Берден обошел строение с тыла, изучая всевозможные постройки: деревянный навес, сарайчик для инструментов, приспособление для сушки заготовленного леса. В самом начале следствия полицейские их тщательно обыскали, вот только знали ли они тогда, что ищут?

Когда он вернулся ко входу в домик, появился Гэббитас. Казалось, он прошел не тропинкой, бегущей вдоль сосновых насаждений, но возник откуда-то из гущи деревьев, из той части леса, которая простиралась к югу от садов. Вместо рабочих сапог на нем были кроссовки, а вместо одежды лесника или знакомой уже куртки — джинсы и плотный свитер.

— Позвольте узнать, где вы были, мистер Гэббитас?

— На прогулке, — ответил лесник. Слова прозвучали резко и отрывисто. Вид у Гэббитаса был оскорбленный.

— Прекрасное утро для прогулки, — согласился Берден. — А меня вот интересует веревка. Вы ведь пользуетесь веревкой в работе?

— Случается. — Гэббитас поглядывал на него с подозрением: зачем это вдруг полицейскому веревка, но спрашивать ни о чем не стал, похоже, вспомнил, как погиб Энди Гриффин. — Давненько уже не пользовался, но все равно стараюсь держать под рукой.

Как Берден и предполагал, если предстояло работать на большой высоте или задача была сопряжена с иными опасностями, он тоже привязывал себя к дереву веревкой.

— Должна быть в сарае, — продолжал Гэббитас. — Даже точно помню, где именно. С закрытыми глазами найду.

Уверенность, увы, оказалась преждевременной. Ни с закрытыми, ни с открытыми глазами веревку отыскать не удалось. Она исчезла.

Уэксфорд, не раз задававший себе вопрос, откуда берут начало те черты во внешности девушки, которые впрямую не повторяли Дэвину Флори, теперь получил возможность воочию лицезреть виновника. Сидевший перед ним человек поражал неуловимым сходством с Дэйзи. Хотя чему же здесь поражаться? Ганнер Джонс приходился ей отцом — какие в том сомнения, разве что найдутся скептики, признающие лишь физическое сходство в росте, цвете глаз и волос. Тот же, что и у Дэйзи — или наоборот? — взгляд искоса, с легким подрагиванием уголков рта, тот же изгиб ноздрей, вздернутая верхняя губа, прямые брови, чуть надломленные у висков.

Правда, Ганнер Джонс полноват, и это мешает сходству. Крупный, тяжелый человек с жестким взглядом. Когда его проводили в комнату для допросов, где его ждал Уэксфорд, он держался так, словно явился со светским визитом или разведать обстановку. Пробуравливая глазами окно, самым примечательным за которым был задний двор с мусорными бачками, Джонс бодренько отметил, что привычная обстановка здорово переменилась с тех пор, как он последний раз бывал здесь, и не лучшим образом.

Уэксфорд подумал, что в его манере говорить есть что-то пренебрежительно-вызывающее. Сделав вид, что не замечает протянутой с наигранной сердечностью руки, он принялся пристально изучать бумаги, скопившиеся в папке на столе.

— Пожалуйста, присядьте, мистер Джонс.

Эта комната была поудобней обычных, используемых для допросов: штукатурка не грубая, светлых тонов, на окнах шторы и никаких металлических решеток, пол не бетонный, а кафельный, и даже стулья со спинками и мягкими сиденьями. Конечно, на кабинет не тянет, да и полицейский у двери. Констебль Уотерман даром старался сохранить безразличный вид, призванный доказать, что торчанье в углу унылого полицейского участка — его любимый вид досуга субботним утром.

Уэксфорд быстро черкнул что-то на листке бумаги, вложил его в кучу таких же, набитых в папку, перечитал написанное, поднял глаза и заговорил о Джоан Гарланд. Он ожидал, что Джонс удивится, может быть, даже смутится. Но ничего подобного не последовало.

— Мы были дружны когда-то, верно, — кивнул он. — Она вышла замуж за моего дружка, Брайана. Были не разлей вода, ну, две наши пары. Мы с Наоми и она с Брайаном. Понимаете, я работал на Брайана, когда жил здесь. Был торговым представителем его фирмы. Может, вы знаете, я подвернул ногу, ну и пришлось распрощаться со спортом еще в «нежном» возрасте — в двадцать три года. Несладкий хлеб, правда?

Уэксфорд счел вопрос риторическим и задал свой:

— Когда вы в последний раз виделись с миссис Гарланд?

