Представлял ли себе старик, каким образом будет переработано его произведение? Без всякого сомнения, ведь он писал:
«Если я покину Рим, немало найдется негодяев, которые будут радоваться этому; это разрушит все, что было сделано, это станет огромным стыдом для меня, а для моей души – огромным грехом» 237.
Но Микеланджело и здесь нашел способ отомстить. Когда он проектировал огромный купол нового собора Святого Петра, он ориентировался на свой любимый Пантеон, «храм всех богов», усыпальницу великих, построенную при императоре Адриане в 115–125 годах. Естественно, он предложил папе скопировать проект купола Пантеона и накрыть таким же куполом новый храм. Но папа ответил, что купол Адриана был языческим, а собор в Ватикане должен иметь купол, выглядящий по-христиански, как, например, купол собора Санта-Мария дель Фьоре во Флоренции, спроектированный Филиппо Брунеллески.
В результате раздосадованный Микеланджело спроектировал известный теперь всему миру купол яйцевидной формы, но с одной небольшой деталью, о которой известно немногим. Вот что пишут об этом Блеч и Долинер:
«Согласно католической традиции, купол главного городского собора должен быть самым широким, а сам собор – самым высоким в городе зданием, что говорило бы о его особой важности. Когда Микеланджело скончался в возрасте восьмидесяти девяти лет, огромная основа для купола, по форме напоминающая барабан (tamburro), была уже готова. Разумеется, строительство было приостановлено на несколько недель. Любой строитель или инженер подтвердит, что, если строительство какого-либо объекта приостанавливается, очень важно еще раз замерить все параметры, так как в здании возможны сдвиги, сжатие или, наоборот, расширение. Когда сделали повторные замеры основы для купола Микеланджело, выяснилось, что великий мастер вновь перехитрил Ватикан. Оказалось, что диаметр купола был на целых полтора фута уже купола Пантеона 238. Ничего нельзя было сделать, только установить купол и надеяться, что никто этого не заметит. До сих пор главный купол Ватикана – лишь второй по ширине купол в Риме» 239.
«Исправление» шедевра Микеланджело
Павел IV – кардинал Джанпьетро Караффа, бывший инквизитор, ставший папой в мае 1555 года, – «замазал» фрески Сикстинской капеллы. Призванный для этого художник Даниэле да Вольтерра вынужден был пририсовать персонажам Микеланджело набедренные повязки и нижние юбки, за что навеки получил прозвище «исподнишник».
Надо сказать, что Павел IV был настоящим чудовищем. Он издал перечень недозволенных книг, запретил женщинам появляться в Ватикане, велел римским евреям жить в гетто, публично сжигал обвиненных в гомосексуализме, а также запретил употребление картофеля, назвав его «фруктом Сатаны». Произвол этого папы обрушился и на Сикстинскую капеллу. Он выбранил престарелого Микеланджело и приказал ему дорисовать одежду на обнаженных фигурах «Страшного суда».
При этом он сказал:
– Фреска должна быть подходящей для папской капеллы.
На это Микеланджело с вызовом ответил:
– Сначала пусть ваше святейшество сделает этот мир «подходящим» местом, а потом и фреска станет «подходящей».
Это был его последний разговор с Павлом IV. Папа в ярости вызвал к себе ученика и помощника Микеланджело Даниэле да Вольтерра и поставил его перед жестоким выбором: или стать свидетелем полного уничтожения шедевра, или самому «исправить» его.
У Бенджамина Блеча и Роя Долинера по этому поводу можно прочесть вот что:
«С тяжелым сердцем Даниэле принялся за страшный и унизительный труд – он дорисовал набедренные повязки и ткани на тех образах шедевра своего учителя, которые считались непристойными. С этого момента началось «сокрытие» секретных посланий, которые Микеланджело оставил миру. Уже всемирно известная к тому времени роспись потолка Сикстинской капеллы тоже оказалась под угрозой изменения и уничтожения – она осталась нетронутой лишь по одной причине. Ни один человек не мог восстановить леса, сконструированные когда-то самим Микеланджело и представлявшие собой своеобразный футуристический «летающий мост», без которых работать с росписью на потолке, не закрывая капеллу для посетителей и не приостанавливая там службы на несколько лет, было просто невозможно. Шедевр Микеланджело был, таким образом, спасен благодаря неординарному инженерному таланту его создателя» 240.
