– Продолжим вечером. А сейчас все по домам, отдыхать, набираться сил! – объявил Берналь, и гости стали расходиться.

Я поглядывала на Фаробундо – держался он прекрасно, но, по моим расчетам, выпил старик немало.

– С мотоцикла-то не свалитесь, сеньор Фаро? – поинтересовалась я.

– А если и свалюсь, ты поднимешь! – веселье не покидало старого вояку.

– Какой такой мотоцикл? Куда это вы собрались? – всполошился Берналь. – Здесь отдыхайте! – И рукой указал на маленький уже готовый домик, красовавшийся около моего бивневого дерева.

– Неа, – отрицательно помотала я головой. – Это для Тео и Берналито, там все должно быть стерильно, мы туда не пойдем!

Вдруг Берналь обнял меня, поцеловал в обе щеки и сказал:

– Это не для Тео. Это от всей нашей семьи – подарок тебе!

Кончита звонко засмеялась, у нее одной остались еще какие-то силы. Я посмотрела на нее и тоже улыбнулась, похоже, Берналь был абсолютно пьян.

– Отлично! – сказала я. – Вот завтра туда и заселюсь. А сейчас, сеньор Фаро, собирайтесь. Авось, с божьей помощью, доберемся до нашей деревни.

Фаро встал, и я вместе с ним.

– Да ты не слышишь меня, что ли? Пепа! Никуда ехать не надо. Отдыхай у себя.

Я взглянула на Кончиту. Мне хотелось, чтобы она вмешалась и как-нибудь помогла бы мне справиться с ее родственником. Но она опять к моей досаде начала хохотать.

– Берналь, она думает, что ты пьяный и поэтому даришь ей дом!

Берналь тоже громко захохотал:

– Нет, Пепа, пьяный я был два дня назад, когда Берналито появился на свет божий, а сейчас я абсолютно трезв, разве отец может напиваться на празднике по случаю рождения сына? У нас это невозможно, отец должен управлять праздником, чтобы духи предков видели, что не зря ему выпало такое счастье. А праздник должен быть большой, красивый и очень шумный. И он таким будет. А подарок наш – это тоже часть праздника. Ты ведь когда первый раз про Берналито рассказала, я сразу решил, если слова безумной окажутся правдой – будет у нее дом.

Я безмолвствовала. Глаза Берналя и так были как горящие угли, а теперь еще и заблестели, даже слеза выкатилась.

– Я не стесняюсь своего счастья. А первым его вестником была ты. И ведь все сказала, все. И что быстро родится, и что богатырь, и что маму немного поранит. Тео моя сейчас лежит, но, похоже, быстро идет на поправку. Ты же сказала, что с ней тоже все хорошо будет, с моей Тео?

– Конечно, хорошо…

– Ну а теперь иди в свой дом, а сеньора Фаробундо мы приглашаем отдохнуть у нас в задних комнатах. Вам там будет покойно и прохладно.

– С удовольствием принимаю ваше приглашение.

И они пошли, больше не обращая на меня внимания. Я осталась одна и как завороженная смотрела на дом. Ноги стали ватные, но я заставила их шагать, и они медленно, подгибаясь в коленях, понесли мое тело к моей новенькой недвижимости. Еле-еле я поднялась по ступенькам и толкнула дверь. Голова закружилась так, что я ничего не увидела, кроме кровати, заправленной свежими простынями. Держась за стенки, я медленно добралась до нее.

«Мне плохо, – подумала я, рухнула на кровать и вырубилась».

Сколько я спала, не знаю, но разбудила меня Кончита.

– Вставай, Пепа! Весь праздник проспишь! Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо.

– Там так весело, столько людей, даже из нашей деревни приехали, от Тео тебе поцелуй привезли! – И она звонко чмокнула меня в щеку. – Тео очень волнуется – понравился ли тебе твой новый дом.

– Он прекрасен! – сказала я и заплакала. Кончита тут же поддержала меня:

– Ой как мне трудно было не проговориться! Я ведь как узнала про Берналито, сразу хотела бежать к тебе и целовать, целовать, но Берналь строго приказал молчать, и вообще поменьше улыбаться и радости не показывать. Хотел сам тебе сообщить обо всем. И вон как здорово получилось! Чего ж мы ревем-то? Побежали, праздник же!

Мы утерли слезы и пошли к остальным.

