Гектор указал куда-то на север. Там он увидел небольшой разрыв в сплошной стене деревьев.

— Вон там неплохо бы высадиться.

— А потом что? — грубовато спросил Штольк. — Это же совершенно дикая земля.

— По крайней мере, это твердая земля, — напомнил ему Изреель. — И давайте поторопимся. Надо покинуть корабль, пока море тихое. Судно в таком состоянии, что случись волна побольше — развалится на куски.

Они спустили на воду ялик, и Дан с Изреелем отправились на разведку. Они вернулись менее чем через полчаса и сообщили, что нашли речушку, которая выродилась в узкий ручей, но тем не менее имеет достаточную глубину, чтобы там мог пройти ялик.

Все утро малочисленная команда трудилась не покладая рук. Сделали несколько ходок. Дан выбрал на берегу речки подходящее для лагеря место; они вырубили подлесок, оставив лишь небольшие деревья, между которыми натянули веревки и развесили паруса, соорудив нечто вроде палаток. Все спешили, потому что над островом собирались грозовые тучи и уже упало несколько первых капель дождя. Они укрылись в только что построенном лагере. Капли стучали по парусине, по мягкой черной земле бежали ручейки. Воздух наполнился непривычным запахом мокрой земли, и когда тропический ливень кончился, так же быстро, как начался, они услышали, как льется и капает вода с мириадов листьев и веток, сбрасывавших с себя последствия этого потопа. Пока остальные перевозили с корабля больных, Дан углубился в чащу. Вернувшись, мискито рассказал, что речка очень скоро превращается в неглубокий ручей, который течет по каменистому ложу, где он рассчитывает найти пресноводных креветок. Еще он принес пригоршни желтоватых плодов размером с дикие яблоки. Они были полны семечек и обладали кисловатым вяжущим вкусом. Жак решил, что плоды будут полезны больным, если их потушить на огне.

— Неплохое местечко. Напоминает мне те деньки, когда я рубил кампешевые деревья, — заметил Изреель, прихлопнув на щеке москита. Он копал канаву для отвода дождевой воды.

Гектор увидел, как Мария несет кувшин с водой в палатку, куда поместили больных. Кажется, она успокоилась.

— Завтра заберем с корабля все, что может пригодиться, — сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь.

Теперь, оказавшись на суше, все поняли, что капитан Флюкт окончательно сложил с себя полномочия.

— Долго нам придется тут пробыть, как ты думаешь? — спросил Штольк.

Гектор посмотрел на «Вестфлинге». Судно стояло на коралловом рифе, слегка накренясь, но три торчавшие мачты были видны издалека.

— Недолго, — ободряюще ответил он Штольку. — Любой, кто будет проплывать мимо побережья, захочет выяснить, что здесь случилось.

— А если никто не проплывет?

— Надо послать кого-нибудь на разведку в глубь острова или на ялике вдоль побережья. Может быть, они приведут помощь.

Но Штольк, как всегда, предпочитал смотреть на вещи мрачно:

— А больные?

— Если они не поправятся настолько, чтобы передвигаться самостоятельно, возможно, кто-то по доброй воле согласится остаться с ними, — резко ответил Гектор. Мрачный голландец начинал его раздражать.

В ту ночь мало кому спалось хорошо. Оказаться на твердой земле — ощущение было странное и тревожное. Людям не давали заснуть звуки тропического леса: хруст — ветка обломилась, треск посильнее — упало старое дерево, другие непонятные шумы — дикие животные пробираются сквозь джунгли.

Незадолго до рассвета всех разбудила отвратительная какофония. Похожие на карканье и кудахтанье звуки были такими странными, что Дан вылез из палатки посмотреть, что вызвало такой переполох.

— Идите-ка посмотрите на них! Это самые странные птицы, каких мне только доводилось видеть, — сказал он, вернувшись через несколько минут.

Индеец повел друзей вдоль берега реки к невысокой рощице. Крики становились все громче и громче, и наконец они увидели птиц. На ветках деревьев их было не меньше сотни. Они толкались, перелетали с ветки на ветку, продолжая оглушительно галдеть.

— На наших ворон похожи, — прошептал Гектор Изреелю.

— Шептать не обязательно, — сказал Дан. — Они не обратят на нас внимания. Возможно, они никогда еще не видели людей.