Джонс хрипло рассмеялся в ответ.

— Виделись? Да я не видал ее — сколько там воды утекло? Лет семнадцать-восемнадцать! Когда мы с Наоми разошлись, Джоан осталась на стороне подружки. Позволю предположить, вы бы назвали это верностью. Брайан тоже поддержал ее, и я таким образом терял работу. Как это назвать, приятель? По-моему, предательство. Чего только они обо мне ни говорили, а в чем реально моя-то вина? Да ни в чем, сказать по правде. Может, я бил ее? Гулял с другими женщинами? Пил? Да ничего подобного, даже на дух. Просто эта старая ведьма меня допекла, так что мочи не было терпеть ее больше.

— С тех пор вы не видели миссис Гарланд?

— Я ведь уже сказал. Не видел ее и не говорил с ней. Чего ради? Она никогда мне не нравилась, ни секунды. Как вы могли уже вычислить, властные женщины, которым до всего дело, меня не волновали, к тому же она на добрых лет десять старше. Короче, я не видел Джоан и не бывал в тех местах с того самого дня, как я уже говорил.

— Можно не видеться и не говорить с нею, но связь вы поддерживали, — сказал Уэксфорд. — Совсем недавно вы получили от нее письмо.

— Это она вам сказала?

Лучше бы уж не спрашивал. Это наигранное возмущение и шумный протест под стать плохому театру. А может, и не театру, кто знает.

— Джоан Гарланд исчезла, мистер Джонс. И ее местонахождение неизвестно.

Теперь на лице Джонса отразилось предельное недоверие вкупе с ужасом — в комиксах так изображают перепуганного насмерть героя в преддверии катастрофы.

— О нет…

— Она исчезла в ту самую ночь, когда произошло убийство в Тэнкред-хаусе.

Ганнер Джонс надул щеки, втягивая воздух, плечи медленно поползли вверх. Удивления больше не было. Скорее, он выглядел виноватым, хотя это мало что значит. Уэксфорд понимал, что так ведет себя человек, не приученный к откровенности. Он уперся в Уэксфорда остекленевшим взглядом, затем в нем мелькнула растерянность, и Джонс отвел глаза.

— Я был в Девоне, в Плаксэм-он-Дарте, — сказал он. — Вам, наверно, не сказали. Рыбачил.

— Нам не удалось отыскать подтверждения вашим словам, что вы провели там одиннадцатое и двенадцатое марта. Назовите мне человека, который подтвердил бы это. Вы сказали, что в руках не держали оружия, мы же выяснили, что вы состояли в Стрелковом клубе Северного Лондона и имеете сертификат на владение двумя видами огнестрельного оружия.

— Да это же просто шутка, — ответил Джонс. — Бросьте, вы что, правда, не понимаете? Вот смеху-то — в глаза не видеть оружия и прозываться Артиллеристом!

— Должно быть, у нас с вами разное представление о смешном, мистер Джонс. Расскажите мне о письме, которое вы получили от миссис Гарланд.

— О каком именно? — спросил Джонс. И тут же продолжил, словно вопроса и не было: — Да это неважно, оба они об одном. Она написала мне три года назад — я только что развелся тогда со второй женой, — убеждая меня, что нам с Наоми нужно снова сойтись. Откуда она узнала о разводе, не знаю, может, сказал кто-нибудь из знакомых, у нас ведь были общие приятели. Написала потому, что теперь, «когда я свободен» — это ее выражение, — ничто не мешает «воссозданию нашего с Наоми брака». Знаете, что я думаю? В наши дни люди пишут письма только тогда, когда боятся говорить по телефону. Голову кладу. Она знала, что я отвечу, если она позвонит.

— Вы написали ответ?

— He-а, приятель, нет. Отправил ее письмо в мусорное ведро. — Джонс лучился довольством от собственной хитрости и изворотливости. Ну чисто театр пантомимы. Хотя не исключено, что сам он об этих своих способностях и не догадывается. Как не догадывается и о том, насколько пройдошистый у него вид, когда лжет. — А примерно с месяц назад, может, чуть больше, получил другое, такое же. Отправил следом за первым.

Уэксфорд расспросил его о рыбалке, об умении обращаться с оружием. Он шел тем проторенным путем, как в первый раз, когда спросил его о письме и получил такие же уклончивые ответы. Довольно долго Джонс отказывался говорить, где именно он остановился в Йорке, но под конец сдался, сердито признавшись, что у него там приятельница. И даже назвал имя и адрес.