Мы все выскочили оттуда и стали жадно ловить ртом воздух с водопадными брызгами.

– Понравилось? – гордо поинтересовался Крис.

– Отпадно, – соврала я.

– Я мечтал исследовать «Крошку» – так мы ее называем, нашу пещеру, и даже потихоньку копил снаряжение, но родители говорили, что я еще не дорос до самостоятельных исследований, а никому другому я «Крошку» не отдам, вот так!

– Крис хотел быть ученым сначала, у нас ведь вес род – ученые, начиная с прапрадедушки. А потом началась эта кара Господня, и он захотел стать священником. Пепа! Если бы ты знала, сколько всего он знает про Господа и его святых. Падре Игнасио его постоянно гладил по голове и довольно кивал, когда Крис ему что-нибудь рассказывал из урока. А теперь Крис не будет ни ученым, ни священником. Он просто будет покойником.

Лица детей и так были покрыты брызгами водопада, и не угадать в неярком свете солнца, пробивающегося сквозь толщу падающей радужной воды, мешались ли слезы с брызгами. Крис и Анна были внешне абсолютно спокойны, но азарт и радость из их глаз исчезли.

Дальше должен был быть обед. Когда мы подошли к замку-дворцу, вышла заминка. Хозяева отошли от меня в сторону и начали все ожесточенно спорить. Я делала вид, что мне не обидно. Села на травку, достала из рюкзачка куклу Пепу 2 и начала с ней беседовать. Надо же было мне с кем-то почесать языком, чем погружаться в отчаянные мысли о своем несветлом будущем.

– Видишь, детка, в этой стране никто не знает, что больше двух – говорят вслух.

– Наверное, они не хотят пускать тебя в дом. Ты такая грязная, а переодеться тебе не во что.

П 1: Как купаться со мной и лезть во всякие вонючие пещеры – так я ничего была, годилась.

П 2: Плюнь на них. Это же богачи. Чего от них еще ждать?

П 1: Пули в лоб или яду. Хоть бы сюда принесли куриного бульона, пусть даже с мышьяком. Юродивым всегда давали поесть объедки с барского стола.

П 2: И ты бы взяла?

П 1: Нет, конечно. Чего я, голод не умею терпеть? Ха-ха. Пусть они отдохнут со своим бульоном. Это я зря расклеилась. Тем более я уже пила водку и ела мороженое, так что калорий во мне ого-го!

П 2: Ты выпила два стакана водки. Почему же ты не пьяная?

П 1: Сама ох…аю. Видно, адреналин все сожрал, ненасытный.

П 2: Что делать будем?

П 1: Лучше бы поспать. Завалиться под этим кустом, захрапеть и запукать. Что смеешься? Испортить им тут воздуха побольше перед трапезой.

Пепа 1 и Пепа 2 захохотали.

Первой, конечно, обратила внимание на разговор Пеп маленькая Анна. Она подбежала к нашему кусту и уставилась на нас. Мы помахали ей ручками, но диалог не остановили, говорили мы по-русски, они с нами не церемонятся, ну и мы не будем.

Пепа 2 вдруг затянула мелодекламацию из дипломного спектакля Олега Куся, выпускника ГИТИСа, который мы сыграли в мало экспериментальном зале для взрослых всего несколько раз. Я даже не поняла, с чего это он вдруг.

П 2:

П 1: Но почему?

П 2: Сегодня будет бал. Сын короля меня в невесты отобрал!

П 1: Ура! Триумф! Ты счастлива?

П 2: А то. Со мной случилось славное кино!

П 1: В словах твоих – цинизм, а это зря!

П 2: Меня не любит королевская родня.

П 1: Принц держит под руку тебя?

Не чувствуешь опоры?

П 2:

П 1: Но почему? Ты выглядишь прекрасно:

Шелка, муслины, жемчуга.

П 2: Ну ясно, ясно! Мой имидж идеален, только жаль, что стопы заковали мне в хрусталь.

Анна засмеялась и захлопала в ладоши, хотя не понимала ни слова. Вот, надо сказать, что и в Ежовске зрители недетского возраста на экспериментальном спектакле тоже хлопали и смеялись, хотя в программке для них, зрителей, крупно выделили жанр пьесы, написанной самим Кусём – «поэтическая драма». Но добрые женщины и редкие мужчины смеялись, как будто им рассказывали анекдоты.

