— Ну что, — ехидно сказал Николай, — судя по всему, некоторые — не станем показывать на них пальцами, но скажем, что они носят капитанские погоны, — побывали в центре города. В Музейном переулке, например. А почему бы и нет? Приобщение к высокому искусству делает честь сотрудникам внутренних органов. Внутренние органы тоже жаждут прекрасного.

Стажер захихикал.

— Одно удивляет, — не унимался майор. — Судя по всему, ценитель живописи и керамики явно забыл, как издевался над другими, как просто проходу не давал.

— Пирожными не поделюсь, — пригрозил Сахалтуев. — Даже не подумаю. Еще чего.

— Пытки запрещены Женевской конвенцией! — завопил Варчук, выхватывая у друга кулек. — Что стряслось-то?

— Любовные истории сразу опускаем, — строго предупредил Юрка. — Это любителям «мыльных» опер, серии на три хватит, а то и на четыре с гаком. Лично меня заинтересовали две вещи. Первая — на площади Льва Толстого, в самом начале Большой Васильковской, она стряхнула меня, как репей с хвоста; как стажера какого-нибудь несмышленого.

— Попрошу! — возмутился Артем.

— Второе, — ухом не повел Сахалтуев. — Стряхнула она не только меня, что, с одной стороны, утешает, а с другой — заставляет крепко задуматься.

— У нас появилась конкурирующая организация? — спросил Варчук, от волнения отложивший в сторону пирожное «Тирамису», за которое в обычном состоянии предлагал на выбор бессмертную душу, вечную признательность или последнюю пятерку до зарплаты.

— Две! — возвестил Сахалтуев и откинулся на спинку стула, наслаждаясь произведенным эффектом.

На сей раз Вадим Григорьевич назначил Марине свидание в месте странном и редко посещаемом, хотя его трудно назвать совершенно безлюдным. Колонна Магдебургского права, стоящая у Днепровской набережной, не являлась у нынешнего поколения киевлян местом паломничества еще и потому, что славящаяся своей крутизной широкая улица, отделявшая ее от Днепра, по которой в былые времена торжественно и чинно проезжали экипажи, теперь стала чем-то вроде скоростной трассы. Машины, проносившиеся мимо на крейсерской скорости, громыхали по брусчатке, вздымали тучи пыли и оставляли за собой плотный шлейф выхлопных газов, короче — удовольствия от прогулки не добавляли.

Впрочем, девушке было абсолютно все равно, где именно ей предстоит беседовать с неожиданным союзником. У нее уже сложился и созрел план, и привести его в исполнение мог только Вадим. Марина не погнушалась бы никаким способом, чтобы заставить его помочь.

— Значит, так, — начала она с места в карьер, и Вадим Григорьевич невесело усмехнулся: пару минут тому назад он побился об заклад с самим собой (больше никого в округе не наблюдалось), что поздороваться эта райская птица снова забудет. Таким образом, он был должен себе коктейль, против чего совершенно не возражал.

— Я должна выйти за него замуж. Немедленно. Иначе я его потеряю окончательно и бесповоротно. Это и вам спутает карты.

— Вполне естественное решение, но как я могу… э-э-э, поспособствовать?

— Слушайте меня внимательно, — сказала Марина, усаживаясь на скамейку. — Это не я к вам пришла, это вы меня позвали. И не я для какого-то хрена фотографировала Андрея; и я до сих пор не убеждена, что вы мне сказали правду. Да что там, я уверена, что весь этот ваш мексиканский сериал — сказочка для умственно отсталых. Только меня это не касается. Вы влезли в мою жизнь, предлагали помощь и содействие, вот и пришла пора содействовать.

— Вы очень изменились за это время, — мягко улыбнулся Вадим.

— Жизнь заставила. — Марина жалобно посмотрела на собеседника, и он увидел, что глаза у нее красные, воспаленные и больные, как у побитой собаки. — Дома он теперь не ночует, меня старательно избегает. Если так дело и дальше пойдет, то через неделю самое большее он наберется духу и решится на объяснение. А после этого у меня будет два варианта: либо на панель, либо домой. Второе хуже.

— Я даже не знаю, что и сказать, — кашлянул мужчина. — Вы думаете, все настолько серьезно?

