«Язык» теперь был мне необходим позарез, одно дело, когда у меня мелкие разборки с чрезмерно ретивым или жадным нанимателем, и совершенно другое — когда появляется иноземный след. Тут уж вывернись и предоставь конкретные факты, а не домыслы. Доверие — доверием, но конкретика в нашем деле необходима. Собственно для этого меня «Дубу» и «посватали», хоть Андреич даже не намекнул в чём дело, так — буркнул что, мол, «мутный» клиент и что неплохо мне держать ушки на макушке. А теперь неподалёку от меня сидит человек, который может внести хоть какую-то ясность. Конечно, самого «Дуба» расспросить было бы намного приятнее, но он пока вне моей досягаемости. А тут всё довольно удачно складывается. Похоже, основная цепь «загонщиков» ушла вперёд, а отдельные «радиофицированные» бойцы используются в качестве мобильного резерва. Скорее всего, мои противники взяли пеленг, когда я первый раз вышел на связь, и надо сказать, сделали это довольно точно.

«Эстонец» встал, и, пригнувшись, двинулся через подлесок по направлению к видневшемуся неподалёку остову грузовика. Теперь надо определиться, рискнуть мне и выбраться наружу с целью захвата, или, плюнув на всё, спуститься в коллектор и двинуть на соединение со своими. Самое сложное сейчас — незамеченным и, главное, неуслышанным выбраться из «тахи».

Помучавшись сомнениями секунд десять, я принял решение, осторожно поднял крышку люка и вылез наверх. Так, теперь втянуть за собой автомат. Рюкзак же пусть пока полежит в тайнике — целее будет.

Осторожно выглядываю в оконный проём. Вон он, родимый. Притаился у большого куста бузины, напряжённо вглядываясь в ржавый «камаз». Автомат в сторону — не пригодится он мне в ближайшие пару минут, а вот «стечкин» да с глушителем — вполне, если дела пойдут хуже, чем планировалось. Засунув пистолет за один из ремней разгрузки, я осторожно переместился в «голову» просторного салона. От меня до будущего, как я надеялся, «языка» метров двадцать, от него до «камаза» — примерно столько же. «Интересно, он авантюрист?» — я вытащил из одного из подсумков гранату. Больше ничего достаточно удобного и приспособленного для метания под рукой не было. Не пистолет же, в конце концов, метать?

«Ну, поехали!» — путь отступления у меня был, и я особо ничем не рискую. Граната вылетела из окна и с глухим стуком ударилась о ствол толстого дерева, росшего метрах в пяти от джипа. Естественно со стороны, противоположной той, где затаился «эстонец». Шуршание. «Хм, похвальная реакция! Первым делом откатился в сторону, не дурак, значит. — Теперь я напряжённо вслушивался. — Так, хруст ветки… шорох прошлогодних листьев… а это он железяку какую-то задел. Я всё правильно рассчитал!»

Услышав подозрительный шум, «эстонец» решил использовать «Тахо» как укрытие, и сам подошёл ко мне. Да так близко, что мне показалось, что я слышу, как он от волнения облизывает обветренные губы.

Вот над краем оконного проёма показался пламегаситель «галила», затем ствол… цевьё… рука в перчатке… Пора!

Хватаюсь рукой за ствол и резко дергаю винтовку вниз и на себя, одновременно используя её как точку опоры. Словно чёртик из табакерки я появился перед изумлённым оппонентом и тут же ударил его прямым в нос. «Ой, как больно-то!» — из глаз «эстонца» брызнули слёзы, а вскрик погас, так и не родившись. Ещё одним рывком за винтовку подтягиваю его ближе, одновременно прижимая его к двери внедорожника. Ещё удар — вот она, победа! Вы спросите, а почему он не стрелял? Так пальцы у него, скорее всего на правой руке вывихнуты. Рычаг — великая вещь! Когда я дернул ствол его автомата вниз, задняя часть ствольной коробки и приклад пошли вверх, выворачивая кисть и пальцы «стреляющей» руки. А тактический ремень, надетый на шею, не позволил отскочить назад, пока я подтягивал его поближе. А дальше ему уже не до того было…

