Мердок вскинул брови.

— О, да ты стал намного больше. Теперь даже можно поверить, что ты и впрямь работал когда-то там, где якобы работал.

— Очень смешно. Это гламурные камни. Я вот думаю, не попробовать ли нам взять убийцу на крючок, а? Выпустим офицера под прикрытием, наденем на него такую вот штуковину, чтобы он соответствовал профилю жертвы.

Мердок задумчиво наклонил голову.

— В таких играх всегда высока степень риска.

— Послушай, до вторника осталось всего два дня. Если поиск по базе данных ничего не даст, у нас будут большие неприятности.

Он перевел взгляд на разложенные на прилавке ожерелья.

— Мне нужно посоветоваться с Руисом. — Руис был непосредственным начальником Мердока. Я встречался с ним пару раз — довольно приятный парень, если учесть, что ему достался едва ли не самый сложный в городе полицейский участок.

Подозвав хозяина киоска, тоже гнома, я спросил на гэльском, есть ли у него гламурные камни для фейри. Иногда даже несколько слов на родном для партнера языке помогают в переговорах. Гном вытащил из-под прилавка ящичек, порылся в содержимом и показал два камня, создававших образ высокого, светловолосого фейри. Я спросил цену. Он назвал. Я покачал головой, зная, что таких расходов бюджет Мердока не выдержит. Обсуждать варианты кредита гном был не намерен: в случае возврата у камня уже не будет прежнего заряда, да и проблемы с самим возвратом никому не нужны. Я прошелся вдоль рядов, высматривая что-нибудь поскромнее, но, как и следовало ожидать, цены намного превосходили наши возможности.

Расстроенный, я стоял в галерее, пытаясь не думать о том, чтобы схватить камень с прилавка и убежать.

— У тебя есть на примете высокий, светловолосый офицер, который мог бы сойти за фейри? Думаю, возьмем хотя бы камень-усилитель, вроде того, что я надевал. Он создает иллюзию ауры и крыльев, но его силы недостаточно, чтобы полностью изменить физический облик.

Мердок пожал плечами.

— Поспрашиваю.

Я вернулся к первому продавцу. Пока мы торговались, он был любезен и вежлив и не выказал ни малейшего неудовольствия оттого, что мы хотим вещь подешевле. Такое поведение следует поощрять. В считанные секунды мы получили то, что хотели, причем хозяин даже положил камень в защитный футляр, предотвращающий преждевременную активацию гламура и ослабление сущности. Выйдя из артефактория, мы направились в сторону Копли-сквер.

— Придешь на обед? — спросил Мердок, открывая дверцу машины.

Воскресный обед у Мердоков начинался всегда в одно и то же время, в два часа пополудни. Предложение выглядело соблазнительно, но согласиться означало потерять несколько часов.

— А можно в другой раз? Хочу навестить Бриаллен и еще планирую кое-что почитать.

— Конечно. Так оно, может, и к лучшему, потому что сегодня готовит Бар, — сказал Мердок, имея в виду своего младшего брата Барнарда и не удержавшись от лукавой улыбки. Бар славился тем, что не скупился на специи, которыми щедро приправлял любое блюдо. Жаловались все, но при этом никто не выражал желания заменить незадачливого кулинара и взять на себя внеочередную готовку для небольшой армии воскресных оккупантов.

Сбросив под ноги стопку журналов, я втиснулся на пассажирское сидение. Мердок повернул ключ зажигания и, не оглядываясь, выехал с парковочной стоянки. Что бы там ни говорили, а иметь полицейский жетон не так уж плохо.

— Получается, носить гламурный камень может любой? Даже человек?

— Конечно. Зарядить его должен, конечно, только иной, но после того, как камень заряжен, пользоваться им может каждый.

— А разве не сущность заставляет его работать? — Мердок пересек две полосы, чтобы сделать правый поворот.

— Сущность содержится в гламуре, который взаимодействует с сущностью пользователя.

— А что случится, если камень-усилитель наденет фейри?

— Ничего особенного. Просто мы увидим этого фейри другим, более сильным, более крупным.

— Поэтому и я смог воспользоваться тем каменным кольцом?

— Да. Камни — всего лишь инструменты и работают только тогда, когда к ним приложена сущность. Так же и жезл. Для человека он бесполезен, и сколько бы он им ни размахивал, ничего не произойдет. Так что ношение их совершенно не опасно.

