– Вы не получали известий от дочери? - резко бросил он наконец. - Прошло три года. Неужели никаких новостей?

– А вы продолжаете свои поиски, лорд Савидж? - уклончиво, но без всякой неприязни осведомилась в свою очередь леди Харгейт. Дамон молча кивнул.

– Да, но пока безуспешно. Джулии Харгейт, должно быть, вообще не существует.

Девушка прижалась ухом к двери, опасаясь, что ее застанут за столь недостойным занятием, но не в силах ничего с собой поделать. Ей ужасно хотелось знать, каким образом Савидж попытается разузнать правду.

– И что будет, если вы все-таки отыщете мою дочь? Каковы ваши намерения, милорд?

– Судя по всему, Джулия либо не желает, либо боится занять принадлежащее ей по праву место моей супруги. И видит Бог, я не виню ее! Мы совсем чужие. Хочу лишь убедиться, что она здорова и ни в чем не нуждается. Ну а потом поступлю так, как будет угодно ей.

– А если она захочет остаться с вами и когда-нибудь принять титул герцогини?

– В таком случае пусть скажет об этом сама, - мрачно пробурчал Дамон, неожиданно потеряв самообладание. - Позвольте мне лично услышать это из ее уст! Черт возьми, я имею право знать, чего она добивается, хотя бы для того, чтобы раз и навсегда прекратить поиски!

Дамон мгновенно пожалел о своей несдержанности, испугавшись, что оскорбил это хрупкое создание.

– Прошу прощения, - пробормотал он, но Ив отмахнулась, сочувственно и с неожиданным пониманием глядя на гостя.

– Поверьте, лорд Савидж, больше всего на свете моя дочь стремится сама выбирать дорогу в жизни и, признаюсь, все эти годы ненавидела отца за то, как он поступил с ней. Уверена, что и вы испытываете то же самое.

И неожиданно эмоции захлестнули Дамона словно прорвавший плотину поток. Во всем мире не было человека, которому он мог бы полностью довериться. Даже брату. Он стоически переносил собственные беды и неприятности, зная, что не сумеет переложить их на чьи-либо плечи. Но в этот момент потребность выговориться оказалась сильнее привычной замкнутости.

Дамон нервно переплел пальцы.

– Да, вы правы, - хрипло пробормотал он, отводя глаза. - Я понимаю, что пережила Джулия почему не может смириться с тем, что сотворили с нами лорд Харгейт и мой отец. И я, сознавая, что ваша дочь не причастна к этому гнусному деянию, все-таки винил ее за то, к чему она не имеет касательства. Много лет я ненавидел ее почти так же сильно, как отца, азартного игрока, беспутного мота, едва не доведшего нас до разорения. Пытался забыть о ее существовании. Но смерть матери и болезнь отца вынудили меня с головой уйти в семейные дела и на время забыть о своих. Однако Джулия всегда была в моих мыслях: я чувствовал себя не вправе любить кого-то, завести семью. Только выяснив с ней отношения, я мог считать себя свободным от всех обязательств.

– Я и представить не могла, что вы оба так отнесетесь к этому браку, - прошептала Ив. - Как ни странно, но тогда этот поступок казался разумным. Две знатных семьи позаботились о том, чтобы у их детей была достойная супружеская жизнь. Я радовалась, зная, что будущее моей дочери обеспечено и что когда-нибудь у нее будут титул и состояние. Возможно, любая другая девушка была бы рада своей судьбе, но только не Джулия. К несчастью, мне не приходило в голову, что она уйдет из этого дома навсегда. У нее несгибаемая воля и поистине мужской характер.

– На кого она похожа? - едва выговорил Дамон.

– Ни на меня, ни на отца. Даже в детстве она полагалась лишь на собственные суждения и редко прислушивалась к нашим. Мне, конечно, хотелось бы, чтобы она не была столь независима, - вряд ли это качество подобает женщине. Но в душе Джулия мечтательница, страстная натура и очень уязвима. И крайне непредсказуема.

И тут Дамон, глядя на леди Харгейт, заметил, как среди белоснежных рюшей жабо что-то блеснуло. Женщина продолжала говорить, но ее голос заглушил безумный стук его сердца. Кровь шумела в ушах, доводя его едва ли не до потери сознания. Дамон опустил голову, чтобы скрыть свои мысли, но внезапное озарение чуть не лишило его рассудка. Единственное, на что он был способен сейчас, - не выдать себя.

