он привык. Вероятно, зимой здесь почти не бывает снега. Выкрашенные в белый цвет, чтобы отражать жар итальянского солнца, дома напоминали кубики сахара. Что ж, в каждой стране своя непохожая архитектура.

— Значит, в среду, да?

— Да. Кроме того, мы будем искать некоего Бориса Строкова, полковника болгарской разведки «Държавна сигурност». Судя по рассказам, профессиональный убийца.

Шарп сосредоточенно следил за дорогой.

— Фамилия мне знакома. Не он ли считается причастным к убийству Георгия Маркова?

— Он самый. Скотленд-Ярд должен был прислать его фотографии.

— Курьер прилетел одним с вами рейсом, — доложил Шарп. — Просто он поехал в город другой дорогой.

— Есть какие-нибудь мысли по поводу того, что, черт побери, нам делать?

— Мы разместим вас в посольстве — если точнее, в моей резиденции, это в двух кварталах. Там довольно прилично. Затем вас отвезут на площадь Святого Петра, чтобы вы осмотрелись и прочувствовали обстановку. Я неоднократно бывал в музеях Ватикана — собраниями произведений искусств они могут поспорить с королевскими — но работать там мне не приходилось. Вы уже бывали в Риме?

— Нет.

— Что ж, в таком случае, давайте я быстро провезу вас по городу, чтобы вы получили первое впечатление.

Рим показался Райану поразительно неупорядоченным местом — впрочем, то же самое можно было сказать и про улицы Лондона, в котором отцы города, судя по всему, не состояли в законном браке с матерями города. А Рим был старше на добрую тысячу лет; город строился в те времена, когда самым быстрым средством передвижения были лошади, а в реальной жизни они скачут гораздо медленнее, чем в вестернах Джона Форда. Практически ни одной прямой улицы, а посреди — извилистая лента реки. Райану все вокруг казалось старым — нет, не старым, а древним, таким, словно по этим улицам бродили еще динозавры. Разумеется, было достаточно трудно увязать это с потоком автомобилей.

— А это амфитеатр Флавиев. Его называют Колизеем, потому что император Нерон воздвиг свою огромную статую прямо вот здесь, — Шарп махнул рукой, — и стадион стали называть по этой статуе, к большому недовольству семейства Флавиев, которые построили его на средства, вырученные во время Иудейского восстания, о котором писал древнеримский историк Иосиф Флавий.

Джек видел величественное сооружение на фотографиях и по телевизору, однако это было совсем не то, что проезжать мимо него. Стадион построили люди, не имевшие в своем распоряжении ничего кроме силы собственных мускулов и самых примитивных приспособлений. Своей формой Колизей на удивление напоминал стадион «Янкиз» в Нью-Йорке. Однако на арене в Бронксе Малыш Рут и другие знаменитые бейсболисты не выпускали своим противникам внутренности. А этот амфитеатр в свое время повидал немало крови.

Райан не выдержал:

— Знаете, если когда-нибудь создадут машину времени, наверное, я постараюсь вернуться сюда, чтобы своими глазами посмотреть на бои гладиаторов. Из этого следует, что я варвар?

— Для древних римлян это было чем-то вроде регби, — усмехнулся Шарп. — Сейчас на смену пришел футбол, современная игра настоящих мужчин.

— Европейский футбол — игра кисейных барышень, — презрительно фыркнул Райан.

— А вы и впрямь варвар, сэр Джон. Футбол, — назидательным тоном объяснил Шарп, — это благородная игра, в которую играют головорезы, в то время как регби — это игра головорезов, в которую играют благородные джентльмены.

— Приходится верить вам на слово. А мне сейчас до смерти хочется увидеть свежий номер «Интернешнл геральд трибюн». Моя любимая команда вышла в финал Мировой серии по бейсболу, а я даже не знаю, как она себя показывает.

— Бейсбол? А, вы имели в виду раундерс. Да, игра кисейных барышень, — объявил Шарп.

— Все это мне уже приходилось слышать. Вы, англичане, ни черта не понимаете в бейсболе.

— Точно так же, сэр Джон, как вы ни черта не понимаете в настоящем футболе. В Италии это даже в еще большей степени национальная страсть, чем у нас в Англии. Здесь играют в зажигательный футбол в отличие, скажем, от немцев, которые ведут себя на поле, как неумолимые бездушные машины.

Для Райана это было сродни рассуждениям о том, какая разница между «крученой» и «скользящей» подачами и какой мяч труднее отразить, «скошенный» или «завинченный». Он сам не настолько хорошо разбирался в бейсболе, чтобы ориентироваться в подобных тонкостях; ему приходилось полагаться на телекомментатора, который, возможно, сам только что изобрел этот термин. Райан лишь знал, что во всем американском бейсболе нет игрока, который смог бы хорошей «крученой» подачей отправить мяч в дальний угол площадки.

Через пять минут они приехали к собору Святого Петра.

— Проклятие! — восхищенно пробормотал Джек.

— Большой, да?

Собор был не просто большой; он был огромный.

Шарп подъехал к нему слева и остановил машину в переулке у рядов магазинчиков — судя по всему, ювелирных.

— Предлагаю выйти и посмотреть, не возражаете?

Райан обрадовался возможности выйти из машины и размять затекшие ноги. Ему пришлось напомнить себе, что он приехал сюда не для того, чтобы восторгаться творением великих архитекторов Браманте и Микеланджело. Ему необходимо ознакомиться с местом предполагаемой операции, как этому учили в Квантико. На самом деле это было совсем нетрудно, если только знать, что к чему.

Сверху площадь напоминала гигантский клин под баскетбольным кольцом. Ее круглая часть имела добрых сто ярдов в диаметре, после чего площадь, по мере удаления от бронзовых дверей собора чудовищной величины, сужалась приблизительно до трети этих размеров.

— Увидев, что на площади собрались верующие, папа садится в свою машину, которая представляет нечто среднее между джипом и тележкой для перемещения по полю для гольфа, прямо вон там, и едет по проходу, расчищенному в толпе, — объяснил Шарп, указывая рукой, — вот сюда, потом сюда и обратно. Это занимает — ну, минут двадцать, в зависимости от того, возникнет ли у папы желание… как бы это сказать… вы, американцы называете это «прикоснуться к избирателям». Хотя, конечно, его ни в коем случае нельзя сравнивать с политиками. Папа римский — отличный парень, честный, порядочный. Такое можно было сказать далеко не про всех его предшественников, но Кароль Войтыла — по-настоящему хороший человек. И он не трус. Ему пришлось пережить и нацистов, и коммунистов, но он ни на йоту не отклонился от своего пути.

— Да, его линия жизни прямая, как стрела, — пробормотал Райан. Теперь его мысли занимал лишь один вопрос. — Где будет солнце?

— Как раз у нас за спиной.

— Итак, если на площади будет убийца, он займет место где-то здесь, чтобы солнце было у него за спиной, а не светило в глаза. А вот тех, кто будет находиться напротив, солнце как раз будет слепить. Быть может, это не так уж и много, но когда человек рискует собственной жизнью, он разыгрывает все карты, которые есть у него на руках. Том, вы служили в армии?