Несчастный Вольтерра! Совсем не так он мечтал войти в историю.
Несчастный Микеланджело! Он был вынужден смотреть, не имея возможности вмешаться, на то, как его собственный ученик закрашивал чудесные обнаженные тела персонажей его фрески. Как пишет Марсель Брион, «можно себе представить горькую усмешку, с которой он созерцал это осквернение, – усмешку человека с содранной кожей, чьи муки еще не кончились, и понимающего, что его ждут еще многие страдания из-за глупости и злобности людей» 241.
В сложившихся обстоятельствах, закрывшись у себя в доме на Мачелло деи Корви, Микеланджело плакал от бессилия. Именно в те дни он дрожащей рукой написал:
Мир – в слепоте: постыдного урока
Из власти зла не извлекает зрак,
Надежды нет, и все объемлет мрак,
И ложь царит, и правда прячет око 242.
Смерть Микеланджело
Все его друзья умерли: Франческо Граначчи, друг детства Балдуччи, верный слуга Пьетро Урбино. отец и братья. дорогая его сердцу Виттория Колонна. А Томмазо деи Кавальери женился и стал отцом семейства.
Микеланджело в задумчивости поднялся, нужно было найти эскизы для площади Капитолия, для дворца Фарнезе, для церкви Сан-Джованни, для часовни Сфорца. Его отец скончался на девяностом году жизни, а значит, и ему оставалось жить лет пять, не больше.
Он рассыпал эскизы на своем рабочем столе: картинки, ворох иллюзий. За неимением детей он оставил на земле лишь каменные изваяния, похожие на него самого. Он взял несколько рисунков и бросил их в печь, затем еще и еще. Наконец Микеланджело с остервенением принялся охапками бросать в огонь свои поэмы.
После этого он оседлал коня и направился к маленькой церкви Санта-Мария дельи Анджели. В сумке у него были молоток и резец: он хотел еще поработать над тамошней «Мадонной» 243, сделать ее такой же совершенной, как произведения самого Господа.
В церкви Микеланджело упал, потеряв сознание. Пришел в себя он лишь на рассвете следующего дня. После этого он кое-как добрался до дома, лег, дрожа от лихорадки, на кровать и попросил перепуганную служанку:
– Позовите Томмазо!
Вслед за этим он потребовал, чтобы ему принесли бумагу и перо, а потом в трех словах набросал завещание: он оставляет свою душу Богу, свое тело – земле, а имущество – племяннику Лионардо.
– Томмазо! Я хочу быть похороненным в церкви Санта-Кроче, рядом со своими.
Помешать стремительному ходу болезни было невозможно. Лихорадка и прожитые годы сломили отважного борца, и он перестал сопротивляться, отдавшись воле Божьей. Что же касается незаконченных произведений – да какое теперь все это имело значение.
Томмазо деи Кавальери тихо прикрыл глаза своего старого друга – необыкновенно красивого с этой своей густой сетью морщин, говоривших о сомнениях и страданиях его жизни. Пробило пять часов. Уже наступило 18 февраля 1564 года.
Как пишет Марсель Брион, «божественный покой воцарился на его лице и теле. Что же до его души, то она соединилась с предназначением, дарованным ей милосердием Божьим. Больше никакой борьбы, никаких сражений. Одно лишь великое упокоение смерти, которая расшнуровывает кирасу воина и нежно ласкает его усталые члены. Для этого так много страдавшего человека смерть, возможно, была наименее мучительным моментом его жизни» 244.
