Бинго. Я нажал еще сильнее, и металл погнулся так, что это стало заметно. Я залез в ящик обеими ногами. Мне с трудом, но все же хватило места, и я принялся прыгать как можно выше. Это производило громкий шум, и где-то на седьмом прыжке Саманта решила подойти и посмотреть на происходящее.

— Что ты делаешь? — поинтересовалась она. Поразительно глупый и действующий на нервы вопрос.

— Убегаю, — ответил я и подпрыгнул еще раз.

Она немного понаблюдала за мной, а потом покачала головой и громко, чтобы я точно мог ее расслышать, сказала:

— Я не думаю, что так ты сможешь выбраться.

— Металл здесь довольно тонкий. Не такой, как на полу.

— Дело в прочности на разрыв. Это вроде поверхностного натяжения в чашке с водой. Мы проходили на физике.

Я восхитился уроками физики, где изучают прочность на разрыв пола трейлера, через который кто-то пытается сбежать от людоедов, а затем застыл в прыжке. Что, если она права? В конце концов, в «Рэнсом Эверглейдс» учат многим вещам, о которых не узнать из программы общеобразовательной школы. Я вылез из ящика и посмотрел, чего мне удалось достигнуть к настоящему моменту. Не многого. Металл заметно погнулся, но не настолько, чтобы внушать серьезную надежду.

— Они будут здесь задолго до того, как ты закончишь, — сказала Саманта. И кто-нибудь не слишком милосердный мог бы решить, будто она злорадствует.

— Может быть, — согласился я, и тут мой взгляд упал на найденную в ящике деревяшку. Я не сказал «ага!», но момент был из тех, которые в комиксах обозначают загоревшимися в голове лампочками. Я взял деревяшку и вытащил из нее старый гвоздь, затем пристроил его шляпку в трещине на заостренном конце кола и нацелил в середину проделанного в полу углубления. Со значением посмотрев на Саманту, я ударил колом со всей силой, на какую оказался способен.

Было больно, и в моей руке появилось три занозы.

— Ха! — прокомментировала мой успех Саманта.

Говорят, что за спиной каждого успешного мужчины стоит женщина. Немного изменив фразу применительно к ситуации, можно сказать: за спиной каждого пытающегося сбежать Декстера стоит действующая ему на нервы Саманта. Ее радость при виде моих неудач вдохновляла меня, как ничто другое. Я снял ботинок, надел его на верхний конец деревяшки и постучал по нему в порядке эксперимента. Теперь стало далеко не так больно, и я вполне мог проделать отверстие в полу ящика.

— Сама ты «ха», — сообщил я Саманте.

— Твое дело, — сказала она и вернулась на свое место в середине трейлера.

Я вновь принялся за работу, заключавшуюся в методичных ударах по носку моего ботинка. Через пару минут я прервался, чтобы оценить успехи. Вмятина стала намного глубже, и на металле появились признаки усталости. Острие гвоздя вошло в металл, и через несколько минут я вполне мог проделать небольшое отверстие. Еще через две минуты звук ударов изменился, и я вытянул кол, чтобы посмотреть на результат моих усилий.

В полу появилась маленькая дырка, через которую был виден солнечный свет. Еще немного времени и работы, и я смогу проделать дыру побольше и сбежать.

Я просунул конец кола в отверстие так глубоко, как только мог, и принялся стучать по нему еще сильнее, чем раньше. Деревяшка медленно уходила все глубже, и неожиданно провалилась сразу на несколько дюймов. Я перестал стучать и принялся раскачивать кол взад и вперед, растягивая металл и расширяя отверстие. Я качал его, дергал и даже, надев ботинок, пнул несколько раз. В течение двадцати минут металл сопротивлялся, но наконец я проделал себе ход наружу.

Некоторое время я просто смотрел на дыру в полу. Я устал, у меня болели все мышцы, и пот лил с меня ручьем, но зато я был всего в шаге от свободы.

— Я пошел, — крикнул я Саманте, — это твой последний шанс сбежать.

— Пока, — откликнулась она, — счастливо прогуляться.

Это прозвучало несколько грубо после всего, что мы пережили вместе, но, вероятно, большего от нее нельзя было добиться.

