– Что-то его святейшество абсолютно не обращает внимания на наше присутствие, – шепнул Микеланджело, обращаясь к Сангалло, находившемуся рядом. – Как бы нам тихонько подняться, чтобы не испортить ему настроение?

Юлий II действительно выглядел полностью ушедшим в свои мысли. Вообще непонятно, как у него хватало времени на искусство, ведь 1505 год стал для него во многом решающим. После того как французы отступили перед кондотьером Гонсалво де Кордоба, Неаполь был освобожден. Его оккупация представляла серьезную угрозу для Рима с юга.

Чезаре Борджиа нейтрализовали. С ним дело обстояло следующим образом. Когда умер папа Александр VI, Чезаре тоже уже был очень плох. Вместе с верными людьми он закрылся в римском замке Святого Ангела. Но даже в таком состоянии он сумел повлиять на выборы нового папы, и им стал Пий III – который, однако, умер, пробыв папой всего около месяца. На его место пришел Юлий II, главный враг Чезаре Борджиа. Юлий сразу приказал арестовать Чезаре, но тому удалось вырваться и добраться до Неаполя, находившегося под контролем испанцев, чтобы связаться со своим старым товарищем Гонсалво де Кордобой. Однако здесь его постигла неудача.

Руководствуясь исключительно интересами испанской короны, Гонсалво де Кордоба схватил Чезаре и отправил его в Испанию, где герцога заточили в тюрьму, желая сохранить хорошие отношения с Юлием II.

Для обеспечения безопасности за недостатком армии Юлий II создал собственную швейцарскую гвардию. Он нуждался в верном войске, и это остановило его выбор на швейцарских солдатах, служивших в то время во многих европейских странах и считавшихся лучшими солдатами в Европе. Поначалу у него было 150 швейцарских гвардейцев, но они могли противостоять и двум тысячам человек.

В этот же год Юлий II успел провести секретные переговоры насчет стратегического брака одной из трех его дочерей, красавицы Феличе, с графом Орсини, представителем одного из самых богатых семейств Италии.

Решительно, в тот день, когда к Юлию II явился Микеланджело, папе было не до него. Может быть, в мыслях он уже захватывал Перуджу и Болонью, успешный поход против которых состоялся на следующий год? Кто знает. В любом случае для папы-солдата гораздо важнее было думать о воссоединении своего государства, нежели об искусстве.

Когда Юлий II заметил молодого художника, он ничего не сказал. Молчал и Микеланджело. Оба будто безмолвно измеряли друг друга, и каждый сразу же признал в другом человека своей закалки, наполненного грандиозными замыслами и способного воплотить их в реальность.

Каждый догадался, что его отношения с этим другим будут непростыми.

Наконец, выдержав уже начавшую напрягать Микеланджело паузу, Юлий II заговорил, и его слова звучали как приказ, адресованный слуге:

– Сделай мне открытую гробницу, похожую на жилище. Я хочу, чтобы там был фриз, воспевающий мою битву за единство Церкви.

– Где, ваше святейшество?

– В базилике Святого Петра, – ответил сквозь зубы Юлий II, раздраженным жестом приглашая посетителей выйти.

Если при Александре VI Папское государство распалось на целый ряд государств, то Юлий II, прибегнув к силе, сумеет восстановить его и расширить. Он завоюет Перуджу и Болонью, а затем в союзе с Камбрейской Лигой заставит Венецию вернуть Равенну, Червию, Фаэнцу и Римини.

Потом, заключив мир с Венецией, он создаст Священную Лигу уже для изгнания французов из Италии. Несмотря на то, что в 1512 году французская армия одержит победу над войсками Лиги при Равенне, Юлий II достигнет своей цели благодаря наемным швейцарским войскам: он получит Парму, Пьяченцу, Реджо и Модену, которые также будут включены в Папское государство.

