Сказать правду, раскололи они чурбан на шесть плах, и он разделил промеж них эти плахи — каждому дал по одной, а одну взял себе,— а потом говорит:

— Теперь — за них. Попробуйте их сломать. Как думаете, сломаете их или нет?

— Ишь,— отвечают,— чего там ломать-то? Поначалу ты нам чурбан сломать приказал, так разве такую здоровую штуку сломаешь? А с этим мы мигом справимся.

— Ну вот,— говорит он.— Ломайте.

Тут они разом каждый свою плаху переломили. Тогда отец им говорит:

— Ну, сынки, я велел вам сломать этот чурбан. Что-нибудь вы уразумели?

— Чего-то нам не понять, что ты показывал,— отвечают они.— К чему бы все это? Куда бы ни шло, отдели нас. Ничего мы не знаем: ни толку, ни смысла. Неучи мы, дураки, олухи деревенские. Мы хотим, чтобы ты нас отделил,— вот и все, что мы знаем.

— Сынки,— говорит им отец,— раз вы сами не поняли, какой смысл в этом чурбане, я вам скажу. Вот что поймите: сами видели, пока вы его не раскололи, никому из вас его не сломать было, а как раскололи на плахи, тут вы их без труда поломали. Так и мы вроде такого чурбана, пока живем вместе — и добра у нас много. А если мы нынче разделимся, все добро промеж нас разойдется; вы его спустите и останетесь голыми. Поглядите, по счастливой судьбе, достаток нынче гостит в нашем доме — вот чего вы не хотите понять. И смотрите еще: когда все мы, отец и сыновья, держимся вместе, пусть наши недруги и недоброжелатели ссорятся с нами — мы их всегда одолеем. А если разделимся, разве мы сможем их одолеть? Они сгубят нас одного за другим. Поразмыслите хорошенько над этим, правильно я говорю или нет.

— Это верно, все, что ты говоришь,— отвечают они.— Мы верим, попусту ты не скажешь. Только дай нам жить своими домами. Ведь все равно мы все останемся здесь. А если не выделишь нам доли в хозяйстве, подели хоть горшки — мы себе сами будем готовить зелень и овощи.

Огорчился отец и сказал сам себе: «Что за напасть. Эти мальчишки совсем одурели. Сколько значения в том, что я им рассказывал, а им не понять. Ладно, я их отделю. Если дать им только горшки, что люди скажут! Начнут говорить про меня: „Этот старик — скупердяй. Столько добра накопил, а сыновей пустил хозяйничать с пустыми руками. Ну и скаредный же старикан". Вот что все начнут говорить. Ладно, будь что будет. Захотят они брать или нет, а я все, что у меня есть, поровну поделю и дам каждому его долю».

Решил он так, разделил все свое добро на равные доли и отдал им, а они, все до единого, взяли, что им пришлось.

Жили они так сколько-то лет,— а сколько, кто его знает,— и обеднели. Не стало у них ни пищи в достатке, ни одежды, зато заботы хватало. И у стариков, отца с матерью, не стало достатка, чтобы себя прокормить.

Вот раз отец позвал своих сыновей и их жен — всех их вместе — и говорит:

— Ну, сынки, уразумели вы, какое дело? Каково нам нынче приходится? Плохо, когда не слушают стариков. Глядите, вы слушали, что жены вам говорили, вот мы и дошли до такой жизни. Пораскиньте теперь умом и поймите, что это значит. А я дам вам загадку, вы мне ее разгадайте.

И задал он им такую загадку:

— Вот загадка, коршун, коршун1. Четыре колодца — три пустых, один с водой. Нальешь из него воды в три других — и все полные будут. А если этот пустой, а другие полные, сколько из них в него ни лей — не наполнишь. Ну, что это значит? Скажите.

Задумались сыновья, втупик стали. Сидят и головы опустили. Отец им говорит:

— Ну скорей. Отвечайте. Потом сказал:

— Раз не говорите, так слушайте. Я вам скажу, что это значит, какие это колодцы. Было у человека три сына 3. Покуда они не отделились, отец всем в семье помогал. А как отделил их старик, дал каждому свое хозяйство, сам в жестокой нужде оказался, хоть и было у него трое сыновей. Пока росли сыновья, он им животы наполнял — совсем как те колодцы. А сыновья, как отделились, так отца одного прокормить не смогли. Дело-то в чем: ни один сын отцу и кашицы не принес, вот и пришлось ему горькие слова говорить. Точно так, смотрите, и я: худо ли, хорошо, а вас вырастил. Голода знать вам не давал. А как выделил я вам хозяйство, никто из вас мне и кашицы не дал. Поняли теперь, что это значит?