— Постараюсь, — сказал я и, забравшись в ящик, просунул обе ноги в проделанный лаз. Мои ступни коснулись земли, я протиснул в дыру все остальное тело. Отверстие оказалось очень узким, и я чувствовал, как мои брюки и рубашка цепляются за металлические края и рвутся. Я поднял руки над головой, продолжая продвигаться, и через несколько секунд находился уже снаружи и сидел на мокрой земле Эверглейдс. Мои брюки постепенно пропитывались болотной жижей, но это было куда приятнее, чем сидеть на полу трейлера.

Я сделал глубокий вдох. Наконец-то я оказался на свободе, несмотря на то что находился внутри сложенного из бетонных блоков фундамента высотой в несколько футов, на котором и был установлен трейлер. В фундаменте имелось два проема: рядом с дверью трейлера и напротив нее. Я перекатился на живот и подполз ко второму. И как раз в тот момент, когда моя голова высунулась наружу и я решил, будто смогу с легкостью убраться отсюда, огромная рука схватила меня за волосы.

— Это уже слишком, гаденыш, — прорычал кто-то, и я почувствовал, как меня поднимают на ноги, с перерывом на удар головой о стену трейлера.

Сквозь вспыхнувшие в моей и так пострадавшей голове огни я увидел своего старого знакомого — бритоголового вышибалу из клуба. Он отбросил меня к стене трейлера и прижал к ней за горло, точно так же как в холодильнике.

Через его плечо я разглядел, что трейлер стоит на небольшой поляне, окруженной пышной растительностью Эверглейдс. С одной стороны поляны находился канал, и тучи комаров жужжали в воздухе и с удовольствием устраивались на нас. Где-то закричала птица. По тропинке от края поляны к нам подошел Кукаров — менеджер клуба — в сопровождении двух гнусного вида личностей. Одна из личностей держала в руках сумку-термос, другая — кожаный чехол для инструментов.

— Ну что, свинка, — сказал Кукаров, омерзительно улыбнувшись. — И куда же это мы собрались?

— Я записан на прием к стоматологу, — ответил я, — и мне никак нельзя его пропустить.

— А придется, — отозвался Кукаров, и вышибала ударил меня по щеке ладонью. В сочетании с имевшимися повреждениями пощечина оказалась куда больнее, чем я мог предположить.

Люди, которые хорошо меня знают, скажут вам: Декстер никогда не выходит из себя. Но тут я решил, что с меня хватит. Я пнул вышибалу в пах, с достаточной силой, чтобы тот отпустил меня. И он согнулся пополам с такими звуками, будто его рвало. Ну а поскольку мне это удалось так просто, я повернулся к Кукарову, изготовившись к драке.

Но у того в руках оказался пистолет, нацеленный мне прямо между глаз. Большой и дорогой пистолет, на вид, я бы сказал, «магнум» тридцать седьмого калибра. Палец Кукарова лежал на курке, а тьма в его глазах была еще гуще, чем в дуле пистолета.

— Ну давай, — сказал он, — попробуй.

Предложение звучало заманчиво, но я решил отказаться и поднял руки вверх. Секунду он просто наблюдал за мной, а затем отошел назад на несколько шагов, не спуская с меня глаз, и крикнул остальным:

— Свяжите его и объясните, что он не прав, но постарайтесь не испортить мясо. Кабанчик нам тоже пригодится.

Один из них схватил меня и довольно болезненно заломил руки за спину, второй принялся разматывать скотч и уже успел стянуть мои запястья несколькими слоями, когда я услышал лучшую музыку в своей жизни — вой сирен и пробивающийся сквозь него голос Деборы:

— Это полиция. Вы окружены. Бросайте оружие и ложитесь на землю лицом вниз.

Двое помощников Кукарова отскочили от меня и с открытыми ртами уставились на своего хозяина. Вышибала все еще стоял согнувшись, и его тошнило. Кукаров оскалился.

— Я убью эту мразь! — крикнул он. Я видел, как он поднял пистолет, и палец на курке напрягся.

Выстрел прорезал воздух, и Кукарову снесло полголовы. Он немного покачался, как будто его тянули в разные стороны веревками, и рухнул на землю.

Двое людоедов тут же легли, как было приказано, и даже вышибала плюхнулся лицом вниз. Дебора выбежала из кустов, окружавших поляну, и подбежала ко мне. За ней следовали как минимум дюжина полицейских, несколько тяжело вооруженных ребят из спецназа и детектив Уимс — чернокожий великан из полиции племени микуссуки.