В потоке незнакомых людей, да еще и в темное время, сложно выделить кого-то одного. И уж тем более невозможно инкриминировать этому одному злостное нарушение границ твоего личного пространства. Идет человек по улице, что в том дурного?

Татьяна бездумно помахивала портфельчиком, продвигаясь в сторону Музейного по сложной траектории. То остановилась у киоска с газетами, то минуты три рассматривала фигурки из стекла; затем выпила стакан глинтвейна в одной из палаток и не отказала себе в удовольствии сравнить вкус оного напитка с его собратом в другой палатке. Постояла у витрины со шляпками. Словом, проводила время вполне весело и беззаботно. Разве что человек, хорошо ее знающий, удивился бы внезапному интересу к шляпкам такого вида и качества, какие в обычном состоянии она обошла бы десятой дорогой.

Следить за ней на сей раз оказалось легко. Валерий уже предвкушал, что реабилитирует себя в глазах шефа и тот сменит гнев на милость. В уме помощника сложился легкий и ненавязчивый текст отчета; он удостоверился, что ему предстоит довести ее до Музейного, и вряд ли в последние пятнадцать минут (ну полчаса, если она будет продолжать прогулку таким же манером) его ждут какие-то особенные сюрпризы.

И в этот момент, грубо нарушив его мечты, Татьяна резко свернула с Крещатика в сторону площади, нырнула в «Макдоналдс», пристроилась в небольшую очередь и купила себе пакет жареной картошки.

Тут Валерий совершил свою первую ошибку, не оставшись поджидать на улице, а зайдя следом за ней. В его оправдание можно сказать только, что этот ресторанчик имел целых три выхода на разные улицы, и потому наблюдатель решил зря не рисковать.

Он встал в очередь, но Татьяна не присела за освободившийся столик, а вышла через боковой выход, чем немало удивила Валерия: он не мог сообразить, куда она направила свои стопы. Впрочем, раздумывать долго не имело смысла — и он пулей вылетел за ней. В отличие от центральных улиц, эти были освещены из рук вон плохо, и если в ста метрах отсюда все сияло и переливалось, то тут царила темнота. И в этой темноте потерять «объект» ничего не стоило.

Представив себе, что она снова обвела его вокруг пальца и пару часов спустя ему предстоит объяснять одноглазому, где, как и почему он на сей раз упустил Татьяну, Валерий запаниковал. Он засуетился, забегал по пустой улице, не зная, куда податься. Резкие повороты узкой улочки с красноречивым названием Малая Подвальная могли запутать и аборигена. Валерий же, увы, плохо ориентировался на местности, и потому его перемещения были еще более хаотичными и бестолковыми. И ни единой живой души, у которой хотя бы стоило попытаться выяснить, не видели ли очаровательную молодую женщину в деловом костюме и с портфельчиком.

Набегавшись, Валерий остановился у витой ограды, отделявшей улицу от маленького скверика с беседкой, качелями и огромным ухоженным газоном. Трудно сказать, что испытал наблюдатель, услышав тихий призывный свист и обернувшись на него: облегчение или испуг. Ибо подзывала его к себе не кто иная, как Татьяна, которая оккупировала качели и теперь покачивалась на них — «скрии-ип, скрип».

— Добрый вечер, молодой человек, — сказала она приветливо, убедившись, что он смотрит в ее сторону, — вас можно на секунду?

— А в чем, собственно, дело? — спросил Валерий.

— Скажем, мне необходима ваша помощь. Неужели вы откажете даме в невинной просьбе? Зажигалки у вас не найдется? Ужасно хочется курить.

Поскольку женщина очевидно давала понять, что она его заметила, и скрыть нездоровый интерес к ее персоне не удастся, Валерий решил не осложнять ситуацию и принять ее правила игры. Она скорее всего считает его назойливым, не слишком остроумным поклонником, и не стоит разочаровывать даму. Иначе его гонки с преследованиями и в самом деле приобретут странный смысл; а показаться ей маньяком или грабителем либо — что еще хуже — возбудить ненужные подозрения Валерию вовсе не хотелось. Да и не ожидал он никакого подвоха, уверенный в своих силах и опыте. Он отворил решетку и решительно шагнул в скверик.

