— Ты не поедешь с нами в больницу? — поинтересовался я, больше для того, чтобы сдвинуть ситуацию с места, чем получить его в качестве помощника.

Он не шевельнулся и продолжал молчать, глядя в глубь парка, откуда ночной бриз еще приносил звуки шумного веселья и отупляющий ритм музыки.

— Чатски, — окликнул я его, чувствуя нарастающее беспокойство.

— Я облажался, — сказал он, и, к моему ужасу, по его щеке скатилась слеза, — по-крупному облажался. Я подвел ее, когда она во мне нуждалась. Ее могли убить, а я не смог остановить их, и…

Он судорожно вздохнул, по-прежнему не поднимая на меня глаз.

— Я обманывал себя, приятель. Я слишком стар для нее, и во мне нет ни хрена хорошего ни для нее, ни для кого-то другого. Ни для… — Он поднял свой крюк и положил голову на него, опустив глаза на протез. — Ей нужна семья. Глупо заводить ее со мной. Я старик. Я калека. У меня слишком много проблем. И я даже не в состоянии ее защитить или хотя бы… Не я ей нужен. Я просто бесполезный старый неудачник.

Из парка донесся взрыв визгливого женского смеха, и этот звук вернул Чатски к реальности. Он качнул головой, сделал еще один глубокий вдох, на этот раз не такой судорожный, и посмотрел на Дебору. Он надолго прижался губами к ее руке, закрыв глаза, и наконец поднялся на ноги.

— Отвези ее в больницу, Декстер, — сказал он, — и передай, что я люблю ее. — Твердым шагом он направился к своей машине.

— Эй, — окликнул я его, — ты же не собираешься…

Вероятно, он не собирался. Он проигнорировал мое восклицание, сел в машину и уехал.

Я не стал терять время и провожать его взглядом. Так безопасно, как это можно было сделать при помощи привязного ремня, я устроил Деб на заднем сиденье и сел за руль. Отъехав на значительное расстояние — что-то около пары миль, — я остановился на обочине и потянулся за телефоном. Впрочем, по здравом размышлении я решил воспользоваться телефоном Чатски, который все еще лежал там, куда Деб его кинула. Его скорее всего будет сложнее отследить. Я набрал номер.

— Девять-один-один слушает, — ответил оператор.

— Отправить бы вам прям щас своих парней в этот, как его, «Пиратский берег», — сказал я голосом стареющего деревенщины.

— Сэр, уточните причину вызова.

— Я был в армии, — сказал я, — пару раз был в Ераке, и могу понять, когда стреляют. И там, мать его, стреляют.

— Сэр, вы хотите сказать, что слышали выстрелы?

— Не только слышал. Зашел и глянул, и там мертвецы везде валяются. Десять, двадцать трупов, и народ пляшет вокруг них как на гулянке.

— Вы видели десять трупов, сэр? Вы уверены?

— А потом кто-то откусил от одного и начал есть, а я сбежал. Не видел такого в жизни, а я был в Багдаде.

— Они… съели тело, сэр?

— Отправьте туда спецназ, и побыстрее, — сказал я, отключил телефон и тронулся с места. Может быть, они и не переловят всех, но поймают достаточно, чтобы составить представление о произошедшем там. Им хватит материала и на Бобби Акосту. Может быть, в этом случае Деб не будет так горевать из-за Саманты.

Я свернул на I-95 и поехал в направлении Джексоновской больницы. Можно было и не ехать так далеко, но если ты полицейский в Майами, то рассчитываешь на Джексоновскую больницу и ее лучшее в стране травматологическое отделение. И раз Чатски заверил меня, будто визит окажется всего лишь профилактикой, я хотел, чтобы она была осуществлена специалистами.

Итак, я ехал на юг с максимальной скоростью, на какую осмелился. Первые минут десять все было тихо, но у поворота на скоростное шоссе Долфин я услышал первые сирены, потом еще, и достаточное количество машин с мигалками, чтобы отразить вторжение пришельцев, пронеслось мимо меня. За ними следовали машины со спутниковыми тарелками и символикой местных новостных служб на бортах. Вероятно, они тоже направлялись в «Пиратский берег». Через некоторое время после того, как шум стих вдалеке, я услышал шорох на заднем сиденье. Дебора выругалась. Не сказать, чтобы это меня сильно удивило.