Вот так вот: «Бам! Бам! Бам!» — и он мой. Придерживая тушку, повисшую на ружейном ремне, аккуратно открываю дверь машины и, выскочив наружу, в темпе избавляю «клиента» от всяких неприятных для меня предметов. «Семнадцатый» «Глок» [31](приятный, однако, подарок!) из кобуры, большой и красивый армейский нож от «Кей Джей Эрикссона» [32], складной мультитул с немаленьким лезвием из небольшого подсумка на груди… Да, серьёзный и небедный «язык» мне попался. Затем я вытащил из подсумка рацию незнакомца и, сунув её в свой нагрудный карман, надел его гарнитуру — вдруг что полезное услышу. Повозившись немного, я опустил оглушённого пленника в тёмный зев люка и разжал руки. Падать там невысоко, а излишне миндальничать я с ним не собирался. Ликвидировав беспорядок на местности и прикрыв дверь джипа, я взял оба автомата и, включив трофейный фонарь, последовал за своим «языком».

Нельзя сказать, что в коллекторе было уютно, но видывал я места и похуже. Фонарь я пристроил на какую-то загогулину на лестнице и принялся вдумчиво пеленать добычу.

В кармане у меня всегда лежал тридцатиметровый моток «струны» — тонкого шнура из конского волоса, сердцевиной которого была проволока. Товар недешёвый в изготовлении и в мирной жизни не сильно нужный, но в деревне Пятниха под Лихославлем наладили массовое производство для нужд Следопытов и прочего бродячего люда, и «пятнихинская струна» стала известна в радиусе пары тысяч километров. На сердцевину тамошние мастера пускали жилки из телефонного кабеля, пара вагонов с которым была ими «приватизирована» на железнодорожной станции Лихославля, а конский волос товар расхожий, тем более что мастера не жмотничали и давали за него местным поставщикам хорошую цену.

Вставив между руками и спиной пациента его же собственный «Галил» (без патронов, естественно!) я привычно обвязал его шнуром так, чтобы кисти рук были у него перед грудью. В рот ему вставил кляп из его же кепи. Теперь можно и подождать…

Я почувствовал, как «струна», намотанная на мой палец натянулась, и включил фонарь.

«А, несладко тебе, милай! — шнур натянулся ещё сильнее, как будто я вываживал крупную рыбу. — Вот теперь можно и глаза открыть».

Мой пленник скорчился, пытаясь проморгаться после того, как луч фонаря резанул по его глазам. Придти в себя после пары часов темноты и комфортного беспамятства и получить в лицо луч яркого света — неприятно, что и говорить. Постепенно зрение вернулось к нему, и он исподлобья попытался осмотреться.

— Спокойнее, Томас, спокойнее! — при звуках моего голоса он замер.

Вы можете спросить, откуда я знаю его имя? Элементарно, Ватсон! (именно через «В», а не зарубежное «Уо», так у нас говорят!) Начальники своего подопечного вызывали по радио? Вызывали. А рация-то у меня! Причём если первые пять раз они звали его по позывному, «Поорис», что по эстонски значит «Вихрь», то потом плюнули на конспирацию и стали звать по имени. Добавляя, впрочем, и весьма нелестные эпитеты вроде «ленивый пёс» и «тупоумный засранец». Я в эстонском не особо силён, но ругаться умею и объясниться в корчме — тоже. Потом, осознав, что их «вихрь» куда-то унесло, терзать радиоэфир прекратили и даже с волны ушли. А минут через пять, покумекав, неожиданно вызвали меня на том же канале:

— Заноза, это Михаил Владимирович Поддубный. Ответь.

«Ха, нашли карапуза! — мне даже стало смешно от наивности оппонентов. — Я отвечу, вы пеленг возьмёте и через десять минут вокруг лёжки будут топтаться человек двадцать, потрясая стволами… Держи карман шире, Владимирович!»

Погундев в рацию минуты три, «Дуб» перешёл от увещеваний к угрозам. Довольно банальным и неизобретательным, надо признать. Обстоятельно, но без огонька в голосе, он рассказывал, что со мною сделают, когда поймают. Потом перешёл на семью. Потом опять вернулся к увещеваниям… Надеюсь, наши ребята, что за эфиром следят, всё тщательно записали. Жаль сейчас не старое время и нельзя привлечь к ответственности, за «угрозы сотруднику при исполнении». Наконец радиоспектакль без заявок слушателей закончился, и я остался в тишине и темноте. И даже смог вздремнуть минут сорок в «полглаза».