На леди Харгейт красовалась рубиновая брошь, подаренная им Джессике Уэнтуорт. Другой такой не было в целом мире, и Ив не могла получить драгоценность иным путем, кроме… Кроме как… от дочери… Джессики Уэнтуорт… Джулии Харгейт.

Дамон едва удерживался, чтобы не смотреть на брошь. Он купил ее Джессике и с нежностью представлял, что иногда она будет носить изящную вещицу и, может быть, вспоминать о нем. Теперь многое стало понятным: ее отчужденность, нежелание встречаться, вечно отсутствующий муж… Радость при виде роз, подаренных ее матерью семье Савидж…

В голове Дамона теснилось множество вопросов и весьма нелестных заключений. Губы его горько сжались. Почему Джулия с самого начала не призналась, кто она? Что за игру ведет? Ему казалось, что их влечет друг к другу, но, возможно, это не более чем иллюзия? В конце концов она актриса, причем талантливая, и скорее всего просто задумала влюбить его в себя, в душе смеясь над незадачливым мужем, задетая гордость и гнев заговорили в нем. У Дамона чесались руки добраться до Джулии и задать ей хорошую трепку за все, что она заставила его вынести. Три года бесплодных поисков, и все это время она скрывалась в самом людном месте - в театре! А он-то, глупец, представлял Джулию Харгейт нежной голубкой, упорхнувшей в поисках убежища от жестокого отца и насильно навязанного брака. Лицедейка, законченная притворщица, способная на любой обман!

Неудивительно, что родные стыдились ее занятия! Неслыханно, чтобы богатая девушка из приличной семьи пошла на сцену!

Друзья и знакомые, несомненно, посчитали бы, что имя Харгейтов опозорено! Однако в глубине души Дамон невольно восхищался смелостью Джулии. Только очень мужественный человек вынесет такое и начнет новую жизнь, полагаясь лишь на себя. Она принесла огромные жертвы и сильно рисковала, чтобы достичь цели. Как, должно быть, велики ее ненависть к поступку отца и желание ни от кого не зависеть!

Все эти годы он испытывал те же чувства, но они пошли разными дорогами. Джулия отказалась от всего - от денег, положения в обществе, даже от имени. Дамон, со своей стороны, взвалил на себя ответственность за семью, полный решимости стать не только хозяином своей судьбы, но и властвовать

Над окружающими.

Слушая леди Харгейт, Дамон неожиданно ощутил к ней жалость. Она казалась доброй, но недалекой женщиной, не способной противостоять жестокому мужу и своевольной дочери.

Ив вопросительно воззрилась на гостя, заметив, что выражение его лица почему-то изменилось.

– Насколько я могу судить, Джулия не желает, чтобы ее отыскали, - с деланным спокойствием выдавил Дамон, - но все это слишком затянулось. У меня появились обязательства, о которых вам неизвестно. Необходимо принять важное решение и как можно скорее. Я очень долго ждал. Времени больше не осталось.

Леди Харгейт смущенно вспыхнула под его пристальным взглядом.

– Да, лорд Савидж. Я понимаю… Если мне удастся узнать адрес Джулии, я напишу и постараюсь убедить ее приехать.

– Ты не сделаешь этого! - раздался чей-то громовой, резкий голос, прежде чем Дамон успел ответить. Подняв глаза, Маркиз увидел своего тестя, лорда Харгейта.

– Эдвард! - воскликнула Ив, смертельно побледнев. - Я… не ожидала, что ты вернешься так рано.

– Зато вовремя, - угрожающе прошипел тот. - Тебе не следовало принимать лорда Савиджа в мое отсутствие, дорогая.

– Не могла же я отказать мужу Джулии… Не обращая внимания на слабые протесты жены, Эдвард Харгейт злобно уставился на Дамона. За последние два года отец Джулии сильно постарел, и густая грива волос отливала серебром. Паутина морщин не смягчила его худое лицо, наоборот, придала ему вид иссеченного дождем и снегом гранита. Глаза, маленькие и черные как маслины, почти скрывали нависающие мохнатые брови. Очевидно, этот высокий сухощавый человек был так же неумолимо требователен к себе, как к посторонним.