Все в этом мирке тесно связаны, легко узнают «своих» — благодаря паролям, пропускам и условным знакам. Один из таких знаков — буквы Б. Р., сокращенное «бушрейнджер», в сопровождении пятиконечной звезды. Такую эмблему можно встретить повсюду, где орудуют эти проходимцы, они нередко используют ее и в собственном быту — в виде украшений, татуировки, метки на белье, инкрустации на оружии или клейма на копытах лошадей.
Само собой разумеется, что у них прекрасная полиция, даже туземная, из тех, кого колонисты притесняют и безжалостно уничтожают. Эти парии [132], которых бушрейнджеры защищают и в то же время спаивают, верно служат им разведчиками.
Мудрено ли, что союз превратился в большую силу! Рудокопы, скотоводы, земледельцы, торговцы и промышленники — все платили бушрейнджерам дань.
Не подчиниться их требованиям было бы безумием. Некоторые решались на это, но тогда… копи взлетали на воздух или затоплялись, оборудование уничтожалось, рабочие разбегались, скот погибал. Еще немного — и непокорные обнаруживали, что леса их опустошены, верфи сожжены, а сами они — окончательно стали нищими.
Приходилось смиряться и платить десятину!
А что же правительство? Оно оказывалось бессильно: злоумышленники, прекрасно организованные, умело скрывались от преследований…
Но была еще одна причина, совершенно невероятная для нас, жителей Старого Света, по которой беспомощное правительство иногда умышленно закрывало глаза на бесчинства бушрейнджеров. Оно предпочитало, чтобы пустыни и неисследованные земли доставались бандитам, чем оставались ничьими! Волей-неволей бушрейнджеры ведь открывают новые месторождения и даже защищают колонистов, которых они же и эксплуатируют. Конечно, они орудуют не в белых перчатках… Но вспомните, первыми поселенцами Австралии вообще были каторжники, по сути дела, предшественники бушрейнджеров.
А теперь вернемся к сборищу в пещере.
Ден открыл пленарное заседание главарей.
— Братья, — сказал президент, — вы явились на мой призыв, благодарю вас. Но, поверьте, нужны были очень важные обстоятельства, чтобы я решился созвать вас со всех концов Австралии.
Пьяный голос глухо проворчал:
— Правильно, я скакал десять дней и ночей… до изнеможения.
— Тише! Кляп ему в глотку!
— Да, — повторил хозяин, — из-за пустяков я не стал бы собирать вас здесь, в нашей крепости и главном убежище. Речь идет о нашей жизни и смерти.
Послышался ропот, восклицания:
— Не может быть! Неужели? Проклятье! Кто осмелится на нас напасть? Горе тому, кто тронет нас!
— Да, братья, — продолжал Ден, — само существование союза под вопросом. Нам грозит разорение и гибель!
Поднялся невообразимый шум, крики. Негодяи боялись потерять краденое благополучие, бесплатные пиршества, безнаказанность, делающую разбой приятным делом.
Самые несдержанные вопили:
— Мы еще посмотрим!.. Нас много, мы не страшимся ни Бога, ни черта… Можем свергнуть правительство, предать огню и утопить в крови всю Австралию! Бушрейнджеры не пропадут!
Повелительным жестом Ден заставил всех умолкнуть:
— Тихо! Не смейте прерывать меня! Времени мало, промедление грозит бедой… Тихо же! В мире есть человек богаче Пирпонта Моргана [133], Джея Гульда, Эндрью Карнеги [134], всех Ротшильдов [135]вместе и даже самого Рокфеллера! [136]Он еще молод, храбр, как самые отважные среди нас, лучший бизнесмен среди магнатов промышленности и финансов… Я говорю о Сидни Стоуне.
— Стоун! Король шерсти! — зазвучало в зале.
До сих пор, приникнув к трещине, Меринос внимательно слушал. Услышав же имя, которое он никак не ожидал здесь услышать, он отпрянул, сердце готово было выскочить из груди.
— Они говорят об отце! — прошептали его губы.
— Так вот, — снова заговорил председатель, — этот король шерсти поклялся уничтожить нас…
— Почему? Как так? Послушай, Ден, с чего бы это? Никто не будет воевать ни с того ни с сего с такими молодцами, как мы!