Праздник был в самом разгаре. Все плясали какой-то общий танец. Я загляделась. Зрелище было великолепное, гости пришли нарядные, многие женщины были, видимо, в национальных костюмах, светлых и ярких, точь-в-точь как на сестрах и подружках Мейры. Я почувствовала себя замарашкой, поэтому в гущу празднества я не полезла, а спокойно взяла на себя роль обслуги, меняла тарелки, подносила бутылки с вином и водой и улыбалась гостям. Почему-то мне очень нравилось все это делать, и я никак не могла понять, почему мне так приятно и спокойно, а потом сообразила – елки-палки! я же занимаюсь знакомым делом, я ж по первой профессии официантка. Это меня так развеселило, что я еще с большим рвением принялась обслуживать гостей. Честное слово, если бы параллельно с праздником по случаю рождения первенца у Берналя проходил бы конкурс официанток, я бы заняла первое место.

Иногда я, конечно, присаживалась за стол – то к Фаробундо, то к Берналю, но ненадолго, мне не сиделось за столом, мне нравилось обслуживать. Я любовалась праздником и думала: «Господи, как же не похоже это торжество на наши застолья». Гости, конечно, попивали местное винцо, но пьяных не было вовсе. Вся энергия уходила в танцы и песни. Не все они были общими, одна женщина громко объявила:

– Сейчас спою песню, которую мне пела моя бабушка. – И все дружно и одобрительно загудели. Женщина запела. Это была песня-мольба, обращенная к небесам, чтобы они хранили сына, где бы он ни был и что бы с ним ни случилось.

– И я верю, что мой сын будет достоин своей земли и достоин неба Родины, к которому обращается с молитвой его мать.

Я заплакала, настолько пронзительным и величественным было исполнение. Я поняла, почему все отвергали мое пение.

– Браво! – крикнула я и зааплодировала. Все в удивлении посмотрели на меня, но аплодисменты поддержали. Дальше пошли веселые песни, типа наших частушек, и к солистке присоединились еще три женщины, а потом и все остальные, некоторые пустились в пляс, и было полное ощущение, что это хорошо отрепетированная профессиональная постановка. Я наслаждалась.

Но праздник начали портить дети. Их было предостаточно, самых разных возрастов. Сначала они веселились вместе со взрослыми, ну а потом, конечно, подустали и начали вести себя соответственно. Кто канючил: «Хочу домой!» Кто уже начал хныкать, мальчишки, так те вообще передрались. Я решила прекратить это безобразие и выступить в роли организатора. Собрала распустившуюся мелюзгу и отвела к длинному освещенному столу:

– Сейчас будем играть в сказку.

– Какую сказку? – спросил мальчик лет семи.

– Про трех поросят. Знаете такую?

Дети дружно ответили:

– Нет!

– А как же мы будем играть? – заинтересовалась хныкавшая до этого девчушка в пышном платьице. – У нас даже кукол нет!

– Куклы сделаем сами!

– Как это?

– А вот так! Сидите смирно, сейчас принесу кое-что!

Все заинтересовались таким поворотом событий и послушно ждали, пока я сбегала на кухню и притащила огромную корзину с нужными мне овощами.

– Жили-были три поросенка – Наф-Наф, Ниф-Ниф и Нуф-Нуф. – Дети засмеялись, странные имена им очень понравились. – Сейчас мы их с вами сделаем. – И мы начали творить. Поросят решили сделать из кабачков, ничего, что они будут зеленоватые. Все дети очень увлеклись и радовались взахлеб, когда у овощей появлялись глазки, ушки, хвостики и ножки. И если Ниф-Нифа я сделала сама, Нуф-Нуф был совместным производством, то Наф-Нафа дети сделали уже самостоятельно. Он был косоглаз, разноух и кривоват на пятачок, но дети безоговорочно признали его самым красивым.

С волком получилась загвоздка. Дети попросту отказались поверить, что маленький волчишка может ломать дома поросят.

– Тогда кто? – спросила я.

– Крокодил! – было мне ответом.

– Ага! – сообразила я и понеслась на кухню за ананасом.

Над крокодилом пришлось потрудиться, все, в том числе и я, перепачкались сладким соком, ничего поначалу не получалось, но мы старались, и крокодил – не крокодил, но какое-то чудо-юдо из пресмыкающихся у нас слепилось. Порадоваться нашей творческой победе смогли лишь самые стойкие, человека три, остальные позасыпали прямо за столом, положив головки на столешницу. Это они не от скуки, просто было уже за полночь. Я пошла к взрослым, которые тоже уже притомились и вели общую мирную беседу за столом и объявила: