— Что у вас за инструменты антикварные, а, молодой человек? — приступил Артур к боевым действиям.

— Это не у меня инструменты, — ответил тот. — Это, по всей вероятности, у вас.

— О! — выросла между ними Тото. — Простите, я вас не представила. Это покупатель нашей квартиры. Просто его угораздило нарваться на катаклизм. А это мой большой друг. Знакомьтесь: Андрей — Артур.

Оба произнесли сакраментальное «Очень приятно» как смертный приговор.

Артур забрел в комнату, чтобы положить пиджак, и сразу натолкнулся на енота.

— Это еще кто? — возопил он, но при этом так удивительно получилось, что смотрел не на безобидную игрушку вовсе, но на молодого человека.

— Поля, — невозмутимо отвечала Татьяна, — правда, прелесть?

— Откуда он здесь взялся — эта прелесть хвостатая?!

В его голосе явно не обнаружилось дружелюбия.

Тетя Капа и тетя Липа переглянулись и с видом королев Кофетуа, которым не пристало присутствовать при международном скандале, медленно удалились в сторону кухни.

— Не шуми, пожалуйста, — сказала она. — Ты же знаешь, как я не люблю шума.

И Андрей опять подумал, что был прав: она не повысила голос ни на один тон. Она правда не умела кричать и не переносила крика. И это тоже объединяло их.

Артур сразу заговорил тоном ниже и попытался взять себя в руки:

— Встань на мое место. Я прихожу с самыми серьезными намерениями, а у нее, то бишь у тебя, какой-то посторонний мне, — выразительно и глядя в упор на Андрея, — енот! И она носится с ним так, как со мной никогда не носилась! Вот! Полюбуйся на себя в зеркало — впилась в него, как мадонна в своего горностая! Ты отдаешь себе отчет, что относишься к нему лучше, чем ко мне?

В комнате Аркадия Аполлинариевича Михаил слушал этот концерт и прихлебывал действительно необыкновенный кофе. При этом он еще и переглядывался в зеркале со своим отражением — таким же трезвым, разумным и стойким, услышав последнюю фразу, они с отражением синхронно покрутили пальцами у виска. Им все было ясно.

Геночка, не зная, как реабилитировать себя перед покупателем и погасить назревающий конфликт, радостно предложил:

— Андрей… э, как вас по отчеству, может, вам картошечки поджарить?

Андрей только отчаянно помотал головой.

Потом все вымакивали тряпками реки воды, Андрей поменял кран, который отыскал в саквояжике запасливого Аркадия Аполлинариевича, а Артур ему усердно в этом помогал. При этом последний все время твердил:

— Как я должен это понимать? Ты заводишь существо!

— Почему это надо понимать каким-то особенным образом? — устало отзывалась Татьяна. — Неужели я единственная в этом городе завела себе енота? — Тон у нее был ровный, только чуть насмешливый, и трудно было угадать, издевается она или впрямь всерьез обсуждает безумную проблему.

— Любая другая женщина его не завела бы, — воззвал Артур к равнодушным небесам, — или завела просто так. Но это же ты — у тебя просто ничего не бывает. Сначала енот — потом…

Осекся, увидев, что Андрей смотрит на него с интересом.

— Позвольте узнать, почему он вас так волнует? Я бы и сам завел себе такого.

— Тася! — обрадовался Артур неизвестно чему. — Подари человеку игрушку, видишь: ему нравится.

— Я же просила: не называй меня Тасей. А енот мой. Его мне поручили. Извините, Андрей. У нас не всегда так, бывает интереснее, вам как-то особенно крупно повезло.

— Он сидит в моем кресле! — заявил «медведь».

— И ест из моей тарелки, — не удержался Андрей.

— Сейчас я кажусь вам безумцем, — тоскливо молвил его соперник, — потому что ваша история только начинается. И вы думаете, что с вами все будет по-другому, что вы сумеете, что… Не отнекивайтесь, я сам так думал. А если у вас еще есть опыт общения, если в вас влюблялись, если вы уверены в себе — ох, Ганнибал, Ганнибал, с каких Альп вам придется падать! Она же не человек в том понимании, к которому мы, наивные, привыкли.

Андрей посерьезнел:

— Если бы вы не пользовались здесь привилегиями старого и доброго знакомого…

— Да не пользуюсь я никакими привилегиями, молодой человек. Меня променяли на енота.

— Что на тебя нашло, дорогой? — спросила Татьяна, которую явно забавляла сия сцена. Сторонний наблюдатель сразу бы отметил, что ей вовсе не неудобно и не неприятно. Она рассматривает обоих мужчин и оценивает их поведение. В какой-то момент кажется, что ее это вообще не касается.

— Ничего не нашло, просто дошло, хотя и довольно поздно. Ты смотришь на него так, как на меня никогда не смотрела. Этого нельзя говорить вслух, но разве с тобой какие-то правила работают?

Совпадение это или нет, но Тото как раз внимательно разглядывала малознакомого молодого человека в рубашке от «Монтгомери» с закатанными до плеч рукавами, в легких кожаных туфлях от «Феррагамо», который возился в ее ванной с мокрыми половыми тряпками и насквозь прогнившей сантехникой и, кажется, не ощущал никакого внутреннего противоречия.

— Прости, — негромко сказал Артур. — Я пойду, пожалуй. Зайду завтра, когда немного разберусь в том, что происходит. Геночка, повремените с пожаром, очень вас прошу.

Он вышел, накинув пиджак на одно плечо, — поникший, печальный. Татьяна провожала его. Они остановились у самых дверей, и Татьяна ласково потерлась носом о плечо своего друга. У нее появилось странное выражение лица, как у взрослой женщины, которая сочувствует несмышленому ребенку.

— На самом деле прости, — повторил он. — Я знаю, что ты хочешь сказать: ты предупреждала.

Она поцеловала его в краешек губ, молча повернулась, не дожидаясь, когда за ним закроется дверь, и вернулась на место событий. Андрей уже встревоженно выглядывал ее, заметно нервничая, и расцвел улыбкой, как только обнаружил ее рядом.

— Сумасшедший дом, правда? — улыбнулась она.

— Скажу одно: квартиры продают немного иначе. Если, конечно, на самом деле хотят их продать.

И все обитатели этой невероятной квартиры взглянули на него по-новому, с невиданным ранее уважением.

В синем новеньком «БМВ» сидят двое. Водителю на вид лет сорок пять — пятьдесят, он производит выгодное впечатление: хорошо одет, очень спокоен и доброжелателен, лицо у него располагающее, приятное. Такие люди чаще всего либо оказываются мошенниками, либо сотрудниками небезызвестных органов, которые высоко ценят вызывающих доверие агентов.

Рядом с ним вольготно устроился помощник нотариуса, Борис. Всем своим видом он пытался показать независимость, некую даже отрешенность от того, что происходит здесь и сейчас, но глаза его как-то нехорошо бегали, взгляд был жалкий, затравленный. И ясно, как божий день, что собеседника своего он опасается, побаивается даже.

И говорил он торопливо, оправдываясь, хотя никто его вроде ни в чем не обвинял.

— Вот как только вскрыли завещание, так я и бросился вам звонить.

— Вы, молодой человек, — снисходительно сказал водитель, — просто еще не умеете работать. Я ожидал вашего звонка значительно раньше.

— Я тут ни при чем, — запротестовал помощник. — Оскар Степанович эту фигню, прошу прощения, — завещание, хранил где-то у себя на квартире. Ну, будто это действительно важные бумаги.

— Вот как? А вы что же — на самом деле вы считаете их не важными?

— Вам виднее, — быстро отвечал Борис. — Раз вы заказываете, то я и копию снял, и все, как договаривались. Только если вас интересует мое личное мнение…

— Интересует, — доброжелательно усмехнулся водитель и принялся протирать бархоткой голубые солнцезащитные очки в дорогой оправе.

— Там вообще не о чем говорить, — безапелляционно заявил молодой человек. — Старушка-то явно спятила. Из дому вот ушла, чтобы помереть где-то на стороне. И завещание ее, хоть Оскар Степанович и утверждает, что написано в здравом уме и твердой памяти, мне нормальным не кажется. Имущество свое, ну вы прочитаете подробно, она завещала внучке, с тем чтобы та распределила все по своему усмотрению между жильцами квартиры. Там кто-то, кажется, ей дальним родственником приходится. Я не понял точно, а уточнять не было повода. Продажу квартиры покойная не запрещала, в принципе. Мне это пункт особенно понравился, как будто у них есть выбор в нынешних рыночных, — он прищелкнул языком, — декорациях. Да, но продать они могут свою жилплощадь не всякому, кто заплатит, а при определенных условиях. Это вы тоже прочитаете, это вообще воспроизвести сложно. Отдельным пунктом указано, что на кладбище покойницу тревожить не следует: она против всяких там букетиков и надгробных речей.