Одна из птиц затихла на секунду, и Гектор зажмурился, решив, что у него двоится в глазах: ему показалось, что у этой твари две пары крыльев. Но, снова открыв глаза, он понял, что ошибся. Крылья были очень длинные, на вид жесткие, яркие, переливчато-зеленые. Вдруг птица не только раскрыла крылья, но и подняла торчком четыре длинных белых пера на спине, прямо как павлин, распускающий свой хвост.

— Чего это он так разволновался? — пробормотал Изреель.

— А ты как думаешь, мон ами? — с хитрецой спросил Жак. Птица перескакивала с ветки на ветку, распустив белые перья и хрипло крича. — Он старается произвести впечатление на вон ту темненькую скромную птичку напротив него. Это петух и курочка.

Внезапно самец перестал суетиться, вцепился в ветку ярко-красными когтями и, дрожа от страсти, распустил сверкающий зеленый воротник. Изреель захохотал:

— Ну вот, Жак! Прямо как те железные цыплята, — заело!

На следующей неделе Дан совершил несколько разведывательных вылазок. Он обследовал обширную территорию вокруг лагеря, долгие часы пробродив по болотистой местности у подножия огромных деревьев высотой восемьдесят-девяносто футов. Но следов человека не нашел. Остальные продолжали перевозить вещи с «Вестфлинге». Они взяли все, что могло хоть для чего-то пригодиться. Флюкту вернули его карты, альманахи, песочные часы и навигационные инструменты. Изреель и Штольк забрали мушкеты, порох и пули, а Жак, кроме того, что спас два медных котла и решетку-рашпер, не обращая внимания на насмешки Изрееля, вывез и часы с курицей и цыплятами. Тем временем диета из диких фруктов, назначенная больным, давала свои плоды. Пятерым членам команды «Вестфлинге» стало лучше. Вернулась подвижность суставов, опухшие десны стали немного меньше, хотя эти люди остались без зубов. Вскоре они уже смогли выходить из своей палатки, чтобы погреться на солнышке и даже чуть поразмяться.

— Все, кораблю конец, — заметил однажды Гектору Флюкт.

Это было утром, на десятый день после высадки на берег. Они вдвоем пошли к устью ручья взглянуть на разрушающийся «Вестфлинге». Судно накренилось еще сильнее, практически легло на бок, и в корпусе зияла пробоина. Грот-мачта упала. Выглядело судно довольно жалко.

— Пора начинать строить что-нибудь побольше ялика. Среди моих людей есть плотник, — сказал Флюкт. — Он сможет сделать большую лодку, чтобы в ней поместились все. Дерева хватит, — он кивнул на останки «Вестфлинге». — И можно будет вдоль побережья добраться до Тидоре.

Гектор уже хотел сказать, что о плотнике Флюкту стоило упомянуть раньше. Но его отвлек новый звук — ритмичное пение, негромкое, но постоянное. Он прислушался и различил плеск воды у берега, пронзительные крики птиц, что стояли на одной ноге на коралловом выступе… И вновь с порывом ветра до него донесся этот странный звук. Пели хором, множество голосов повторяло каждую музыкальную фразу по несколько раз. Ритмично и тяжело стучал барабан.

Флюкт тоже услышал пение. Он побледнел, лихорадочно оглядываясь по сторонам, потом посмотрел на море.

—  Хонги-точтен! — изумленно выдохнул он.

Гектор все еще ничего не понимал. Звук приближался, но трудно было разобрать, откуда именно он доносится. Внезапно разбитого корпуса «Вестфлинге» показалось нечто, очень похожее на гигантское насекомое, семенившее на двух рядах коротеньких ножек, с гневно поднятыми головой и хвостом. Приблизившись, «насекомое» превратилось в длинную, чем-то напоминавшую змею лодку местных жителей, а то, что казалось ножками, было веслами, взлетавшими и падавшими в воду. Два ряда гребцов сидело вдоль бортов основного корпуса, и еще, по крайней мере, шестьдесят — верхом на досках-сиденьях, укрепленных вдоль каждого борта на вынесенных распорках. Итого около сотни человек энергично орудовали своими веслами. Они пели, а барабанщик на палубе отбивал такт. Иногда звенели кимвалы. Напоминая резную фигуру, что украшает нос на европейских кораблях, на корме стоял человек в длинном развевающемся белом одеянии. Приставив руки рупором ко рту, он высоким визгливым голосом издавал воинственные крики.