Но это все будет позднее, а пока он утвердил проект открытого, то есть видимого со всех сторон монумента, хотя для Италии того времени были характерны пристенные надгробия. Будущее Микеланджело выглядело блестящим. Он еще не знал, что 1506-й и последующие годы на самом деле окажутся наиболее тяжелыми в его жизни. В письмах он впоследствии даже начнет использовать такое выражение, как «трагедия гробницы».

Рим виделся Юлию II столицей всего мира. Микеланджело понимал, что папа призвал его в числе других, чтобы «помочь городу», словно резервные войска, не имея при этом какого бы то ни было конкретного плана.

Полный сомнений, Микеланджело пришел в мастерскую своего друга Джулиано да Сангалло и немедленно обосновался за его рисовальной доской. Первым персонажем напрашивался Моисей – это символ мудрого и зрелого человека, который сумел сплотить и подготовить народ для его предназначения. По замыслу Микеланджело, двухметровая в высоту фигура Моисея будет сидеть на углу гробницы. С противоположной стороны – святой Павел, прорицатель последнего часа распятого Христа. Эти две статуи займут первый уровень пирамиды, основание которой составит одиннадцать на семь метров, а высота – одиннадцать метров. По высоте монумент будет разбит на множество ступеней, а на его вершине скульптор разместит двух ангелов с небольшим саркофагом. Один из них будет плакать над смертью великого человека, другой – радоваться, зная, что тот попал в рай.

Для этого проекта Микеланджело нарисовал как минимум сорок эскизов статуй, все они должны были обрамлять гробницу роскошным фризом. А как же бронзовый фриз, который хотел видеть Юлий II? Микеланджело уменьшил его – он станет тонким, почти незаметным на одном из уровней.

Основание пирамиды представлялось скульптору самой оригинальной частью проекта. Поднятое на двух колоннах, оно должно было поддерживаться с каждой из сторон четырьмя рабами, стоящими в различных позах. Микеланджело хотел показать их наготу, которая контрастировала бы с одеждами персонажей, занимающих другие уровни, а их позы должны были демонстрировать борьбу и самую безумную надежду.

Увидев рисунки, папа был очень доволен и немедленно отправил Микеланджело в Каррару. При этом он дал флорентийцу ровно тысячу дукатов и ни гроша больше, и этими деньгами тот должен был рассчитаться за нужные для работы мраморные глыбы, а также оплатить их доставку в Рим.

– А срок? – спросил Микеланджело.

– Пять лет, – отрезал Юлий II.

А нужно было как минимум вдвое больше!

Микеланджело провел в Каррарских карьерах почти год. Как пишет о нем Ромен Роллан, «задумав работу, он мог годы проводить в каменоломнях, отбирая мрамор и строя дороги для перевозки; он хотел быть всем зараз – инженером, чернорабочим, каменотесом; хотел делать все сам – возводить дворцы, церкви – один, собственноручно. Он трудился, как каторжный» ⁸⁷.

При этом, находясь в Карраре, он не получал никаких других денег. Но зато он сумел выбрать и подготовить самый совершенный мрамор из всего, что можно было найти на этой земле. Белые каменные глыбы оказались такими прозрачными, что в глубине можно было увидеть все слои кристаллов. Это был так называемый благородный мрамор, без трещин, без вкраплений и без пузырьков – чистый, приятный не только для созерцания, но и по звуку, что становилось ясно при легком ударе кувалдой.

В те давние времена приходилось очень внимательно следить за добычей мрамора, а работа в карьерах была крайне опасной. Сколько людей нашли свою смерть в этих белых скалах. Привязанные веревками к своим подвесным люлькам, рабочие, казалось, словно парили в воздухе на высоте сотен метров, рискуя разбиться вдребезги или быть расплющенными камнепадом. Ниже находились шахты, которые вгрызались в скалы, люди, работавшие там, орудовали ломами и кувалдами, вбивая деревянные клинья и смачивая их водой, чтобы они, набухая, заставляли камень трескаться.