Нам-то, артистам, что: зал радуется, и мы довольны. Но Кусь весь исплевался и истопался ногами, дергал своей бритой головой. И если бы во время спектакля, не дай бог, ему в руки попал бы каким-нибудь образом автомат Калашникова с полной обоймой, я не сомневаюсь, он расстрелял бы с криком и зрителей, и артистов, и прекрасных тростевых кукол.

Потом Антон перестал пускать его на его же спектакль «Помолвка Золушки». Написал прекрасное заключение на диплом, где обозвал Куся «исключительным дарованием».

Но Кусь оказался свиньей. Уехав в столицу, получив диплом и будучи приглашенным в престижный театр, отозвал из нашего Ежовского театра авторские права на пьесу «Помолвка Золушки» и на свою постановку.

– Зря это он… – только промолвил тогда Антон.

– О чем вы беседовали? – вежливо поинтересовалась девочка.

– А вы о чем? – поинтересовалась Пепа 2.

Анна замялась.

– Вот и мы тебе не скажем, – отрезала кукла. – Давай дальше, – это она уже мне, можно сказать, своей хозяйке.

Я стала вспоминать вирши Куся.

– Дай мне, пожалуйста, подержать твою куколку, – попросила очень вежливо Анна.

– На, – и помогла надеть Пепу 2 на руку девочки и показала, на что способна Пепа 2.

– У нас есть кукольный театр, но твоя не идет ни в какое сравнение с нашими куклами. Твоя такая смешная, добрая и… живая. Мне кажется, я играла бы с ней целыми сутками.

Надо сказать, что у девочки хорошо получалось управлять моей нехитрой куколкой. Она не висела на ладони жалкой тряпочкой, а все время что-то делала – причесывалась, оправляла платьице и даже смеялась смехом восьмилетней девочки.

– Пепа 2, – вдруг спросила я свою куклу. – Хочешь остаться с Анной?

– Как остаться? Навсегда?

– Ну, хотя бы на эту ночь.

– А это возможно?

– А почему бы и нет. Кстати, тебе очень идет твой новый голосок.

Анна прижала куклу к сердцу и смотрела на меня широко раскрытыми влажными глазами.

– Вы… вы… Вы правда подарите мне Пепу?

В голосе девочки звучали сдерживаемые слезы, и вообще вопрос звучал так, готова ли я ей подарить не самодельную куклу, просто жизнь.

Я уткнула голову в колени, потому что неожиданный спазм перехватил горло, продышалась и, не поднимая головы, проговорила:

– Скажи маме, что я не хочу есть. Я хочу домой. Я завтра приеду.

Я так и сидела, уткнувшись в колени, и думала о том, как я действительно хочу домой, до тоски смертной хочу в Россию, хочу в Ежовск. Я стала раскачиваться из стороны в сторону, чтобы не плакать, тихонько напевать:

– «Им салютует шум прибоя. В глазах их небо голубое. Ничем орлят не запугать. Орлята учатся летать! Орлята учатся летать».

Не все песни я знала до конца. Допевала то, что помнила, начинала новую, например – «Там, вдали, за рекой, догорали огни». И так погрузилась в военно-патриотическую тему, что не сразу пришла в себя, когда кто-то тронул меня за плечо, не переставая петь:

– «А, значит, нам нужна одна победа, одна на всех – мы за ценой не постоим», – я обнаружила рядом с собой Аниту, сидящую на траве.

Другие же мои новые знакомые стояли в полном составе полукругом и смотрели на меня.

– «От Курска и Орла судьба нас довела до самых вражеских ворот, такие, брат, дела».

Анита собралась мне что-то сказать, но я ее остановила жестом и пока не допела:

– «Когда-нибудь мы вспомним это, и не поверится самим. А нынче нам нужна одна победа, одна на всех – мы за ценой не постоим, одна на всех – мы за ценой не постоим!»

И, только закончив, я посмотрела на Аниту и предложила:

– Говорите.

– Вы нас, наверное, не так поняли. Наше нежелание приглашать вас в дом. Это обусловлено несколькими причинами.