— Ну и простаки же вы! Король шерсти прежде всего деловой человек, и уничтожение бушрейнджеров разом принесет ему больше тридцати пяти миллионов франков. Вот почему: в прошлом году из Австралии было вывезено за границу шерсти приблизительно на семьсот миллионов. С этой цифры мы, понятно, взяли обычный налог — пять процентов, то есть кругленькую сумму в тридцать пять миллионов. Ведь имеем мы право красиво жить, не так ли? Теперь Сидни Стоун, желая ради своей выгоды учредить шерстяной трест, не только заранее закупил весь запас шерсти, но и все, что должно быть настрижено потом.
— Ну и что? Нужно и с него взять дань, как мы это делаем с мелкими закупщиками, — сказал кто-то.
— Как бы не так! Я сразу послал к нему одного из агентов, и тот предъявил ему наши требования, которые должны почитаться выше закона. А что сделал Стоун? Ударил ногой моего посланца так, что у того застряло слово в глотке, и засадил в тюрьму за шантаж!
— Проклятье! И этот наглец еще жив?!
— Да. Ни денег нам, ни почтения! Он попросту смеется над нами. Стоун объявил нам войну, беспощадную войну! О, этот человек не теряет времени даром! Закупленные им газеты начали против нас ожесточенную кампанию, которая ведется умело, по-американски; общественное мнение на его стороне. Правительство, принужденное действовать, мобилизует милицию. Промышленники тоже организуют сопротивление. Сегодня нас уже ищут. Завтра — выследят, выдадут, удар будет нанесен! Недели три тому назад два сыщика из туземной полиции были всего в каких-нибудь двадцати милях отсюда. Тогда же один предатель намеревался выдать им тайну нашего убежища… но я велел повесить его за ноги у Соленого озера на бутылочном дереве. Но дело не только в нем! В течение двух недель я притворялся праздным путешественником, встречался с пастухами, стригалями, владельцами складов, промывщиками шерсти, извозчиками. И что же я выяснил? Они далеко не такие послушные, как раньше! Еще дрожат, но нет былого ужаса перед бушрейнджерами… уже готовы к бунту. Это тоже влияние шерстяного короля, через месяц они у него все в кармане будут!
— Нужно захватить его, — прервал один из бандитов, — пытать, заставить вернуть добычу… с кровью выплюнуть те миллионы, что он у нас украл. Ведь он только человек, а разве мы не брали городов, не опустошали их?
— Да, но у него одного сил не меньше, чем у Австралийского Союза, он богаче короля Эдуарда! — ответил Ден. — Попробуйте до него добраться — он на вооруженной яхте, в заливе Порт-Филлип!
— Значит, мы пропали… придется исчезнуть… стать бедняками, «честными людьми», — раздалось несколько голосов.
— Нет еще, — ответил Ден. — Есть еще одно средство, чтобы отвратить бедствие.
— Какое?.. Скажи!.. Ты же хозяин, мы тебе верим!.. Приказывай!
— Я знаю, что могу на вас рассчитывать. Слушайте же: в нашем почти отчаянном положении поможет только крайнее средство — террор! Прежде всего мы должны совершенно сознательно, до конца методично уничтожить то, чем мы кормимся, — шерстяную промышленность.
При этих словах, которых никто не ждал, бандиты онемели от ужаса. Они еще не понимали, куда клонит хозяин и каким образом полное разорение может породить благополучие.
— Нужно, — хладнокровно продолжал их властелин, — окончательно истребить стада. Увозите пастухов, убивайте их собак, валите изгороди, отравляйте водопойные ямы, поджигайте прерии, фермы. Главное, уничтожайте склады и магазины шерсти… Пусть не останется ни одного тюка!
— Но, — сказал кто-то, — это разорение и для них, и для нас!
— Глупец! Голландцы спасли свободу, прорвав свои плотины [137], Америка заставила капитулировать Англию, выбросив в море чая на много миллионов [138]. Наконец, разве трава в сожженных прериях не отрастает гуще и сочней? — ответил Ден. — Так будет и с шерстяной промышленностью!