— Мое сотрудничество… в чем?
— В том, чтобы устроить засаду там, куда «Троицу» можно заманить в ловушку, где ее будут поджидать мощные испанские корабли.
Гектор опустил взор, разглядывая пол. Для себя он уже все решил. Именно упоминание о Изрееле определило его решение. Он вспомнил день, когда Шарп обманул Изрееля, вынудив того выстрелить из пистолета в безобидного испанского священника. Захваченных тогда на «Троице» испанцев уже освободили или обменяли, и они наверняка сообщили о злодейском преступлении властям. Если Изреель когда-либо предстанет перед испанским трибуналом, его безусловно осудят на мучительную смерть, сколько бы Гектор ни выступал в его защиту.
Юноша поднял голову и посмотрел на стоявшего в дверном проеме Фосетта.
— Я предпочту продолжить свою миссию, — негромко произнес он.
Судя по выражению его лица, Фосетт нисколько не удивился.
— Так и думал, что ты это скажешь, — промолвил он. — Как-то я сказал Смитону, что ты ведешь себя, как человек, который всегда поступает по собственному усмотрению, ни от кого не завися, пусть даже это означает, что ты идешь не в ногу с прочими. Я передам дону Фернандо, каково твое решение. Что будет дальше с тобой, решать ему и совету. А я попрошу здешний караул, чтобы тебе дали как следует помыться. От тебя воняет хуже, чем от этой темницы.
* * *
Фосетт сдержал слово: во второй половине дня за Гектором явились сержант-ветеран и два солдата, они отвели его в заднюю часть здания суда, к насосу, и дожидались юношу, пока тот умывался. Затем Гектора, который чувствовал себя не столь грязным, хотя и все равно растрепанным, отвели в ту же комнату, что и прежде. На сей раз алькальд дон Фернандо был не один. К правому углу письменного стола судьи приставили еще один стол, за которым расположился мужчина с худым лицом; глаза его прятались за тяжелыми веками, а вид у него был аскетический, что подчеркивали высокий лоб и редеющие волосы над ним. На незнакомце были черные одежды стряпчего, а на столе перед ним лежали чистые листы бумаги и перо. Посмотрев вокруг, Гектор не увидел ни секретаря, ни другой канцелярской сошки, и их отсутствие на миг придало ему надежду. Какое бы решение ни будет принято на этой встрече, знать о нем будут единицы. Даже сержанту и караулу приказали покинуть комнату.
Но в ней находился еще один человек, чье обветренное лицо Гектор узнал сразу. Возле стола чиновника в черном сидел не кто иной, как капитан Франсиско де Перальта, которого Гектор в последний раз видел на пляже у Ла-Серены.
— Полагаю, «капитан дель навьо» тебе знаком. Он присутствует здесь в качестве эксперта, — начал алькальд. Его взгляд быстро скользнул в сторону облаченного в черное юриста. — Дон Рамиро — прокурор его величества. В этом качестве он представляет здесь аудьенсию.
Человек в облачении стряпчего коротко, едва заметно кивнул.
Гектор уже отметил почти неуловимое изменение в поведении алькальда. Дон Фернандо был не столь злобно-агрессивен, как раньше. Враждебность его никуда не девалась, клокоча под внешней сдержанностью, однако судья держал в узде обуревавшие его чувства.
Алькальд обратился к прокурору со вступительным замечанием.
— Этот молодой человек доставил предложение от главаря пиратской банды, действующей в этой акватории. Вас уже ознакомили с рядом совершенных ею чудовищных преступлений. Недавно они захватили торговое судно «Санто-Росарио». Главарь пиратов предлагает вернуть корабль, пассажиров и уцелевших членов экипажа в обмен на шкиперское имущество и услуги лоцмана, который мог бы помочь пиратам покинуть наши воды.
Алькальд взял лежавший на столе лист пергамента, потряс им в воздухе.
— Вот письменные показания, данные пассажиром с «Санто-Росарио». В них описаны не вызванное никаким враждебным действием нападение на корабль, жестокое убийство капитана, захват судна и его разграбление. Также здесь утверждается, что те, кто уцелел после нападения, живы и здоровы.
— Можно ли положиться на достоверность данных показаний? — спросил прокурор.
