— Да, — очень спокойно ответила она. Ее глаза были закрыты. — Да, Уоррен, я вас слышу. Пожелайте мне удачи.

— Хорошая девочка. — Его облегчение было связано с чем-то еще. — Удача — это что-то сомнительное. Вместо нее я хочу просто сказать тебе, что верю в тебя. Иди на сцену и покажи, как Клеопатра жила и умерла!

Райан взял трубку из несопротивляющейся руки Керри, мягко произнес в нее:

— Спасибо, Уоррен, — и положил на рычаг. — В твоем распоряжении пятнадцать минут. — Он посмотрел на дверь, где стояла, переминаясь с ноги на ногу, костюмерша Паулы. — Снимите с нее этот костюм, Марион, и передайте ее дублерше. Я вернусь через шесть минут, чтобы помочь загримировать ее.

Эти шесть минут были самыми короткими в жизни Керри. Каким-то образом она ухитрилась мгновенно освободиться от белого балахона и облачиться в слишком свободное для нее желтое одеяние, приладив его под свою фигурку. К тому времени, когда Райан вернулся, она уже была готова подчиниться его опытным рукам. Она сидела за гримерным столиком, пока он работал над ней с красками и щеткой в руках, и изо всех сил боролась со страхом.

— Все, — сказал он наконец, — теперь и ты, и все мы готовы.

Керри смотрела на себя в полный рост в зеркале и видела незнакомку. Что это за золотая искусительница с подведенными глазами и чувственными губами? Это, разумеется, не Керри Вест, которая была меньше ростом, более хрупкая и совсем не соблазнительная. Она встретилась в зеркале взглядом с Райаном и заметила, как блестят его глаза. У Керри перехватило дыхание, а он резко отвернулся и поправил на плече тогу.

— Пять минут! — закричал из коридора мальчик, сзывавший актеров на сцену.

У Керри сдавило горло от ужаса. Что она делает? Она не годится на роль Клеопатры!

— Прекрати! — Райан увидел, как изменилось выражение лица Керри, как она схватилась рукой за горло. Он дал костюмерше знак оставить их одних, подождал, пока за ней закроется дверь, и спокойно сказал девушке: — Керри, я знаю, ты думаешь, что ты ненавидишь меня или, по крайней мере, ты ненавидишь того, кем я, по-твоему, являюсь. Но ты не должна позволить этому встать сейчас между нами. Я — Антоний, ты — Клеопатра, и мы любим друг друга. Это не обычное чувство, это — необыкновенная, отравляющая любовь, которой невозможно противостоять. Ты хочешь меня и не позволишь никому и ничему встать на твоем пути. Сосредоточься на этой мысли. — Он взял ее за руку. — Нам пора идти.

Керри не знала, как она дошла до кулис, не помнила, как пережила последние мучительно долгие секунды до поднятия занавеса, как прозвучали слова, которые произносил Филон перед выходом на сцену королевской процессии. Керри показалось, что минула целая вечность, прежде чем она ступила на сцену рядом с Райаном. Яркий свет и темная пропасть зала, сотни людей, ждущих их, смотрящих на нее из этой темноты, встречающих Клеопатру и Антония, музыка слов, написанных десятилетия назад, отодвинули все, кроме необходимости следовать этой величественной музыке.

Публику, которой объявили за несколько минут до начала спектакля о замене ведущей актрисы на дублершу, нельзя было винить в разочаровании по этому поводу. Легкое недовольство некоторых постепенно сменилось осознанием того, что дублерша действительно талантлива, а ее возможность не ограничивалась только ролью Хармианы, и уже к концу первого акта все зрители, затаив дыхание, следили за происходящим на сцене. Актриса выглядела слишком юной для роли Клеопатры, она и была слишком юна, чтобы играть Клеопатру, но она играла ее, и делала это совсем неплохо. Со всевозрастающим интересом зрители наблюдали за этой беспрецедентной метаморфозой, и, казалось, объект их внимания почувствовал происшедшую перемену в отношении к нему зала и вдохновился ею.