И надо сказать, что главным чувством, посетившим его в следующую секунду, было удивление — Тото ловко подсекла ему ноги, и он рухнул на землю всей своей тяжестью, издав ошарашенное:

— Ах ты, жжж-жжж…

Он произнес еще пару слов, но цитировать их мы не беремся; только скажем, что в телепередачах по такому поводу издают специальный писк.

Татьяна, не терпящая фамильярности в обращении и не одобряющая грубостей, особенно в устах джентльмена да еще и в адрес дамы, с удовольствием нанесла ему короткий, не слишком эффектный, но весьма эффективный удар, и грубиян перестал участвовать в происходящем.

Теперь с улицы их никто не смог бы увидеть. Тото присела на корточки возле поверженного противника и, пробормотав: «А Минздрав предупреждал», принялась вдумчиво копаться у него в карманах. Ключи от автомобиля она небрежно бросила рядом с бездыханным телом, деньги ее тоже не возбудили, хотя она и присвистнула от удивления, обнаружив толстую их пачку в кармане столь скромного на вид человека. Более всего ее заинтересовало водительское удостоверение. Изучив его от корки до корки, она встала, отряхнула с костюма невидимую грязь и покинула скверик.

Минут через десять, оставив позади темные улочки и вернувшись в самый центр, стоя посреди толпы развеселого народа, она позвонила человеку, который наверняка этого звонка давно ждал:

— Павлуша, привет. Я ни от чего не оторвала? Приятно знать, что кто-то всегда рад… Павлуша, а мне снова нужна помощь, на этот раз все всерьез. Ага, обнаружила. Я не знаю, оттуда ли ноги растут, но ты пробей по своим каналам такого человечка: Валерий Степанович Копылов, 1956 года рождения. Очень настырный товарищ, ходил за мной по пятам часа полтора. Даже в «Макдоналдсе» во имя мое пообедать пытался. Почему пытался? А ты часто заходишь в ресторан, чтобы после бросить свой обед в урну? Все в порядке, он честно лежит на Малой Подвальной, во дворе, там такой садик, отдыхает. Так вышло. Пашка, и дай Бог тебе остального обо мне не знать. Ну все, целую, жду новостей. А это будет зависеть от того, что ты выяснишь. До скорого, солнышко.

После такой встряски идти домой не хотелось. К Машке дорога на сегодняшний вечер была заказана; бабушка с ее нечеловеческой проницательностью все бы вычислила и волновалась, а этого Тото допустить не могла. Хотелось позвонить Андрею, но странное чувство подсказывало ей, что делать этого не стоит. Она присела на край фонтана и задумалась. Тут к ней и подошел весьма милый, хотя и подвыпивший молодой человек.

— Добрый вечер, мадемуазель. Или все-таки мадам? — не слишком четко проговорил он. — Про-сти-те, мы не представлены. Но осмелюсь узнать, а какие у вас планы на сегодняшний вечер?

— Наполеоновские, — ответила она. — Правда, вас в них нет, уж простите.

Но юноша уселся прямо на тротуар возле ее ног.

— Это наверняка будет самым большим моим разочарованием, — сообщил он, — но завтра я протрезвею и никогда об этом не узнаю. Буду пить дальше. Один. А что будете делать вы?

— Тоже устрою себе разочарование, — усмехнулась она жестко. — И возможно, тоже постараюсь об этом забыть. Только у меня память хорошая.

— А вы напейтесь, — посоветовал юноша.

— Я постараюсь, — кивнула она серьезно. — Но обещать не могу. Ну что, хорошего вам пробуждения.

— До свидания, — прошептал он уже ей вслед, — фея.

Уже несколько лет прошло с тех пор, как в последний раз она звонила в эту дверь, а не открывала ее своим ключом. Александр открыл ей, чем-то заведомо недовольный. В руках он держал высокий стакан-хайболл со своим любимым коктейлем. Но, судя по выражению лица, напиток не доставлял ему ровным счетом никакого удовольствия.

— Как ты его делаешь? — спросил он вместо приветствия. — Я кладу все то же самое, в тех же пропорциях. И куда ты спрятала вурстерширский соус?

— Добрый вечер, — ответила она. — Соус на своем обычном месте.