— Хорошо. Руис не слишком большой поклонник иных и не даст разрешения, пока я не смогу убедить его, что опасности нет. — Я подавил вздох. Коп, который не симпатизирует иным. Это уже превращалось в клише. Конечно, иные причиняют беспокойство и доставляют неприятности, но беспокойство и неприятности исходят от всех, кто оказался по другую сторону закона. И если силы правопорядка станут частью проблемы, расовым отношениям это не поможет.

Мердок высадил меня у дома и, как обычно, уехал, не сказав ни слова. Я позвонил Бриаллен, и ее автоответчик произнес: «Знаю, что ты скажешь, но все равно оставь сообщение». Я оставил сообщение и в ожидании ответа поднялся на крышу, прихватив с собой книжку. Почитать, впрочем, не удалось — под теплым солнышком меня сморил сон.

Порыв прохладного ветра коснулся кожи. Я поежился и проснулся. Прошло должно быть часа два. Грудь и плечи успели обгореть.

Бриаллен так и не перезвонила. Поразмыслив, я решил, что появлюсь у нее без приглашения. В лучшем случае мне обрадуются. В худшем ее не будет дома.

Такси быстро доставило в Бикон-хилл. Я расплатился с водителем и вышел на тротуар перед домом Бриаллен на Луисберг-сквер, в самом центре квартала «старых браминов». Она уже несколько десятков лет жила здесь в пятиэтажном кирпичном здании с классическими эркерами и многостворчатыми окнами с лиловыми стеклами. Большие зеленые двери со старинными — и до сих пор работающими! — газовыми лампами по обе стороны обозначали вход. Побеги молодого плюща медленно прокладывали путь к третьему этажу.

Я нажал кнопку звонка. Подождал немного. Позвонил еще раз. Ответа не было. Я повернул ручку и с удивлением обнаружил, что дверь открыта. За порогом меня встретил тихий и пустой холл. Я редко бывал в доме Бриаллен один. В тишине ощущался запах истории — не затхлый и плесневелый душок старья, а густой, тяжелый аромат вечности. Пол и ступени отливали лаком, защищающим благородное темно-красное дерево, начищенные до блеска медные ручки отдавали золотым блеском. Огромные напольные часы слева от меня отмеряли время неспешным глуховатым тиканьем. Зная, что любимое место Бриаллен гостиная на втором этаже, я повернул к лестнице и стал подниматься, но на площадке, проходя мимо выходящего в сад окна, остановился, привлеченный каким-то движением. Рассмотреть, что там происходит, мешало дерево, но в саду явно кто-то был. Я быстро спустился в холл и прошел через длинную, наполненную манящими ароматами кухню к задней двери.

Открыв ее, я увидел мелькающие в сумерках разноцветные огоньки и услышал приглушенные голоса. Что же это? Ноги мои как будто прилипли к ступенькам. Бриаллен сидела на земле под деревом, а вокруг нее кружило несколько десятков флитов, причем все говорили одновременно, перебивая друг дружку и состязаясь за ее внимание. Никогда раньше мне не приходилось видеть одновременно больше трех-четырех этих крохотных существ, здесь же собралась целая толпа. Я сделал шаг в сторону, чтобы рассмотреть удивительную картину получше, но наступил на камешек. Флиты замерли на мгновение и растворились. Бриаллен поднялась с земли и повернулась в мою сторону.

— Кто посмел… — Выражение ее лица смягчилось, когда она узнала меня. В тот же миг перед ней материализовался голубокрылый флит и, пристально посмотрев на меня, сказал ей что-то на ухо.

— Коннор! Я думала, что ты сегодня появишься, но не ждала так рано. — Раскинув руки, Бриаллен направилась ко мне через небольшую лужайку. Она была в длинном струящемся платье из белого, расшитого красными и оранжевыми узорами шелка, под которым при движении проступали соблазнительные очертания ее тела. За то время, что мы не виделись, Бриаллен постриглась, и теперь ее короткие каштановые пряди едва закрывали уши. Как всегда, от одного ее вида захватывало дух. Бриаллен Гвилл была моей первой и самой продолжительной любовью. В двенадцать лет меня привели к ней для оценки моих способностей. Первое, что она сделала в ту ночь, это сбросила одежды и обнаженная исполнила ритуал лунного заклинания. Образ так взволновал меня, что я потом на протяжении года скрещивал ноги, когда видел ее.