Стыдно стало тогда сыновьям. Соединились они снова в одно хозяйство и сказали:

— Покуда живы мать и отец, никто из нас не отделится. Как не станет их, так и посмотрим, а пока они живы, будем жить вместе.

Вот какая сказка. Пришел ей конец. Все тут.

Муравей с угольком пошли странствовать. Подошли к реке, остановились и стали решать, кому ее первому перейти. Наконец первым пошел уголек, а муравей — за ним. Муравей говорит:

— Вот и стали друзьями угольно-черный муравей и уголек. Перешли они реку, и вода в ней почернела. Приходит к реке олень и спрашивает воду:

— С чего ты так почернела, вода? Раньше ты была ведь прозрачная.

— Слушай меня, олень,— отвечает вода.— Муравей и уголек сделали меня черной, а я теперь сделаю тебя хромым.

Олень попил воды и заковылял на гору — поискать плодов дерева махуа. Подошел к дереву, оно спрашивает:

— Что с тобой? Час назад ты так хотел есть, а теперь ничего в рот не берешь.

— Ты из рода деревьев, а я из рода зверей,— говорит ему олень.— Разве ты меня поймешь? Да уж раз я стал хромым, ты станешь маленьким.

И дерево махуа, которое было очень большое, стало вдруг маленьким. А олень заковылял к себе домой. Вскоре на дерево уселась птица и принялась клевать плоды.

— Что стряслось? — спрашивает она.— Вчера мне хватило одного плода. А сегодня я съела четыре, а то и пять и все равно не наелась.

Махуа ей отвечает:

— Слушай сказку про угольно-черную воду, хромого оленя и дерево-карлика.

Услышала это птица и запищала: «Чии-пии, чии-пии». Она улетела и села поесть на лесную сливу. Только она ничего там не съела. Все порхала взад да вперед и пищала: «Чии-пии, чии-пии».

— Что с тобой? — спрашивает ее слива.— До сих пор ты прилетала молча поесть. А теперь ты не ешь ничего, только пищишь без конца.

Птица говорит:

— Слушай сказку про угольно-черную воду, хромого оленя, дерево-карлика и маленькую бедную птичку, что лишилась обеда,— и на тебе будут расти горькие ягоды.

Рано поутру крестьянки пошли за водой. И была между ними одна — из тех, что всегда все жуют без разбору. Сорвала она горстку ягод и стала есть.

— Что стряслось? — говорит она дереву.— Отчего у тебя такие горькие ягоды стали?

Слива ей отвечает:

— Слушай сказку про угольно-черную воду, хромого оленя и дерево-карлика, про птицу, что пищит «чии-пии», и про горькие ягоды. А теперь ты сама станешь коротышкой.

Женщина та была высокая, а теперь вдруг стала низенькой. Пошла она домой, кончила там всю работу, потом взяла горшок с кашей и понесла в поле мужчинам.

— Идите есть, братья,— говорит она им и выкладывает еду из горшка.

А они спрашивают:

— Это кто? Наша была высокая, а эта чья коротышка?

— Садитесь есть,— она отвечает,— и я вам все расскажу.

Рассказала и говорит:

— Ну а вы горбатыми станете.

И у всех пахарей спины согнулись. Весь день они пахали, а вечером пошли к своей рани. Увидела их рани и говорит:

— Рам! Рам! Рам! Рам! Что стряслось? Расскажите мне все. Ведь вы мне помощники и защитники.

— Ладно,— отвечают они.— Слушай сказку про угольно-черную воду, хромого оленя и дерево-карлика, про птицу, что пищит «чии-пии», про горькие ягоды, про девушку-коротышку и трех горбатых пахарей. А ты теперь будешь пердунья.

Услышала это рани и издала громкий звук. И сразу пахари распрямились, девушка снова стала высокой, птица, что пищала «чии-пии», начала есть, дерево махуа опять выросло, олень избавился от хромоты, вода потекла прозрачная, уголь сгорел в кузнице у агарии, а муравей добрался до своей кучи.

Сон и Богатство поспорили, кто сильнее. Никак они не могли согласиться, ну и договорились в прятки сыграть: кто другого найдет, а сам так схоронится, что его не найти,— тот и выиграл. Первым Богатство пряталось. Обернулось оно горшком с деньгами и в муравейник зарылось. А Сон пошел к бедному пареньку, что лежал себе, спал, и позвал его душу выйти. Вышла душа, Сон послал ее в муравейник. Вернулась она назад, и паренек, как проснулся, сразу пошел к муравейнику и выкопал Богатство — горшок с деньгами. А Сон спрятался в ветре и летал с ним по всему свету. Не смогло его Богатство найти, и, как встретились они снова, пришлось ему согласиться, что Сон сильнее.