Во время первого антракта Керри оставили одну, если не считать Марион Стюарт, костюмерши Паулы, которая хотя и дипломатично молчала, но молчание это было одобряющим. Никто ничего не говорил Керри, но она догадывалась, что это именно Райан устроил все так, чтобы ее не беспокоили. Одного взгляда на дрожащие руки сходившей со сцены Керри было ему достаточно, чтобы понять: самое мудрое сейчас — оставить ее одну и дать возможность собраться с духом и подготовиться к следующему акту. Керри была бесконечно благодарна Райану за такую заботу. Она не смогла бы сейчас перенести преждевременные поздравления, какими бы желанными и теплыми они ни были.

К середине второго акта Керри поняла, что у нее появилось не испытанное доселе ощущение власти над аудиторией, пришедшее к ней со знанием того, что она держит ее в своих руках. Зрители молчали, поглощенные действием, они жили вместе с ней, она чувствовала атмосферу зала, которая словно обволакивала ее. И в этот раз Керри, закончив акт, твердой поступью направилась в костюмерную и даже умудрилась чуть улыбнуться Райану, когда он, просунув темную голову в дверь, с несвойственной ему теплотой поинтересовался, как она себя чувствует.

— Со мной все в порядке, — ответила Керри. — Я доведу все до конца, не знаю, правда, как у меня получится.

— Закончи так, как начала, и мы все будем тобой гордиться, — ответил Райан, не входя в комнату. — Ты играешь великолепно, Керри. Намного лучше, чем каждый из нас мог надеяться. После этой ночи ты будешь известна по всей стране как девушка, которая надела туфли Паулы Винсент и оставила такой глубокий след, что его запомнят на многие годы.

Успех, подумала Керри с иронией, когда Райан ушел, успех в двадцать два года, который она обменяла бы на одну-единственную вещь. Куда делись ее самоотверженность и преданность театру? Керри не хотела успеха, она хотела любви человека, который только что закрыл дверь этой комнаты. Без него успех не имел для Керри значения — это было просто слово!

А кроме того, она, Керри Вест, не достигла еще очень многого. Впереди еще третий акт. Незабвенными Клеопатрами становились те актрисы, которые в этих финальных сценах сумели выразить «огонь и воздух» великолепных строк Шекспира. Чтобы оставить такой глубокий след, как сказал Райан, Керри должна сделать то же самое и сомневалась: сможет ли она? Если только… ее глаза смотрели в зеркало, в котором она совсем недавно обменялась с Райаном взглядом… если только она смогла бы сделать это для Райана. Потому что она любила его, даже зная, что он ее не любил. Для Райана смогла бы!

Керри не переоценивала значения этого последнего акта, так же как и зрители, которые с нетерпением ждали момента, когда «мраморная статуя» сбросит свою мантию гордой и страстной царицы, чтобы подняться до вершины любви. С первых же слов, произнесенных ею со сцены, они поняли, что не будут разочарованы. В переполненном зале было слышно, как падала булавка, когда все с замиранием сердца следили за развитием драмы в долине теней, приведшей к смерти и славе. Не успел упасть занавес, как зал разразился шквалом аплодисментов. Как в тумане Керри чувствовала, что ее хлопали по плечам, поздравляли, смутно видела лица, улыбавшиеся ей, слышала какие-то слова, которые даже не старалась понять. Все, о чем она могла думать, это — что все закончилось и что она свободна. Все закончилось!

Райан привел ее в себя. Он вытолкнул Керри перед собой, за занавес на сцену. Звук аплодисментов громом отозвался в ее барабанных перепонках, вид бешено хлопающей толпы заставил Керри испуганно шагнуть назад, в успокаивающее тепло руки, которая немедленно обняла ее за плечи. И вдруг совершенно неожиданно спасительная рука исчезла, и Керри осталась совсем одна. Зрители вскочили со своих мест и аплодировали стоя. Все встали из-за нее! По щекам Керри катились слезы, она попыталась поклониться, чтобы выразить свою благодарность, а потом растерянно оглянулась на щель в занавесе, в которой был виден Райан, и протянула ему руку, умоляя о поддержке, а когда он, ожидавший ее, подал ей в ответ свою, схватила ее, будто боялась, что утонет, и почувствовала, как сильные пальцы крепко сжали ее кисть, когда Райан встал рядом с ней. Казалось, что все эти люди, стоявшие перед ними, полны решимости аплодировать всю ночь напролет.