— Вы должны это понимать не хуже меня, если делом занимаетесь, а не пузыри пускаете, — резко ответила девушка. — Я говорила с Мишей: он юлит, у вас, мужиков, что бы ни случилось — круговая порука. Только мне достаточно одного взгляда: Андрей там крепко застрял.

— У вас есть конкретные предложения?

Марина закусила губу:

— У меня есть шанс. Один из тысячи. — И с неожиданной теплотой и любовью пояснила: — Андрюша очень ответственный и порядочный человек. Он может быть каким угодно — жестоким, язвительным, иногда даже коварным, но он никогда не предаст и не нарушит данное слово. А еще он очень хотел иметь ребенка. Всегда об этом мечтал и, в отличие от многих парней, серьезно к этому относится. Это еще одна причина, по которой я терпела все его выбрыки. Отец из него выйдет превосходный.

— Кажется, я вас понимаю.

— Он очень не хотел связывать себя этим обязательством, так что он буквально взбесится, если я ему скажу, что беременна. И на слово не поверит. Поэтому мне и нужна ваша помощь.

Вадим театрально похлопал в ладоши.

— Уловка старая как мир. Но действенная. Вам нужен врач. Я вас правильно понял, деточка?

— Врач, справка, тест, что угодно, — быстро заговорила девушка. — Если он попрется сдавать кровь на анализ, то нужно будет договариваться, чтобы признали его отцовство. Ну, я не знаю, что там за проблемы могут возникнуть. Но начинать надо со справки, что я беременна. Где-то так месяца полтора. А еще лучше — два.

— А что вы предпримете, если он станет настаивать на… операции? — уточнил Вадим.

— На аборте? — ахнула Марина. — Андрей? Нет, этого просто быть не может. А если будет, будем думать дальше. Надеюсь, что до этого не дойдет. Скорее он согласится взять на себя расходы, станет откупаться квартирой, предлагать то, се. А вот как она отнесется к тому, что у него ребенок? Вполне может быть, что взбрыкнет и бросит его.

— Может, и так. Я с этой точки зрения с ней не сталкивался, но женщина она с норовом. И со своими принципами и понятиями о порядочности. Каких-то неписаных законов не признает, а какие-то не нарушает. Может, вам даже есть смысл с ней поговорить… Хотя не стоит, пожалуй.

— Посмотрим, подумаем, — сказала Марина. — Сначала мне нужно, чтобы вы устроили врача. Потом я пойду к его матери. Она меня никогда не любила, но она всегда хотела быть главной, а Андрей сопротивлялся, как мог. Они почти из-за этого не общались. Если я скажу ей, что постараюсь вернуть сына, а эта стерва его наверняка навсегда отберет, то она должна согласиться помочь. Она любит, когда ей кланяются. А я сейчас готова не то что будущей свекрови в ноги поклониться, а с жабой целоваться. Только бы добиться своего. И с вами я расплачусь по полной программе — сведениями, бумагами, пособничеством, — но в разумных пределах, конечно. Если это не нанесет вреда или убытка Андрюше. Надеюсь, вы меня правильно поняли?

— Я рад, что вы настроены так решительно, Мариночка, — ответил Вадим, слегка ошалевший от ее нагловатой откровенности. — Посмотрим, что можно будет сделать.

— Не посмотрим, а сделаете, — очень жестким, скрипучим голосом поправила она. — Иначе я и вам гарантирую крупные неприятности. И учтите, меня сейчас загнали в угол, так что терять мне нечего.

Андрей никогда не верил, что взрослые люди, без детей, а исключительно для собственного удовольствия, могут… кататься полдня на качелях и каруселях, объедаться мороженым, плескаться в реке и обстоятельно выбирать воздушные шарики в виде каких-то лягушек, мишек и червяков, как иные выбирают норковый палантин или швейцарские часы. А еще он не думал, что город, в котором он родился и вырос и о котором написано столько книг и путеводителей, окажется до такой степени неизведанным, загадочным и прелестным. Сколько узеньких кривых улочек еще не успели перепланировать; сколько старинных зданий с очаровательной лепниной, чугунным литьем и коваными решетками на причудливо изогнутых балкончиках еще не снесли, и они отчаянно доживали последние дни, атакуемые со всех сторон монстрами из стекла, пластика и бетона и ощериваясь на них маскаронами [8]с мордами львов, драконов, демонов, горгулий и прочих невиданных существ.