— Я распорядился, чтобы свидетеля доставили сюда. Он ждет за дверью, и мы можем его допросить. — Повысив голос, алькальд громко позвал: — Введите компаньонку доньи Хуаны!
Дверь открылась, и в комнату шагнула Мария. Тотчас же Гектор, томительно ожидавший возможности вновь ее увидеть, испытал разочарование. Мария вновь обратилась в ту особу, которую он помнил по «Санто-Росарио». Она была в длинном простом платье коричневого цвета, с соответствующим лифом, волосы покрывал платок. Она была почтительна и послушна, а в сторону Гектора даже не глядела. На лице девушки, когда она прошла в комнату и остановилась в нескольких шагах перед алькальдом, сохранялось бесстрастное выражение. У Гектора, до глубины души разочарованного обманутыми надеждами, словно бы бездна разверзлась под ногами, и возникло чувство, будто он летит в пропасть.
— Сеньора Мария, — начал алькальд, — дон Рамиро — прокурор аудьенсии. Он хотел бы задать вам несколько вопросов относительно вашего рассказа о захвате «Санто-Росарио».
Судья протянул лист бумаги чиновнику, тот взял документ и принялся вслух громко читать. Время от времени он поднимал взгляд на Марию, чтобы удостовериться, что та внимательно его слушает.
Мария внимала ему, опустив взор и сложив руки на животе. Гектор припомнил, что точно так же девушка стояла и держала себя, когда он впервые увидел ее — в день, когда ступил на палубу «Санто-Росарио» вместе с абордажной партией. Ему даже пришло на память, что в тот день он отметил про себя, какие у нее изящные и маленькие ладони. Внезапную боль доставило юноше глубоко запечатлевшееся в душе воспоминание о тех чувствах, которые охватили его, когда девушка положила руку ему на плечо и, опершись на него, удержалась на ногах, перебираясь через банку небольшой рыбачьей лодки.
Прокурор продолжал сухое, педантичное чтение, делая паузы после каждого предложения. Несмотря на внутреннее смятение, Гектор не мог не восхищаться цепкости памяти Марии, ее вниманием к деталям и точности показаний. Она описала неспешное и с виду безобидное приближение «Троицы», шедшей в кильватере за «Санто-Росарио», рассказала о том, как у капитана Лопеса пробудились подозрения. Девушка не упомянула о гибели капитана Лопеса, потому что не была свидетельницей его последних мгновений — когда его застрелили, она со своей хозяйкой находилась в запертой изнутри для безопасности каюте, куда женщин успели отослать раньше. Ее описание событий возобновилось с того момента, как она поняла, что прибывшая абордажная партия пытается взломать дверь каюты, и как вместе с доньей Хуаной они открыли дверь и вышли наружу, оказавшись лицом к лицу с Гектором, Рингроузом и остальными буканьерами.
Прокурор дочитал документ до конца и поднял взгляд на Марию.
— Вы давали эти показания? — спросил он.
— Да, я, — ответила Мария.
Голос ее был таким тихим, что ее едва было слышно.
— Они точны?
— Да.
— И никакого насилия не было проявлено ни по отношению к вашей хозяйке, ни к вам самой? Тогда или в другое время?
— Нет.
— Ничего не было украдено или отнято?
— Донья Хуана отдала свои драгоценности и другие ценности пиратам прежде, чем они что-либо потребовали. Она хотела предотвратить насилие, не дать им никакого повода.
— И при этом злодеянии они больше ничего не забрали? Ни у вас, ни у вашей хозяйки?
— Ничего.
Прокурор положил лист с показаниями на стол, взял перо и сделал какую-то пометку внизу страницы.
— Сеньорита, — сказал он. — Ваши показания были прочитаны вслух, вы их выслушали и согласны с их подлинностью. Был бы очень признателен, если вы их подпишете.
Мария подошла к столу, взяла протянутое ей прокурором перо и подписала показания. Королевский юрист аккуратно положил документ на стол поверх стопки бумаг подровнял ее кончиками пальцев. Было что-то такое в этом малозначительном жесте, некий намек на бесповоротность, что встревожило Гектора. Казалось, прокурор окончательно принял какое-то важное для себя решение.