— С тобой все в порядке, Дебора, — прокомментировал я ее возвращение, вытягивая шею, чтобы заглянуть в зеркало заднего вида. Она лежала, сложив руки на груди, и на ее лице застыло выражение паники.

— Мы едем в Джексон, но просто на всякий случай. Беспокоиться не о чем, ты в порядке.

— Саманта Альдовар? — спросила она.

— Ну, — ответил я, — ей не повезло.

Я опять заглянул в зеркало. Деб закрыла глаза и потерла живот.

— Где Чатски?

— Как тебе сказать, — промямлил я, — честно говоря, не знаю. Я хочу сказать, с ним все в порядке. То есть он не ранен. Велел передать тебе, что любит, и уехал, но…

Большой грузовик подрезал меня, несмотря на то что я ехал по полосе, не предназначенной для грузовых машин, и мне пришлось уходить в сторону и тормозить. Когда я опять заглянул в зеркало, ее глаза были все еще закрыты.

— Он ушел, — сказала она, — он решил, что подвел меня, и сделал благородный жест, бросив тогда, когда он мне особенно нужен.

Сама мысль, будто Чатски может быть хоть кому-то нужен, не говоря уж о том, что «особенно», казалась мне маловероятной, но я подыграл сестре.

— Сестренка, с тобой все будет в порядке, — сказал я, пытаясь подобрать правильные слова. — Тебя посмотрят в Джексоне, но я уверен: волноваться не о чем и уже завтра ты появишься на работе, а дальше — как обычно, и…

— Я беременна, — оборвала она меня.

Я не нашелся с ответом.

Чатски действительно ушел. Дебора оказалась права. Через несколько недель стало ясно, что он не вернется, и разыскать его она не смогла. Она пыталась, разумеется, со всем усердием очень упрямой женщины и, по совместительству, очень хорошего полицейского. Но Чатски провел жизнь в секретных операциях, и плавал так глубоко, что сети Деборы не могли его достать. Мы даже засомневались, была ли Чатски его настоящей фамилией; возможно, он уже и сам не знал. В общем, он исчез так, будто его никогда и не существовало.

Дебора оказалась права и насчет всего остального. Скоро все заметили, что брюки стали ей тесноваты, а обычные простые рубашки сменились свободными предметами одежды ярких расцветок, которые обычно она не надела бы даже для того, чтобы посетить вытрезвитель. Дебора была беременна и намеревалась рожать вне зависимости от наличия Чатски рядом.

Сначала я беспокоился, что ее статус незамужней матери повлияет на положение на работе: копы обычно довольно консервативны, — но, вероятно, я отстал от времени. Согласно новой редакции Семейных Ценностей, забеременеть без мужа не считалось чем-то плохим, если не делать аборт, и репутация Деборы даже улучшалась по мере роста ее живота.

Предположительно, беременный детектив способен вызвать достаточно сочувствия и убедить кого угодно в виновности подозреваемого, — но на слушании по вопросу о залоге адвокаты сумели сыграть на том, что Джо недавно потерял жену: мачеха Бобби, которая воспитала его и так много для него значила, трагически покинула сей мир. Они невероятным образом забыли упомянуть о занятии, которому она предавалась в момент гибели: пытки и убийство нескольких ни в чем не повинных людей — к примеру, единственного и неповторимого Декстера. Судья назначил залог в пятьсот тысяч долларов, что было мелочью для семьи Акоста, и Бобби радостно выбежал из зала суда прямо в объятия любящего отца, как мы и предсказывали.

Дебора пережила это легче, чем я ожидал. Она выругалась пару раз, но, в конце концов, это Дебора, и в общем-то она не сказала ничего страшнее, чем:

— Ну, твою мать, маленькая мразь и на этот раз отделается.

Высказавшись, она посмотрела на меня, и мне не оставалось ничего другого, кроме как согласиться с ней.

Бобби оставили на свободе до суда, который мог быть назначен через несколько лет, принимая во внимание калибр адвоката, которого нанял его отец. К тому времени все занятные газетные заголовки вроде «Карнавал каннибалов» или «Кровавые флибустьеры» забудутся, и деньги Джо с легкостью сведут обвинения к охоте в не сезон, а наказание — к двадцати часам общественных работ. Горькая пилюля для нас с Деборой, но такова жизнь на службе у этой шлюхи — правосудия Майами, однако ни на что другое мы не рассчитывали.